Владимир Бабенко - Тень в тени трона. Графиня [SelfPub, 16+]

– Уважаемый господин Корн, как хорошо, что вы оказались дома, а могли ведь и не быт или вообще уехать из города, – весь вид прибывшего говорил: «Ну, болван, давай договариваться!»

До сознания Корна, наконец, дошел истинный смысл слов секретаря, а наглая улыбка на его лице породила искру надежды – ему явно намекали, что за небольшое вознаграждение можно спасти свою репутацию, немного поступившись совестью.

Пройти в соседнюю комнату, достать кошелек и молча положить на стол перед прибывшим чиновником четыре серебряных гульдена много времени не заняло.

Секретарь презрительно покачал головой: «Вы что, мужчина, меня за придурка держите?» – ясно читалось в его глазах.

Помедлив пару мгновений, доктор решительно добавил еще два гульдена, давая понять, что больше он ничего давать не намерен.

– Так вас не было дома? Стучал, стучал, а никто не отвечает – должно быть, по делам уехали? – скорчив глупую рожу, поинтересовался прибывший посланник.

Корн согласно кивал и вскорости гонец отбыл восвояси, а Корн, собрав вещи в саквояж, выскользнул через черный ход и, тщательно пряча лицо, устремился прочь от своего дома.

В это же время в дом княгини Турчиновой постучали так же яростно. Прибывшая девушка, всхлипывая и обливаясь слезами, изложила суть дела. Сборы были коротки, и уже через четверть часа квартет женщин стоял на пороге дома начальника порта.

А в доме был полный кавардак. Масса народа носилась по дому, орала, вопила и обливалась слезами. В комнате, где находилась роженица, было не лучше. На несчастную повитуху орали все, кому не лень. Проклинали неумеху и взывали о помощи, обращаясь уже к Господу Богу.

В общем, картина в точности напоминала пожар в провинциальном борделе во время наводнения.

– Все вон! – громкий властный голос княгини Турчиновой, как ушат холодной воды, как звук хлыста, заставил всех замолчать.

– Вон, я сказала! – зашипела княгиня, и толпа попятилась к выходу.

– Ты останься, – кивок в сторону повитухи.

– Как скажете, госпожа, – запищала повитуха.

Голос прибывшей женщины был такими решительным, и столько силы и власти звенело в нем, что неповиноваться ему было решительно невозможно.

Появилась госпожа, и все безропотно приняли ее господство, кстати, включая и самого Петерсона, правда в первую минуту. Потом шок у него прошел, и он смог соображать.

– Горячей воды и побольше. Чистые полотенца и простыни, – команды следовали одна за другой, и прислуга принялась их выполнять.

А в это время Даша провела подробный осмотр роженицы, опираясь на сведения повитухи, которая была в панике первые мгновения, но спокойный и уверенный тон девушки успокоил ее.

Даша выяснила, что воды отошли утром, ребенок расположился боком, и пуповина перехлестнула его шейку и ножку. Освободить его от перехлеста и повернуть правильно не получилось, и роженица окончательно потеряла силы.

Роды – тяжелое испытание для женщины и требуют от роженицы всех ее сил, и если их нет, то и родить она не сможет. Сейчас, похоже, был как раз этот случай.

– Ребенок умер, – закончила повитуха.

– Понятно! Моемся.

– Зачем? – повитуха была явно сбита с толку.

– А что мне ТУДА лезть с грязными руками? – усмешка девушки окончательно привела акушерку в себя.

«Слава тебе, Господи! Теперь если что, я и ни при чем вовсе, можно на нее все спихнуть», – подленький голосок внутри утешал пришедшую в себя женщину.

«Ну это мы еще посмотрим, не хорони раньше времени, а лучше мой руки и готовься к работе», – насмешливый голос внутри одернул подленький голосок. Повитуха вылупилась на девчушку, ясно понимая, что ее мысли для лекарки не являются секретом, их просто слышат и отвечают.

Пришлось повиноваться. Фыркнуть и, свалив все на прибывших женщин, явно не получилось. Время было упущено. Придется работать и отвечать на равных. Предстояли тяжелые и болезненные роды с непонятным концом.

Даша приступила в работе.

– Маковое молочко. Стакан.

Повитуха поднесла к губам Катрины Петерсон стакан с обезболивающим. Содержимое было выпито небольшими глотками. Тело расслабилось, из глаз ушли ужас и боль. Женщина поняла, что ее не бросят, за ее жизнь будут бороться, и ей стало не так страшно и одиноко.

Боковым зрением Даша опять увидела «подругу».

«Ты опять, хочешь ее забрать у меня?»

«Ну, ты же уже взяла одну жизнь».

«Нет, еще не взяла, но возьму, если отдашь».

«Так он жив!»

«А ты разве не видишь?!» – удивилась Смерть.

«Дура! Какая же я дура, поверила идиотке», – мысленно обругала себя княжна, проникая своим Даром глубже в тело роженицы.

На фоне сплошного красного пятна слабо мерцало зеленое пятнышко. Ребенок был жив. Пока жив.

Если вам говорят, что новорожденные дети ничего не соображают, знайте – это все вранье. Все они прекрасно понимают и рождаются уже со своим собственным характером, и даже находясь в утробе матери все слышат и все понимают.

Вот и сейчас малышу просто не хотелось покидать уютного, теплого, такого родного гнездышка и выходить в этот холодный, злой, наполненный криком и воплями мир. И он просто забрался поглубже в тело матери, а вот то, что пуповина захлестнула шейку и без малого не задушила его, это просто случайность. Хотелось же, как лучше, а получилось вот так.

Родить ребенка Катрин не могла, просто не было сил, поэтому Даша стала незаметно для повитухи – бабушка отодвинула ее плечом, закрывая пространство – подпитывать ее своей силой. Лицо роженицы порозовело, малыш тоже получил свою долю.

При родах главное – это руки врача, а они у Даши были идеальны. Сильные, гибкие, ловкие пальцы и небольшие узкие ладони.

Внимательно осмотрев родовой канал, Даша вошла в женщину, руки уверенно скользнули внутрь.

Так, неправильное положение плода. Малыш смог бы и сам повернуться, но пуповина, захлестнув ножку, мешала этому. Осторожно подцепив ее кончиком короткого ноготка, Даша сумела отодвинуть ее в сторону.

Повернув плод в нужном направлении, она смогла легко освободить шейку ребенка от петли пуповины. Малыш, получив силы от девушки, сам уже понял, что находиться в гнездышке ему вовсе не хочется, и уже самостоятельно рвался к выходу в новый мир, да и Катрин активно ему в этом помогала.

– Тужься, тужься, еще, – княгиня, забыв голландский, по-русски, с матерком благословляла Катрин, и она все отлично понимала.

– А-а-а… А!!! – вопль вполне нормальный, человеческий. И на руки княжны выскользнул ребенок. Весь в слизи. Но живой.

Шлепок по попке – и крик новой жизни огласил комнату. На глазах повитухи были слезы, когда ей передали на руки орущего младенца.

Роды еще не закончились, по крайней мере для матери. Нужно дождаться плаценты. Ну, вот и она. Растянуть, осмотреть – все нормально.