Юлия Дии - Маршал Конфедерации. Академия [SelfPub, 18+]

– Да? М - м - м - м… – фон Штауфен будто от гипноза очнулся, в себя пришёл. – Твоя правда, красавица. Это я так, не обращай внимания, расслабился, подустал чуток. Нас же именно за тем на подобные экстремальные стажировки и посылают, дабы мы превратились… Гм… Ну, ежели не в конченых упырей, то стали бы, по крайней мере, менее восприимчивыми, в идеале – максимально невосприимчивыми к чужой боли, лишениям, страданиям. Бесчеловечными вроде того и в то же время людьми оставались. Каковые качества, на мой взгляд, не особо коррелируют - то друг с дружкой. Ты… вот что… Выкинь - ка чушь всю эту из головки своей хорошенькой! Занесло меня, извини. Исправлюсь, мишуген фиш!

– Восемьдесят процентов, «бинго!» почти. Полёт нормальный, Ролик! Мы – люди привычные. Юрка, когда бухнёт, примерно те же песни военные запевает. А то, что курсанты гибнут и пропадают… Здесь же не институт благородных девиц, верно? Пиплов, вон, летом в лужах с перепоя тонет больше! О мотоциклетах вообще молчу! И… это… давай - ка лучше от темы не отклоняться более, ладно?

– Говорю ж тебе, сам не понимаю, что на меня нашло?! Наваждение какое - то! Так, на чём это мы?..

– Уже забыл?! Ха! На том, что Ширяев попёрся средь ночи кому - то на голову писать. К ближайшему орешнику, судя по всему. За новою метлой.

– Я, я, натюрлищ! Шишел - мышел, пукнул – вышел! Раз, два, три, четыре, пять – писать мы пошли опять! – раздухарился вдруг бош. – И где - то, значится, походя… – Роланд типа прислонился ухом к воображаемой поверхности. – Чу, жрица! Слышно чей - то говор! Ого! Нижнепрусский диалект! Интересно, интересно! Это чтобы никто, получается, не въехал? И чтоб никто не догадался, что эта песня о тебе - е - е - е! Промашка вышла у ребят, эдакий ма - а - аленький камуфлетик. Уж мы - то точно всем средневековым германским диалектам обучены! Как там? Девяносто есмь уже?

– Неа! Восемьдесят пять. С хвостиком.

– Успеется! У нас, как в песне товарища Войновича, в запасе ещё цельных четырнадцать минут! Из любопытства, примерно вот так же, припав ухом к палатке, случайным образом подслушал Юрасик гнилой базар, из коего совершенно явственно следовало, что львиная доля добычи проносилась мимо компанейских ртов, попадая прямёхонько в чей - то весьма объёмистый карман. Тиграм, выходит, не докладывают мясо?! Ух ты! Гм! Или в карманы? Чьи же?! Скрипучий препротивнейший вокал Зигфрида невольный наш, так сказать, свидетель, он же по совместительству – хе - хе! – соглядатай, вычленил сразу. Н - н - нда! Остальные же – конспираторы хреновы! – трусливо затихарились и бубнили, гады, едва слышно было. От же хурензоны! Вполне, в принципе, разборчиво, дабы уяснить гнусный смысл толковища, но недостаточно, понимаешь, для осуществления, назовём это по старой доброй памяти, оперативно - розыскной деятельности с целью выявления и искоренения организованной крысячьей шайки. Маловато! Маловато будет! Во - о - о - от… И что вы себе, ласточка моя, думаете? Тут из бабушкиной из спальни, в натуре – кривоногий и хромой, выбегает… Кто? Как считаешь? …Дедушка?! …Не - е - етушки!

– А никак я не считаю. Де - вя - носто! Вы этого хотели? Вот вам! – Нормалёк! Хе - хе! Фон Шлабендорф – вот кто! Тоже, видать, облегчиться пареньку

приспичило. Хм! Может, Юрка звуком - пуком каким неосторожным выдал себя? Хе! Сопел слишком громко в тряпочку!

– О - о - о - о! Лейтёха ваш?! Это серьёзно !

