Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

Токмо стоило ему тудыка ентов палец сунуть, а опосля вынув егось оттедась, обнюхать, аки вон громко завизжал и кинулси уприпрыжку к реке. Быстренько подскочив к бережине Гуша торопливо сунул у воду испачканный палец, и чуть слышно захлипал носом.

— Чавось тако? — взволнованно выдохнул Сом и шагнул ближее к Гуше.

— Жжётси…жжётси, — захлёбываясь слезьми и хлюпаньем, откликнулси шишуга и подняв уверх главу воззрилси на Сома разнесчастно-опухшими глазьми.

— От… и выдумывать ты горазд, — сёрдито отметил Сом, и, повернувшись к соотчичам, подушечками пальцев провёл по краю ожога на щеке да молвил, — братцы давайте вотсюда вуходить… Пройдем чуток уперёдь и встаним на ночлег сторонь иного источника… А то Былята прав… вельми тут смярдить.

— А як же шамать? — в тот же миг, перьстав усяки хлюпанья, вопросил обиженно Гуша и оттопырив кдолу нижню губу, осуждающе посотрел на Сома.

— А шамать… шамать будём завтры, — вответствовал за Сома Былята и немедля поднялси с присядок.

Не дюже мудурствуя странники сбрали свои вещи, энто то чё не вуспело сгореть от вугня Цмока, попрощалися с прахом Щеко и вутправились дальче. Перьбравшись уброд чрез речушку, оная оказалась паче мелкой левее стоянки, пошли уперёдь по евонтим неприглядным взору сереющим землям. Белы облака хоронившие увесь денёк Ра, также стали скрывать и вступившие на небесну твердь звёздны светила да месяц, каковой дня два назадь явилси у ноченьке тонким серпом. Кады ж и совсем стемнело, да окромя чёрногу мраку ничавось околот шедших путников стало не видать, расположилися на привал. Перво-наперво развели два костерка, благо у торенке довелось срубить стволы ив и берёз, да сняв с собя мокру одёжонку, начали вубсыхать и сугреватьси посторонь тёплого огня, сказочной и могутной силой которой повелевал Бог Семаргл сын Сварога. Почитавшие Семаргла як Асура огненных жертвоприношений (без кровных и дарёных токма от труда свово), хранителя жилищ и домашнего очага, беросы имячко эвонтого Бога старалися произносить вельми редко, опасаясь евось недовольству. Занеже считалось, Семаргл живёть не у Небесной Сварге, а средь людей и у любой миг могёть вмешатьси у человечьи жизти. Было ащё тако преданье, шо кадысь Бел Свет Сварог населил людьми… сотворив Мужа и Жёну, вроде як из двух веточек, меж ними пролетел порывом ветра Семаргл рассыпав малюсенькие раскалённые искорки от коих разгорелось ярким огнём у то первое пламя любви. Слегка обогревшись у вогня, Сеслав смазал ожоги на руке Быляты и щеке Сома оставшейся от Лепея живицей, да вугостил мальца и шишугу хлебцем друда, оно як усе други путники от негось вотказалися.

Отрок, одначе, съел хлебушек с большой радостью, он покудова ищё прерывисто вздрагивал усем телом, хотясь и сидывал укрытый охабнем, благось тот осталси у время битвы со змеем на бережине и почитай не вымок. Ускорости мальчонка склонил главу на подстеленный, нарочно срубленный для теплоты, камыш, и от усталости да перьжитого скоренько вуснул. Токась сон не принёс облегчения душе мальчика, и виделась ему, у той запредельной грёзе, сера здоровенна туча из которой вырывалси огромадный, злобный Цмок. Змей был без главы, и почемуй-то с крылами. Вон прерывчато ими взмахивал, опускаясь к Борилке, точно разрывая плотны воблака на части, и зычным цмокающим гласом требовал вярнуть яму голову. Энтов до зела страшный сон, у кыем Борюше сице и не вудавалось не тоабы убежать, но даже двинутьси с места, будто ноги егось вросли у землюшку, повторялси множество раз. И кадысь, у последний раз, из серой тучи, располосовав её надвое, показалси Цмок, а на егось оперённой шее сидела чёрная, обгоревшая и вжесь без волосьев голова дядьки Щеко с сомкнутыми очами и словно кака-то скукоженная, малец рванулси уперёдь, громко вскрикнул и абие пробудилси. Было ащё ранее утречко, златисто-кумачная полоса показалася на встоке Бел Света, маленечко озарив плоские земли сурового края.

Мальчишечка поднялси с лежака и вуселси, сонно поёжилси усем телом, да перьдёрнул плечьми, вжимаясь у холст охабня. Неторопливо повертав главой, он вупёрси взглядом у лицо сидящего супротив няго Краса, нынешней ноченькой дозорившего, и оный, увидав пробудившегося Борилу, чуть слышно вопросил:

— Чавось сон сквернёхонький измучил?

— Агась, — ответствовал мальчик и посотрел у бок, на тогось кто лежал подле и настырно тулилси к няму. — Гуша, — вымолвил отрок, обозревая скрюченный вид шишуги, который продолжаючи дремать, шарил рукой по лежаку у поисках чаво-нить тёплого.

— Гуша…Гуша…, — протянул Крас и покачав главой, сёрдито воззрилси на тогось. — Вон усё на тобя сверху норовил залезть полночи, я егось ужось раза три спихивал вубратно… Вернёхонько он на тобе давил… оттогось ты сны скверны и видал да вже так стонал, вскрикивал… Ну, да, ты, Борюша ложись покудова… оно як ранёхо ищё… А хошь могёшь приодетьси… я проверял рубаха и штаны твои обсохли… тока сапоги чуток сыроваты. Мальчоночка вубрадованно закивал и кадысь, поднявшийся с места, Крас протянул ему суху одёжу, принялси одеватьси. Поспешно скинув с собе охабень, он поначалу натянул штаны да стал медленно снуровать гашник, вставленный под отвёрнутую и пришитую кромку на ейном поясе, когды холодный ветер, будто б выскользнувший из порванных, комковатых, серых облаков, прибольно окатил льдяными каплями Борила по голой спине. Малец, тихонько охнув, усё ж не подал виду, шо егось обдало у тем морозным дыханием сёрдитого Позвизда. Вон торопливо натянул рубаху, да присел на преждне место, бойко накинув на плечи охабень, каковой шебуршащий по лежанке рукой шишуга, ужесь нащупал и днесь попыталси наволачить на себе. Однакось мальцу вудалось освободить охабень от руки Гуши, и прикрыть свову спину, которую наново лизнуло холодно дуновение ветра. Также скоренько мальчик укутал голы стопы у подвёртки, да вощутив усём теле теплоту, вуткнулси очами у костерок, на чуть-чуть замерев. Огненные рдяно-златые капли, будто стекали униз по горящим ветвям, чёрным стволам и пожухлым побегам мха, опадая к долу, прямо у тёмны древесны угольки. Машенькие искорки, выпрыгивая уверх, подхватывались порывами ветра и вуносились в заоблачны дали, кудый-то у неизведанные края… можеть в поселения друдов… а можеть в давно покинутый град Торонец. В усё ищё сумрачном небе блестели, едва заметно начиная тускнеть, звёзды, напоминающие знак Ярилы, такие ж пятипалые да с острыми концами. Мальчик, чуя надобность поспать ащё, вулёгси спиной на лёжанку, да воззрилси у тако неблизкое небушко, и немедля к няму приткнулси шишуга, сначала ослонившись о него главой, а вопосля правым боком.