Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

Он моргнул. Его лицо становилось бледнее. Но мне было все равно.

— Потом я понял. Она использовала мальчика, чтобы замутить мой разум. Сделать меня слабым. Поработить меня! Поэтому я ждал. И мы строили планы. Мой ум прояснялся, когда мальчик колдовал над другими. Поэтому я подождал, пока волшебный мальчик окажется далеко от нас. Это когда-нибудь должно было случиться. И я однажды сделал это. Отослал его с моими парнями. А пока его не было, я выступил против этой бабы. У меня легко получилось забрать Винделиара. Я отправил своих людей навстречу разведчикам и сказал им, что ему передать. Он работал над городом и не думал следить за мной. Я оставил его с нами, и она ничего не могла сделать. А на следующий день мы проверили его. Средь бела дня мы ограбили город, и жители ничего не заметили. Мы просто сказали Винделиару, что это то, чего пожелала та женщина. Будто она хотела, чтобы мы развлеклись. Чтобы он взял в городе все, что ему понравится, и съел все, что захочется. Он спрашивал нас, действительно ли это его истинный путь. Мы заверили его, что да, конечно. Это было так легко. Он был глупым, почти дурачком. Поверил нам.

Пленник откашлялся.

— Все могло сложиться отлично. Если бы не эта дура. Дура, да. У нее в руках был настоящий подарок. Тот мальчик, который мог туманить разум. Но она не использовала его так, как могла бы. Она хотела… твоего сына.

Я не стал поправлять его.

— Что стало с пленными? С женщиной, которую вы увезли, и ребенком?

— Дерзкий крысеныш. Я сбил его с ног. Уродливый маленький ублюдок. Глаза вылупит и смотрит. Сам виноват, что заболел.

Мне потребовалось все самообладание, чтобы не ткнуть ножом в его глаз.

— Ты поранил его?

— Сбил с ног. Вот и все. Нужно было сделать больше. Никто не смеет говорить… мне… так.

Он резко задохнулся. Губы его посинели.

— Что с ним произошло?

Он засмеялся.

— Я не знаю. В ту ночь все пошло не так. Это все проклятый Ходжен. Скулил и требовал женщину, как комнатная собачонка кусок еды со стола. Поэтому я отдал ему ее. Одну-то он заслужил. Она больно кричала. Кто-то привел волшебного мальчика. Он смотрел. Мы спросили, не хочет ли он попробовать. Потом та баба. Двалия. Побежала, орала, что у нас нет чести. Что мы не мужчины, — он посмотрел на меня. — Я больше не мог ее переваривать. Двое из моих людей схватили ее, потому что она бросилась царапаться. Мне было так смешно смотреть на нее, вертится между двух мужчин, с толстыми грудями и животом как пудинг. Я сказал ей, что мы можем доказать ей, что мы мужчины. Начали раздевать ее. И все… пошло плохо. Страх. Наверное, это был мальчик. Он был связан с ней крепче, чем мы думали. Он затопил нас своим собственным страхом. Страх чувствовал каждый. Бледные люди начали кричать. Разбежались, как кролики. А эта Двалия… Орала на них. Орала на своего волшебного мальчика. Просила его забыть все, что мы ему обещали, забыть обо мне и вернуться на путь.

Он повернулся и посмотрел на меня. Его седые волосы выбились из-под шерстяной шапки и мокрыми прядями облепили лицо.

— Мои люди забыли меня. Я стоял, выкрикивал приказы, но они бежали мимо, будто меня и не было. Они отпустили Двалию. Может быть, ее они тоже больше не видели. Она позвала волшебного мальчика, и он пошел к ней, как побитая собака.

Он помотал головой, уминая снег под затылком.

— Никто меня не слышал. Кто-то врезался в меня, поднялся и продолжал бежать. Мои солдаты гоняли бледных людей. Будто все разом сошли с ума. Лошади срывались с привязи. А потом… потом мои парни начали драться друг с другом. Я пытался остановить их. Но они не слушали меня. Они меня не слышали. И не видели. И мне осталось только наблюдать. Мои люди, мои лучшие воины, братья по оружию уже более четырех лет… Они убивали друг друга. Кто-то пал. Кто-то убежал… Мальчик свел их с ума. Это он сделал меня невидимым для них. Наверное, Двалия и этот мальчишка не понимали, что только я могу управлять этими солдатами. Без меня… Двалия бежала и бросила остальных на произвол судьбы. Вот что я думаю.

— Женщина и ребенок, которых вы увезли из моего дома. Что делали они? Они все еще в руках бледных?

Он улыбнулся. Я прижал острие клинка к его горлу.

— Рассказывай все, что знаешь.

— Что знаю… кое-что я знаю очень хорошо, — он пристально посмотрел на меня.

Его голос понизился до шепота. Я наклонился ближе, чтобы услышать его.

— Я знаю, как умирают воины.

И он резко дернулся к лезвию, пытаясь перерезать себе горло. Я отдернул нож, убрал его в ножны и усмехнулся:

— Ну нет, пока ты не умрешь. И вообще не умрешь, как воин.

Я встал и повернулся спиной к нему, будто фермер, оставивший связанную свинью перед убоем.

Глубокий вздох.

— Ходжен! — заревел старик.

Я отошел от него, крепко сжимая меч Верити. Пусть кричит, если хочется. Погрозив ему пальцем, я повернулся ко второй своей цели. Меч или топор? Внезапно оказалось, что меч Верити — единственное решение.

Ходжен поднял голову и смотрел в сторону лесной дороги. Наверное, ждал, когда вернутся остальные. Не стоит дожидаться того же.

Мои годы тихой работы убедили меня в том, что удивление жертвы — это самый лучший прием. Держа наготове меч, я тихо двинулся в его сторону. Что заставило его повернуться? Может быть то самое ощущение, которое появляется у солдат, чувство, похожее на Уит или Скилл, или на то и другое сразу? Это не важно, главное — неожиданность исчезла.

Возможно, теперь мой второй любимый прием — бросать вызов человеку, который не может стоять на ногах, не опираясь на меч, украденный с моей стены. Увидев меня, Ходжен выронил топор, схватил меч, воткнутый в снег рядом, и бросил мне вызов. Я остановился, наблюдая, как он старается устоять на здоровой ноге, держа меч наготове. Я улыбнулся ему. Он не мог драться со мной, пока я не приведу драку к нему: ни двигаться вперед, ни наступать на раненную ногу, не опираясь на меч, как на палку. Я стоял и смотрел на него, пока он не опустил меч и постарался не слишком налегать на него.

— Что? — закричал он.

— Ты взял кое-что мое. Я хочу вернуть это.

Он непонимающе смотрел на меня. Я изучал его. Красивый мужчина. Белые зубы. Светло-голубые глаза. Его длинные пшеничные волосы были заплетены в косички и украшены какими-то амулетами. Меня бросило в дрожь, когда я понял, кто это. «Красивый мужчина», который насиловал женщин в моем поместье. Тот, кто напал на Шайн, и, в свою очередь, стал жертвой нападения бледных людей. И теперь он был моим.

— У меня нет ничего твоего.

Я покачал головой.

— Ты сжег мои конюшни. Ты прошел через мой дом. Этот меч ты забрал у моего кузена Ланта. Ты насиловал женщин моего дома. А уходя, ты украл женщину и ребенка. Я хочу их вернуть.

Какое-то время он молча смотрел на меня. Я сделал шаг. Он поднял клинок, но боль, которой он заплатил за это движение, отразилась на его лице. Мне это очень понравилось.