Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

Затем, как робкие мышки, его искалеченные руки подкрались к краю стола, и осторожно двинулись вперед, пока не наткнулись на край тарелки. Они легко ощупали блюдо, изучая. Он достал кусок мяса и положил его в рот. Я хотел было сказать, что вилка лежит рядом, но остановил себя. Он это знал. Не стоит поправлять измученного человека, даже если он по-детски неумел. Руки двинулись в сторону в поисках салфетки и нашли ее.

Какое-то время мы ели в тишине. Закончив с тем, что было на тарелке, он тихо попросил нарезать ему еще немного мяса и хлеба. Пока я это делал, он вдруг спросил:

— Итак, как сложилась твоя жизнь, пока меня не было?

На мгновение я замер. Потом переложил нарезанное мясо в его тарелку.

— Это была просто жизнь, — я сказал, и поразился, как твердо прозвучал мой голос. Я подыскивал слова. Как можно кратко рассказать про двадцать четыре года? Как можно описать ухаживание, брак, ребенка и вдовство?

Я попробовал.

— Так вот. С последнего раза, как мы расстались? Я заблудился в Скилл-колонне на пути домой. Переход, занимавший миг, растянулся на несколько месяцев. Когда колонна наконец выплюнула меня, я был почти безумен. А несколько дней спустя, когда я оклемался, то узнал, что ты приходил и вновь ушел. Чейд передал мне твой подарок, вырезанный камень памяти. Потом я наконец-то встретился с Неттл. Сначала все было не очень хорошо. Я… ну, я начал ухаживать за Молли. Мы поженились.

Слова иссякли. И, хоть я очень сжато рассказал свою историю, мое сердце сжалось от осознания, сколько же я имел и сколько потерял. Я хотел сказать, что мы были счастливы, но никак не мог произнести это в прошедшем времени.

— Сочувствую твоей утрате.

Обычные слова прозвучали у него очень искренне. Это застало меня врасплох.

— Откуда ты…

— Откуда я знаю? — он недоверчиво хмыкнул. — Ох, Фитц. А зачем же я оставил тебя? Чтобы у тебя появилась жизнь как можно ближе к той, которую я всегда видел после своей смерти. Во многих вариантах будущего, после моей смерти, я видел, как ты неустанно ухаживаешь за Молли, возвращаешь ее, и, наконец, получаешь долю счастья и благоденствия, которая всегда ускользала от тебя, пока я был рядом. В большинстве вариантов будущего я видел, что она умрет, и ты останешься один. И все же это не отменяет того, что было, и это — лучшее, что я мог пожелать для вас. Годы с твоей Молли. Она так любила тебя.

Он снова принялся за еду. Я сидел неподвижно. В горле застрял плотный комок, и я чуть не задохнулся от боли. Даже вздохнуть стоило немалых усилий. Пусть слепой, но, думаю, он понимал мое страдание. Он ел медленно и долго, будто растягивая еду и тишину, в которой я так нуждался. Последним кусочком хлеба он тщательно протер тарелку. Доев, он вытер пальцы о салфетку и потянулся за вином. Подняв бокал, он потягивал вино, и на лице его читалось блаженство.

— Я очень смутно помню вчерашний день, — поставив бокал, произнес он спокойно.

Я молчал.

— Думаю, я шел почти всю предыдущую ночь. Я помню снег, и помню, что не должен был останавливаться, пока не найду какого-нибудь пристанища. У меня была хорошая палка, а когда человек слеп и хромает, это помогает больше, чем кажется со стороны. Мне до сих пор трудно ходить без палки. Я знал, что я на дороге к Приречным дубам. Теперь я припоминаю. Мимо меня проехала телега, возница ругался и кричал, чтобы я ушел с дороги. Я отошел. Потом отыскал следы его телеги на снегу, и подумал, что если пойду по ним, они приведут меня к какому-нибудь крову. И я пошел. Мои ноги совсем онемели, боль почти пропала, но я стал часто падать. Думаю, в Приречные дубы я пришел ближе к ночи. На меня залаяла собака, кто-то прикрикнул на нее. Следы телеги привели к конюшне. Я не мог попасть внутрь, но рядом была куча соломы и навоза, — он на мгновение сжал губы, а затем криво усмехнулся: — теперь я знаю, что солома и навоз — это тепло.

Я кивнул, а затем вспомнил, что он не может видеть меня.

— Так и есть, — вслух признал я.

— Я немного поспал, и проснулся, когда город вокруг начал пробуждаться. Я услышал пение девушки и узнал одну и самых старых песенок Зимнего праздника, еще с тех времен, когда я жил в Баккипе. И поэтому понял, что будет хороший день для того, чтобы просить милостыню. Праздники смягчают сердца некоторых людей. Я думал заработать немного денег, найти еды, а потом, если получится, узнать у кого-нибудь дорогу в Ивовый лес.

— Так значит, ты шел, чтобы найти меня.

Он медленно кивнул. Его рука снова потянулась к бокалу. Он нащупал его, осторожно отпил и поставил обратно.

— Конечно, я шел, чтобы найти тебя. Вот. Я начал было просить, но лавочница потребовала, чтобы я убрался подальше. Я знал, что должен уйти. Но я так устал, а место, где я устроился, защищало от ветра. Ветер — это ужасно, Фитц. Холодный день можно вытерпеть, но воздух становится настоящим мучением, когда поднимается ветер.

Его голос стал тише, он ссутулился, будто даже память о ветре могла его заморозить.

— Тогда… Подошел мальчик. Он дал мне яблоко. Потом лавочница начала ругаться и стала звать мужа, чтобы он прогнал меня. И мальчик помог мне отойти от двери. И…

Шут замолчал. Его голова задвигалась из стороны в сторону. Думаю, он не подозревал об этом. Это напомнило мне гончую, вынюхивающую потерянный след. Потом он печально воскликнул:

— Это было так ярко, Фитц! Он и был сыном, которого я искал. Мальчик прикоснулся ко мне, и я мог видеть его глазами. Я чувствовал в нем силу, которой он когда-нибудь сможет пользоваться, если его обучить, и если он не попадет в руки Слуг. Я нашел его, и я не мог сдержать свою радость.

Желтоватые слезы медленно полились из его глаз и покатились по изрезанному шрамами лицу. Я слишком хорошо помнил о просьбе, которую он передал мне через курьера: чтобы я нашел «нежданного сына». Его сын? Его ребенок, несмотря на все, что я знал о Шуте? С тех пор, как его курьер добралась до меня, а потом умерла, я обдумывал дюжину вариантов, кто мог быть матерью такого сына.

— Я нашел его, — продолжал Шут. — И потерял его. Когда ты напал на меня.

Волна стыда и вины захлестнула меня.

— Шут, прости меня. Если бы я узнал, я ни за что бы не бросился на тебя.

Он покачал головой. Скрюченная рука нашарила салфетку. Он протер лицо. Его голос стал похожим на воронье карканье.

— Что случилось, Фитц? Что… вынудило тебя попытаться убить меня?

— Я принял тебя за кого-то опасного. Кто может обидеть ребенка. Я вышел из таверны, искал свою маленькую девочку.

— Маленькую девочку? — прервал он меня недоверчивым возгласом.

— Да. Мою Би, — несмотря ни на что, я улыбнулся. — У нас с Молли есть ребенок, Шут, крошечная девочка.

— Нет, — непреклонно заявил он. — Нет, ни в одном из вариантов будущего я не видел у тебя еще одного ребенка.