Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

— Веди себя тихо, — сказал я ей, и она послушалась.

Лошади проводили ее глазами, а я проскользнул за белые палатки.

К первой я подошел сзади. Уит подсказал мне, что живых в ней нет. Пригнувшись, я разрезал ткань. Внутри лежали разворошенные одеяла и меха для сна. И тело. Она лежала на спине, раскиданные ноги рассказали о ее судьбе. Тускло серели волосы. Никакого блеска. Двенадцать мертвых Белых. У нее было перерезано горло. В этом лагере что-то пошло не так. А Би оказалась в центре всего этого. Я двинулся к следующей палатке.

Эта сохранилась лучше. И снова я потянулся к ней и снова не ощутил никакой жизни. Мой нож с шуршанием разрезал ткань. Я сделал надрез крест-накрест и расширил его, чтобы впустить внутрь свет. Никого. Только пустые одеяла и меха. Мешок для воды. Чья-то расческа, теплый носок, брошенная шапка. Запах. Не Би. Би всегда пахла очень слабо. Нет, это запах Шайн, ускользающий след одного их ее любимых тяжелых ароматов. С ним мешался запах, но мне хватило, чтобы понять, что она была здесь. Я разорвал ткань и вошел внутрь. Сильнее всего запах был в углу, а на шкурах рядом я уловил еле слышный запах Би. Я поднял одну, прижал к себе и вдохнул. Би. И запах болезни. Мой ребенок болел.

Пленница. Больная. И пропала. Холодный убийца во мне сражался с испуганным отцом. Внезапно они слились, и любые сомнения в том, что я могу и должен сделать, чтобы вернуть Би, исчезли навсегда. Все, что угодно. Я должен сделать все, чтобы вернуть своего ребенка. Все.

Я услышал звуки за палаткой. И застыл, еле дыша. Потом вышел наружу так, чтобы увидеть весь лагерь. Чалсидианский солдат только что сложил дрова рядом со старым кострищем, самому близкому к маленьким палаткам. Он опирался на меч. Когда я увидел его, он со стоном опустился на одно колено. Его другая нога, крепко перевязанная, мешала ему опуститься ниже, чтобы раздуть угли. Тогда он наклонился вперед, пытаясь ногой расшевелить их. Через мгновение показалась крошечная струйка дыма.

Он отламывал щепки и бросал в занявшийся огонь. Когда он вновь наклонился, чтобы расшевелить его, толстая светлая коса упала вперед. Выругавшись, он подобрал ее и спрятал под шапку.

Внезапно шевельнулся полог другой палатки. Из нее вышел старик, седые волосы его торчали из-под шерстяной шапки. Он тяжело выпрямился.

— Эй, ты! Ходжен! Приготовь мне еду.

Человек, разводивший огонь, не ответил. Он не просто не обратил внимания на окрик, казалось, он его даже не слышал. Оглушен? Что же здесь произошло?

— Посмотри на меня! — почти завизжал старик. — Ходжен! Приготовь мне горячего! Где остальные? Отвечай мне!

Тот, кого он назвал Ходженом, даже не повернул голову. Вместо этого он взял меч и неловко выпрямился. Не взглянув на кричащего мужчину, он похромал к лошадям. Проверил коновязь, то и дело поглядывая в лес, будто ожидая кого-то. Затем он направился к упавшему дереву, мертвые ветви которого торчали над снегом. Он медленно пробирался сквозь рыхлый снег, пока не дошел до него, и попытался наломать ветвей для костра. Он работал одной рукой, а второй опирался на свой меч. Нет. Это не его меч. Это моймеч. С первого мгновения я знал, что это лезвие — именно то, что так долго висело над каминной полкой в моем кабинете в поместье. Теперь оно служило костылем для чалсидианского наемника.

