Анна Алмазная - Вареон [СИ]

Когда-то. Сейчас мне далеко не до романов. Оттого, когда в дождливый промозглый день в двери замка постучали, когда передо мной склонился с письмом Ганар, я была даже счастлива. Мне приказывали немедленно вернуться в столицу. Карга за спиной причитала, мол, в такую погоду, как же так, а я резко развернулась, вышла из надоевших до тошноты покоев и принялась деятельно собираться. Нам повезло. На следующий день дождь внезапно закончился, и, хотя дороги разбухли от грязи, но все же полдня в карете я выдержала, и уже к вечеру воочию увидела столицу, которая так часто мне снилась. Может, Вихрь здесь. Может, удастся обмануть компаньонку и передать ему весточку… может. Но как? Куда? Боже, я совсем одна. И когда Наран узнает о ребенке, легче не будет. Будет хуже и намного.

— Вам плохо, госпожа? Я проигнорировала вопрос. Показная забота старой девы начинала утомлять. Еще хорошо, что меня миновал токсикоз и прочие прелести, что беременность скорее не напрягала, до сих и вовсе не давала о себе знать, будто ребенок знал, что мне надо скрываться… Когда мы въехали в центр города, стало даже не жарко, душно.

Нахлынули вокруг звуки: визгливые крики разносчиц, лай собак, гомон толпы, а вместе с ними густой, невыносимый запах смеси помоев, ароматов цветов, сдобы… Все в одном месте.

— Вам плохо? — переспросила карга.

— Да… — прошептала я, поднося к носу надушенный платок. Компаньонка засуетилась, достала откуда-то небольшой, украшенный мелкими камушками флакончик, зубами вынула пробку и поднесла его к моему носу. От резкого запаха сразу стало легче.

— Спасибо, — прошептала я, и тут карета свернула на мост, весело съехала с горки и вокруг стало гораздо тише: мы въехали в богатые кварталы. Отворились со скрипам ворота, поприветствовал нас журчанием воды фонтан и тонким ароматом — цветущие розы, и наконец-то я смогла выйти… Внутри небольшого городского дома покоя мне не дали. Весь день меня обмеряли, заставляя стоять в одном белье перед низеньким, лысоватым человечком и лишь когда стемнело — отпустили, усталую, замершую и опустошенную. Спала я без снов. Разбудили совсем рано. Не успела я проснуться, как меня уже впихнули в ванну, затем намастили благовониями, всунули в тесное и тяжелое платье и подняли наверх волосы в замысловатой прическе, украсив их алмазными звездами. Меня явно к чему-то готовили. Но к чему, как водится, даже не сказали. И лишь когда я, еще ничего не понимая, вышла из кареты, я сообразила для чего. Встречал меня Манрад. Он подал руку, помогая мне выйти их кареты, окинул меня осторожным, но внимательным взглядом. А я стояла и смотрела на него другими глазами. Это был все тот же Манрад, что и раньше, тот самый, с которым я так часто когда-то перекидывалась шутками. Манрад, что обожал своего названого брата и его робкую невесту. Верный друг, которого я с благословением на устах провожала к целителям, которому со слезами позднее рассказывала о безумстве Берила. Этот самый Манрад склонился передо мной в вежливом поклоне, а мне вдруг стало стыдно. Ведь за всеми переживаниями я так и забыла сказать ему «спасибо». Ритона бы никогда не сказала, для Ритоны верность подданных была чем-то само собой разумеющимся, а для Риты?

Рите она сейчас так была необходима.

— Я помню, что вы сделали для меня и моего жениха, Манрад…

— Не стоит, госпожа.

— А я думаю, что стоит. Благодарю. Манрад вздрогнул, но я уже шла к ступенькам замка, туда, где несомненно меня ждали. В малом тронном зале было тихо и пустынно. Не успела я войти, как Анлерина бросилась ко мне на шею, сердечно обняла и поцеловала в щеку. Я ответила объятием на объятие, только теперь припомнив, как часто мы болтали когда с принцессой долгими ночами. «Моя младшая сестренка», так я ее тогда называла, теперь казалось тенью той бойкой девочки. Ее кожа слегка посерела после болезни, глаза стали огромными и чуть поблескивали лихорадкой, а на щеках играл ненормальный румянец. Что же, я по не понаслышке знала, что и у принцесс бывают проблемы. Мило улыбнувшись представленному жениху Анлерины, я про себя решила, что не ошиблась на счет оценки Хамала. Змея он, змея. Не потому, что предатель, а потому как умен и хитер. Великолепное сочетание для представителя непонятного мне до конца клана змей. Повелителя при встрече заграничной принцессы не было. Я знала, что великий отец никогда ко мне не выйдет, потому как боится правды. В теперь редких снах я часто видела, как он, сутулясь, ночами плакал, уткнув в ладони мокрое лицо. Зато вместе с Манрадом появился в зале некто непривычный, холодный, кого я тут не ожидала тут увидеть. Ланс. Нет, не Ланс, — младший брат советника повелителя, Илахан и мой «муж». Уже… не муж. Почувствовав, как вспыхнули мои щеки, я ответила поклоном на поклон, пытаясь мило улыбнуться. Наверное, вышло у меня плохо. Но тут на помощь Рите пришла Ритона. Это Ритона сумела взять себя в руки, кивнуть молодому антреону, проговорить:

— Рада вас видеть, Илахан.

— И я вас, принцесса, — с почтением в голосе ответил тот, а я поняла — на Ланса можно не рассчитывать. Такой помогать не станет.

Больно уж правильный. Как и Белен. В замке мне, как высокой гостье, предоставили шикарные покои, расположенные рядом с покоями Анлерины. Девушка явно была в восторге от моего приезда. Она все расспрашивала меня о Вареоне, радовалась, что я наконец-то расскажу правду о брате, и еще не знала, что эта самая правда омрачит память хорошего человека. Человека, которого я люблю… Но кому до этого дело? Берил — мертв. Его похоронили, о нем почти забыли. Максим навсегда заперт в другом мире, как я в этом. Вихрь мне уже объяснил, что о возвращении не может быть и речи. Миров много и именно мой попался Александру совершенно случайно. Второй раз на такую случайность можно наткнуться спустя тысячи лет, века, которых не было ни у меня, ни у моего несчастного ребенка… Поэтому Берила и его память было единогласно решено подвергнуть позору ради живого Вареона. Единогласно при одной воздержавшейся, но меня, по привычке, никто и не спрашивал. В этом мире вообще не принято спрашивать женщин. Женщины подчиняются, они врут и манипулируют мужчинами, и теперь я поняла, откуда в моем мире взялся стереотип о женском коварстве. Орудием мужчин все время была сила, а женщин — хитрость. А теперь, слушая Анлерину, я со слезами на глазах вспоминала о своем любимом, человеке, имя и память которого мне предстояло покрыть позором, отце моего ребенка. Вспоминала его губы, руки, его любящий голос и удивлялась — как я вообще была в состоянии все это забыть? Даже на время, даже в другом мире, даже в другой жизни… Ночью я лежала в своих роскошных покоях с широко открытыми глазами и думала, думала. Думала о брате, который ненавидит Берила и, несомненно, возненавидит его дитя, думала о Анлерине, одного брата которой я спасу, а второго подвергну позору. Вспоминала о молитве своей на Рождество и бесшумно плакала, глотая соленую влагу — воистину, если нас хотят наказать небеса, то делают слепыми. Теперь я понимаю ревность и любовь Максима к Далу, ведь однажды он почти потерял меня из-за брата. Он ведь всегда помнил Ритону. И видел, все это видел и еще раз переживал во снах: и нашу любовь, и его сумасшествие, и убийство моих родителей. Теперь я проклинала Александра за его низость, но разве Александр сам не был наказан? Разве не любил он сына, воплощение Берила? Разве не мучила его совесть при виде меня? При виде Максима? Как же все запутано в этой истории! Истории, где виновные становятся жертвами, а жертвы — палачами! Следующий день встретил меня слабостью во всем теле. Незнакомая служанка облачила мое многострадальное тело в роскошные, тяжелые одежды, Анлерина, с горящими от счастья глазами, прибежала пожелать доброго утра, зашел извечно спокойный Манрад, но в его глазах я увидела любопытство и… некоторое недоумение, смешанное с сожалением. Я хотела спросить, о чем он сожалеет, но в комнату вошел Ганар, и поведение Манрада резко изменилось: теперь передо мной стоял все тот же холодный царедворец, как и обычно. Поняв, что мне никак не удастся пройти мимо Ганара и поговорить с Манрадом наедине, я смирилась с тем, что еще раз потеряла дорогого мне друга. Не в первый раз… В этом мире у меня нет и не может быть друзей, каждый может быть человеком брата, а если Наран узнает о моих мыслях…