Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть четвертая [litres]

– А Бруно? – внезапно развеселился Фельсенбург. – Он ведь тоже взаймы, и как бы не больше.

– Только не у Создателя, – уточнил палач, – а у вас и Ворона этого. Сам ведь до беды и довел! Фок Вирстена распустил и его преосвященству не верил, вот и пришло вразумление.

Да уж, вразумленьице! Мало того, что куча трупов, еще и посуду перебили… Кесарский фарфор, это вам не кот чихал. Адъютантов новых наберем, а где в Гельбе тарелку с серебром взять? Хорошо хоть портьеры отстирали…

– Сударь, – Киппе понял, что с хозяином что-то не так, но почему – не сообразил. – Прошу меня простить, зря я про господина фельдмаршала заговорил.

– Не зря, – буркнул Руппи, въезжая в ворота, у которых ждал высокий человек, в сумерках показавшийся братом Орестом.

– Добрый вечер, полковник, – поздоровался он, когда Руппи поручил не слишком довольного Морока конюху. – Можете называть меня отец Филибер. Его преосвященство вас ждет, но, возможно, вы для беседы слишком устали?

– С чего бы? Киппе, я отцу Луциану про вас скажу, а пока устраивайтесь. Отец Филибер, я вполне готов к разговору. Постойте! Это ведь вы узнали про измену фок Гетца? Как ваши раны?

– Их больше нет, хотя еще немного, и не было бы уже меня.

На сей раз отец Луциан занял мезонин, в котором имелось аж три комнатки. В самой дальней был накрыт стол – кормить наследника Фельсенбургов у «львов» вошло в привычку.

– Мир тебе, – стоящий у печки епископ обернулся и неторопливо двинулся навстречу, – хотя бы на ближайший месяц. Что фельдмаршал?

– Теперь за него отвечает Рауф. Чтобы добраться до Бруно снаружи, нужно не меньше полка, а внутри изменников остаться не должно.

– Их не осталось, – обнадежил адрианианец, однако развивать свою мысль не стал. – Говорить лучше за ужином. Как ты помнишь, в ордене Славы никто никому не прислуживает.

– Я помню, – не стал чиниться Руппи, усаживаясь за стол. – А вот что я могу забыть, так это спросить вас про Симона Киппе. Он не уверен, что отпущение, которое вы дали нам за Вирстена, правомочно.

– Об этом можно рассуждать долго, – епископ разломил лепешку и неторопливо принялся намазывать маслом. – По большому счету грехи отпускает Создатель, вернее, отблеск его, что именуется совестью и пребывает с некоторыми из нас от рождения до смерти. Те, чья совесть не слепа и не чрезмерна, помнят свои вины ровно столько, сколько нужно. Они не простят себя прежде времени, кто бы ни отпустил им грехи, и не осудят зря, кто бы их ни обвинял. Эти люди готовы в любой миг предстать пред Создателем и не нуждаются в слугах Его. Таков, по мнению святого Оноре, с которым я полностью согласен, герцог Алва. Очень возможно, со временем станешь таким и ты, но у большинства совести либо слишком много, либо нет вовсе. Отсюда и нужда в законе и в страхе хотя бы пред высшим судом, это не откроет бессовестным двери в Рассвет, но послужит уздой, пока они еще средь живых.

– Мне кажется, я сразу и понимаю, и нет. – Руппи тоже приналег на лепешки, но маслу предпочел соус. – Но как быть с папашей Симоном?

– У него совести чуть больше, чем следует, и к тому же она привыкла ходить одной и той же дорогой. Как лошадь булочника, что каждый день без понуканий идет от дома к дому. Если за ночь один из домов сгорит или на дорогу упадет дерево, она растеряется. Симон Киппе всегда жил по совести, но ему казалось, что он живет по уставу гильдии и законам кесарии. И вдруг фельдмаршал, живое воплощение закона, требует от мастера переступить через, как тому кажется, Благословенный список, а на самом деле – через совесть. Мастер отказывается, но чувствует вину и хочет получить подтверждение своей правоты.

– Вы подтвердите отпущение?

– Разумеется, хотя Киппе вполне способен без него обойтись, вот с твоим адмиралом дело зашло слишком далеко. Алва готов отпустить его с подходящим священником, но я не уверен в убедительности оставшихся в моем распоряжении братьев.

– Я тоже… – Как же просто все было год назад! – Адольф… Шаутбенахт фок Шнееталь велел мне спасать адмирала цур зее. Нам показалось, что он умирает, и я решил сдаться. Тогда Олаф радовался, что остался в живых и не сомневался в своем решении. Мы не могли бросить караван и уйти… Эскадру погубил шторм, но если б она сбежала, нас бы следовало перевешать, начиная с командующего!

– С кем ты споришь?

– Сам не знаю. Я обрадовался, когда Альмейда меня отослал к своему регенту, потому что это было… невыносимо!

– У адмирала цур зее Кальдмеера оказалось больше совести, чем нужно ему и Дриксен. Страх ошибки, чужой боли, греха или того, что названо таковым, ведет в Закат столь же верно, сколь и равнодушие. Ты отдаешь себе отчет в том, что тебе предстоит? Именно тебе?

– В общих чертах. Армию по дороге более или менее подчистили, после боя это оказалось не так уж и трудно, но нам придется стоять в Доннервальде, а в городе случился мятеж, и без белоглазых там тоже не обошлось. Сдать Доннервальд Гетцу заговорщикам не позволили, но, как теперь ясно, твари способны до поры до времени сидеть тихо. Значит, прежде чем устраиваться на зимовку, город нужно окончательно вымести. Бруно договорился с Вороном, что нам помогут тот парень, который заставил эту сволочь сорваться в церкви, и его сестра. Сам фельдмаршал появится в Доннервальде, когда все уже будет в порядке, он не желает присутствовать при ловле, тем более что нечисть придется искать не столько среди военных, сколько среди городских, а это по большей части талигойцы из негоциантов. Те, кто знает дриксен и имел дело с мятежниками, которые подхватили зелень от посланцев фок Гетца. Да, если я правильно понял командующего, а командующий – вас, я должен действовать вместе со «львами».

– Принца Бруно ты понял верно, – подтвердил отец Луциан, – а вот меня – нет. То, что до возвращения фельдмаршала в городских верхах не останется белоглазых, даже не обсуждается, но я спрашивал о другом. Отдает ли Руперт фок Фельсенбург себе отчет в том, кем он становится, если уже не стал, для армии и кесарии?

– Мне говорили, – заверил Руппи, берясь за мясо, что, к счастью, требовало определенного сосредоточения. – В том числе и вы перед первым поединком с эйнрехтцами. Я – талисман армии и должен побеждать, по возможности с блеском.

Валмонец выглядел таким обреченным, что Арлетта не выдержала и заверила беднягу, что его по возвращении не скормят борзым. Тот поблагодарил, но как-то печально, видимо, не поверил.

– Проэмперадор Юга понимает, что зимой на севере бывают бураны, – развила свою мысль графиня Савиньяк. – Вам еще повезло, вы опоздали всего на несколько дней.

– Я опоздал к Излому, – здоровенный детина продолжал упорствовать в своей безнадежности, – остальное неважно.