— Ответь мне-е-е-е! — заревел старик, но солдат не обращал на него внимания. Вскоре старик замолк и, тяжело дыша, с гордым видом прошел к костру. Он протянул к огню шишковатые ладони, потом подбросил еще одну ветку. Рядом валялся кожаный мешок. Он порылся в нем и вытащил ломтик сушеного мяса. Посмотрев в сторону солдата, он свирепо впился в еду зубами.

— Когда ты вернешься к этому огню, я убью тебя. Я вобью свой меч в твои кишки, ты, подлый трус! Тогда посмотрим, как ты будешь не замечать меня. — Он глубоко вздохнул и взревел: — Я твой командир!

Я снял со спины боевой топор и поднял его. Затем, тихо, но не скрываясь, я прошел по нетронутому снегу вглубь лагеря. Старик так увлекся, выкрикивая чалсидианские ругательства, что не видел меня, пока я не оказался так близко, что мог дотянуться топором. Очевидно, он не привык к тому, чтобы на него не обращали внимания и не слушали. Командир, надо же. Увидев меня, он вздрогнул и выкрикнул предупреждение Ходжену. Я бросил взгляд в сторону солдата. Ходжен не подал виду, что услышал его. Старик повернулся ко мне. Я молча посмотрел в его глаза.

— Ты видишь меня!

Я кивнул и улыбнулся.

— Я не призрак! — объявил он.

Я пожал плечами и тихо ответил:

— Пока нет.

И многозначительно поднял топор.

— Ходжен! — взревел он. — Ко мне! Ко мне!

Ходжен продолжал бороться с веткой, дергая ее взад-вперед, тщетно пытаясь выломать ее из упавшего дерева. Я улыбнулся еще шире.

Старик вытащил меч. Я понял, что смотрю на меч Верити. Никогда не видел его с такой стороны. Меч моего дяди, его последний подарок, который я носил столько лет. И теперь он угрожал мне. Я отступил. Я бы с радостью изрубил в куски этого парня, но не хотел, чтобы пострадал прекрасный клинок. Мое отступление зажгло искры в глазах старика.

— Кишка тонка! — крикнул он мне.

Я выдохнул в ответ:

— Вы вторглись в мой дом. Ты держишь мой клинок. Еще из моего дома вы увезли женщину и маленькую девочку. Я хочу их вернуть.

Его злило то, что я говорю негромко. Он хмурился, пытаясь разобрать мои слова, затем крикнул:

— Ходжен!

Я произнес еще тише:

— Не думаю, что он тебя слышит. И вряд ли он тебя видит. — Потом наобум произнес: — Волшебник сделал тебя невидимым для него.

Его рот на мгновение раскрылся. Жало впилось в больное место.

— Я убью тебя! — пообещал он.

Я покачал головой.

— Где они? Те, кто обокрал меня?

Я выдохнул вопрос, медленно двигаясь в сторону, и его глаза следили за мной. Меч он держал наготове. Хорошо ли он дерется? Не представляю. Я учел его возраст и скованные движения.

— Сдохни! Сдохни или беги вслед за остальными! — Он повернул голову и снова закричал: — Ходжен!

Моя улыбка превратилась в оскал. Я наклонился, схватил пригоршню снега, смял его в комок и бросил в него. Он уклонился, но недостаточно быстро. Снежок ударился в его плечо. Мой противник оказался неуклюжим и медленным.

Он шагнул ко мне, держа меч наготове.

— Остановись и дерись! — потребовал он.

Я передвинулся к дальней стороне палатки, подальше от глаз Ходжена. Старик медленно двигался вслед, не сводя глаз с меня и своего оружия. Я на мгновение опустил топор на снег, проверяя, можно ли обмануть его, но он не приблизился. Одной рукой держа топор, второй я вытащил нож и воткнул лезвие в ткань палатки. По ней пополз длинный надрез, и палатка провисла.

— Прекрати! — взревел он, увидев, что его убежище разрушено. — Остановись и сражайся, как мужчина!