– Он самый, фикен его! Сучий потрох! Наш пострел, разумеется, изо всех сил пытался состроить вид, будто не при делах вовсе, ничего, мол, не слышал, поссать всего лишь вышел, но Фабиашка - фраерок, гнида прожжённая, мигом фишку просёк, курва матка боска! По звуку журчания мочи, холи ш - ш - шит! Хе! С того самого момента Юрию Ивановичу Ширяеву вынесен был смертный приговор. Смертнейший! Дрек мит пфеффер! Потому как завесу чужой грязной тайны приоткрыл. Нда - а - а - а, обстановочка… И нам, естественно, за компанию! Куда ж без нас - то, без ансамбля? «Трио Поросёнкины», мля! Следовательно, опасаться теперь надлежало чего угодно и прежде всего… хм… собственных теней, шайссе! Учитывая, к тому ж, что грядущее пехотное сражение, попросту говоря: кровавая неразбериха – кошачья свалка – самое удобное время и место злобных живорезов подослать с целью умерщвления под сурдинку кого надо, так сказать, дурщ блут унд айзен , решено было глаз друг с друга не спускать, спину товарищу при - кры - вать. Диинигн, ди зищ зельбст хельфн, унд зищерн зи ире камерадн ! Более прагматичная интерпретация, нежели общепринято, согласись. Лично я под доспех и всякие там чулочки, выпирающие дюже гульфики, буфы кислотно - канареечные на всякий случай кольчужку - комбинезон композитный от шеи до щиколоток поддел, ракушку типа хоккейной на причинное место водрузил. Сковывает маленько, конечно, куда ж без этого - то? – и жарковато, зато однозначно чувствуешь себя много уверенней. Юрка, точно знаю, свободу движения любит. Гм! Бывает, до безрассудства! Иной раз гляжу, не пойму: то ли идиот, то ли фаталист? Что в общем - то, на мой взгляд, одно и то же…

– Да - а - а - а, шальной мальчонка… Девяносто пять. Успеем? – Ничего страшного! Нальётся, минуточек несколько потерпит, отстоится заодно.

Опасения наши, как чуть позже выяснилось, полностью оправдались, причём самые наихудшие! Жуликов - то оказалось не один и не два, а цельная банда, доннерветтер! О - о - о - о! Каламбурить изволим - с! Все мы там были в бандах . Хе - хе!

– Ну разумеется! Куда ж с такими рожами, да в приличное общество, в калашный - то ряд?! – махнула рукой с выражением полнейшей безнадёги. – Не - е - е - е, только в банду…

– У самой - то? Хе - хе! С такой только в…

– Граждане гусары, молчать!

– Вообще, совсем?

– По моему поводу.

– А по моему, значит, можно стебаться, так выходит?

– Зубоскалить будешь, когда алмаз добудешь! Рой давай! – Да ладно, ладно! – посуровел сразу, посерьёзнел. – Как уже, по - моему, упоминалось,

старшие командиры полегли в первой же атаке. Светлая память выдающемуся кондотьеру, да что там – вождю, отцу, можно сказать, родному ландскнехтов! – Якобу из Эмса и правой руке его – лейтенанту Фабиану фон Шлабендорфу! Хоть последний, в отличие от папы Яши, и говнюк оказался редкостный, всё одно – великие были воины!

Фон Штауфен глубоко вздохнул, так недолго сидел, безмолвно склонив голову, будто молчанием своим отдавая дань всем погибшим в той битве: и сотоварищам, и недругам, своим и чужим. И Жанна Сергеевна, ощутив вдруг прилив необычайного единения с этими странными, во все времена безрассудно идущими на смерть людьми, тоже пребывала в прострации, молча, не шевелясь.

– Сражение расписывать в красках не стану тебе, с переменным успехом происходило оно, – прервал Роланд малость затянувшуюся паузу. – Хм! Я, честно говоря, и рассказчик - то по большому счёту никакой. Слыхала бы ты Хельмута! Хельмута из Любека. О - о - о - о! Великий песнопевец, сказитель от бога! Писать, правда, не умел – абсолютнейший невежда! – зато алебардой владел виртуозно и устным словотворчеством, на мой взгляд, тоже.Ну да ничего, кое - что запомнил твой покорный слуга, даже записать сподобился. Вот слушай - ка: