Анна Алмазная - Максим [СИ]

— О чем рассказать?

— О своих снах, — невозмутимо ответила я, допивая чай, бросив в пустую кружку желтые фантики. — Проблема в том, что я так и не знаю, говоришь ли ты правду. Все, что произошло при нашей последней встрече, слишком похоже на бред, не находишь?

— У меня все похоже на бред, — сказал Максим, вытирая губы салфеткой. Хоть эти вещи у нас в столовой имелись в достатке. — Видимо, я привык. Прости. Отвык, смотреть на свою жизнь с чужой точки зрения. Он выжидающе посмотрел на меня, и я открыла рот, чтобы спросить, почему это Максим так странно на меня уставился, но не успела: за наш столик подсела Ленка:

— Привет, — бросила она, косо посмотрев на Максима. Ленка тоже любила ходить в столовую, чтобы хорошенько поесть. И тоже не толстела. Мало того, поставив перед собой полный поднос, она принялась за тот же «тараканий» суп.

— Как экзамен? — спросила Ленка, деловито откусывая кусок хлеба.

— Очень хорошо, — ответила я, кисло улыбнувшись. Вообще-то обычно я не была против ее общества, но теперь мне не терпелось продолжить разговор с Максимом, а Ленка мешала. Очень мешала.

— Я за тебя рада, — продолжила подружка. — Бореев сволочь еще та, мог бы зарезать. Я недовольно поджала губы, и разговор о сволочизме Бореева перевела на другую тему: любопытных ушей здесь много, институт маленький, могут и передать… А мне оно надо?

— Друга представишь? — показала взглядом на Максима Ленка.

— Максим. Лена, — без особого желания ответила я.

— Он у тебя иностранец? — неожиданно сделала вывод Ленка, расправившись с первым. Во пулемет! И с чего она взяла, что Максим… — А имя-то наше… По-нашенски не варит? По-моему он из Испании, угадала? Смешно говорит…

— Не варит, — ответила я, наконец-то сообразив — Максим говорил на том же языке, что и Дал! Говорил без малейшего единого акцента! Заметив, что Максим закончил есть, я взяла кружку, помогла ему поставить все на поднос и извинилась:

— Нам пора! Пока!

— Жаль, — пожала плечами Ленка. — Парниша смазливый, только глуповатый. И жадный. Мог букетик и покрасивше купить. А девушку, вместо столовой, в ресторан сводить. И заодно заказать что-то посолиднее чая. Максим криво улыбнулся, слегка покраснев, но Ленка этого уже не видела — она улыбалась присевшему за ее столик Мишке. Мишка косо посмотрел на Максима, кивнул мне, и принялся о чем-то болтать с Ленкой. Не слишком-то весело болтать, скорее наигранно, видимо ему с билетом повезло не так, как мне…

— Спасибо за букет, — сказала я, отойдя на приличное расстояние, а Максим покраснел еще больше. — Не права Лена. Мы же оба понимаем, что ты не должен… Ты мне ничего не должен.

— Рита… — прошептал Максим, немного отходя от шока. Я порылась в сумке и достала дискету:

— Держи. И прости меня, прости, пожалуйста. Прости, что не поверила тебе сразу… испанец… Впервые Максим улыбнулся, и мне вдруг подумалось, что хорошая у него улыбка, душевная. И до боли знакомая, будто на себя в зеркало смотришь. Почему-то впервые заснуло во мне чувство юмора, не хотелось спорить, язвить, не хотелось смотреть на все философским взглядом, а просто стоять вот так, протягивать ему желтую дискету и смотреть на его улыбку. Но мгновение прошло, Максим взял дискету, немного нехотя взял, и улыбнулся мне теперь более натянуто. Я вдруг подумала — а он ведь прочитал всего несколько страниц.

Каких именно? Вдруг остальное его разочарует? И почему-то от этой мысли по коже пробежали мурашки, стало тошно. Все же душу ему отдаю.

По сути, чужому человеку. Что мешает Максиму вернуться к Ленке, обнять ее за тонкую талию, и вместе посмеяться над моими глупыми снами? Что?

— Максим… — начала, было, я, но он прервал.

— Я знаю, — прошептал мой собеседник, ложа дискету во внутренний карман куртки. Маленький оранжевый квадратик моей жизни. — Я больше не смогу тебя найти в институте?

— Нет, у меня каникулы, — прошептала я.

— Завтра я жду тебя… на площади у рогов… В полдень… «Рогами» в народе называли симпатичный памятник защитникам нашего многострадального города, к которому все испытывали должное почтение, ходили фотографироваться, возле которого встречали праздники и который в первую голову показывали гостям, но которому почему-то дали не очень почетную кличку.

— Пойдем в ресторан? — почему-то усмехнулась я.

— Нет, гулять… по берегу. Я же жадный! До завтра. Он ушел, а я долго стояла на ступеньках, сжимая в руках внезапно опустевшую сумку и все тот же букетик. Почему-то захотелось глупо улыбнуться и задумчиво сорвать пару листиков… Ах, Максим, Максим, как же ты все запутал… И облегчил… И почему наши разговоры всегда такие глупые?

Проснулась я рано. В часов шесть. С муторным привкусом во рту и туманом в голове, а в глубине этого тумана все еще парили образы. С каждым разом мне было все сложней выходить из этих снов, с каждым разом та реальность становилась все более реальной, а эта отходила на второй план. Отходила с институтом, с друзьями, картинами детства, с Максимом. Как же трудно возвращаться… Писать, надо писать! Писать, чтобы не сойти с ума! Включив компьютер, я долго ждала, пока он загрузиться и воскрешала в памяти давно минувшее. Как давно? Еще перед смертью отца Максима, как раз перед… Как же я отстала, надо нагнать, иначе будет плохо… Почему — я и сама не знала, но писать хотелось до ужаса, до ужаса хотелось выдохнуть в память компьютера сцены из моих снов. Но я же, по большему счету, и писать-то не умею! Так что же меня так тянет, почему я схожу с ума? Максим! Имя всплыло в памяти так некстати. Ну и как, в каком безумии и его я связала со снами? Не было его там, я знала, что сейчас его там не было. А раньше там не было меня, и знать я ничего не могу. Может он так же, как и я путешествовал по тем мирам, но почему мне страшно спросить, будто это знание для меня опасно… Компьютер загрузился. Нестерпимо болела голова. Выскочил зонтик антивирусника, потребовав обновления файлов, и пропал, когда я нажала нужную кнопочку. Я открыла Word, принялась писать. Только бы писать…

«В моем сне появился Манрад. Я увидела, как он вошел в открытую дверь и захлопнул створку прямо перед моим носом. Дверь для меня не проблема: я шагнула вперед, будто и не было между мной и Манрадом преграды. Правда, сознание на мгновение взбунтовалось, сигналя об опасности, но вот я уже стояла в богатых покоях, медленно приходя в себя. И тут я увидела ее. Ей на вид было около сорока, но красива была ее зрелость: тонкая талия, чудесная грива пышных волос, свободно падающая по плечам, белоснежная кожа, великолепная грудь, полуоткрытая низким вырезом платья, тонкие изящные руки и лицо — лицо соблазнительницы. Такую красоту лелеяли годами, лелеяли, как очень нежный инструмент, эту мимику, которая полностью подчинялась хозяйке, часами тренировали около зеркала. Этим ресницам не требовалась туши: длинные от природы, он великолепно выделяли синеву огромных глаз… Эти губы не просили помады — их цвет идеально подобрала сама природа, а грация хозяйки роскошного тела походила на гордую грацию лебедя, мягко плывущего по синим волнам озера. Сейчас она улыбалась. Улыбалась ласково и соблазнительно, и эта улыбка принадлежала никому иному, как Манраду. Сирена соблазняла каждой своей клеточкой своего роскошного тела, каждым вздохом. Она сделала движение ему навстречу, глаза ее просительно сверкнули, кровь прилила к белоснежной коже, но Манрад остановил страстный призыв красавицы одной фразой: