Филис Каст - Солнечная воительница [litres]

– Мужчин? Нет. Нет, не хочу мужчин. – Данита присела рядом с Баст и обняла рысь.

– Мы с Баст не позволим им тебя тронуть, – сказал Антрес.

– Никто тебя не тронет, Данита. Но я хочу, чтобы ты оставалась в родильной норе, пока все, кто есть на поляне, не будут омыты от ночной лихорадки, – сказала Мари.

– Что это за лихорадка такая? – спросил Антрес.

– Обычно все просто, – взялась объяснять Дженна. – Каждую третью ночь Жрица Луны омывает Землеступов от ночной лихорадки. – Она вытянула руку, показывая Антресу легкий серебристо-серый налет на коже. – Это признак ночной лихорадки. Мы с Данитой пока держимся, потому что прошлой ночью нас омыла Зора.

– Но даже если бы она этого не сделала, мы бы не стали опасны, а просто затосковали бы, – добавила Данита.

– Как землерылихи… прости, Землеступы – на Фермерском острове? – спросил Дэвис. – Вас некому было омывать, и от тоски все Землеступы, которых я встречал до Мари, становились похожи на детей, не способных о себе позаботиться?

– Верно, – кивнула Мари.

Дэвис покачал головой.

– Жаль, что мы этого не знали. Они могли бы нам об этом рассказать.

– А ты хоть раз пробовал договориться с тем, кто разлучил тебя с домом, взял в рабство и заставил на себя работать? – язвительно поинтересовалась Дженна.

– Нет. Но я поклялся, что никогда не буду иметь ничего общего с охотой на Землеступов, и я свое слово сдержу. Понимаю, как это звучит, но лучше поздно, чем никогда, – сказал Дэвис. – Вы совершенно не такие, какими я вас представлял, и забыть об этом я уже не смогу, даже если бы захотел. Так, на всякий случай: я этого вовсе не хочу.

– Я тебе верю, – сказала Дженна.

– Я тоже, – сказала Мари. – Теперь ты знаешь, что бывает с женщинами Клана, если их не омыть. С мужчинами все иначе. Ночная лихорадка не вгоняет их в тоску. Они делаются агрессивными. Если мужчину Клана не омыть, он становится опасен, но, как правило, только для самого себя.

– Но если их омыть, они приходят в чувство. Как мой папа. Он был… – Она осеклась, и глаза ее, затуманившись воспоминаниями, заблестели от непролитых слез. – Он был самым лучшим отцом на свете. Да, Мари?

– Это точно.

– Вы говорите, что мужчин привлекут костры и запах лаванды, и они хотят, чтобы их омыли. То есть они будут опасны, но только до тех пор, пока вы не проведете свой ритуал? – спросил Дэвис. – Ритуал? Так это называется?

– Да, хотя можно назвать это и призывом луны. Но сегодня… Обычно мы не устраиваем собраний у родильной норы. Это святилище, где женщины рожают, заботятся о младенцах и обучают детей постарше. Не знаю, сколько мужчин окажется рядом, чтобы заметить свет костров… – Мари помолчала, а потом добавила: – Есть и другая проблема. Никто не знает, что происходит с мужчинами, которых не омывали от ночной лихорадки так долго. В нашем Клане Жрица Луны никогда не погибала так внезапно, не оставив преемницы, завершившей обучение.

– Хочешь сказать, мужчин не омывали со смерти твоей матери? – спросил Дэвис.

– Именно это я и говорю.

– Я думал, Жрица Луны – это ты, – сказал Антрес.

Мари вздохнула.

– Так и есть, но, как бы сказать… по умолчанию. Мама не успела закончить мое обучение – как и обучение Зоры, второй ее ученицы. Честно говоря, это я виновата. Я отказалась брать на себя мамины обязанности, когда она умерла. Мне надо было заботиться о Ригеле, а Клан не знал ни о нем, ни о том, что мой отец был Псобратом. Мама скрывала это от них: боялась, что меня изгонят, если они узнают правду. – Тут Мари вскинула подбородок и призналась: – После смерти мамы я не хотела быть Жрицей Луны. Я хотела только, чтобы меня оставили в покое.

– Но Зора отказалась оставлять тебя в покое, – заметил Ник.

Мари усмехнулась.

– Как и ты. Зора, Ник и Ригель вернули меня к жизни, напомнили о моих обязанностях Жрицы Луны и целительницы Клана плетельщиков. Но ущерб уже был нанесен. Мужчины обезумели от ночной лихорадки, и я не уверена, что ритуал сможет очистить их от боли и ярости и вернуть в нормальное состояние.

– А если они и вернутся в норму, как они будут жить, зная, что наделали? – добавила Данита.

Мари грустно кивнула.

– Именно.

– Возможно, поэтому ваши мужчины напали на нас у трупа оленя, – сказал Дэвис Нику. – Мари знает?

– Нет, не было случая рассказать.

– Рассказать что? – спросила Мари.

– Как О’Брайена ранили и заразили паршой. Это случилось еще до нашей вылазки в Город-Порт – до того, как ты нашла меня после схватки со свежевателями. Мы с Дэвисом и О’Брайеном искали Ригеля и наткнулись на убитого оленя – кто-то подвесил его на дереве и бросил гнить.

– Хочешь сказать, целую тушу? Кто-то убил оленя и просто его бросил? – недоверчиво спросила Мари.

– Да, но что самое странное – там были Землеступы. И они как будто ждали нас в засаде, – сказал Ник.

– Не может быть. Наши мужчины никогда не охотились на Псобратьев и уж точно не стали бы разбрасываться оленьими тушами, – нахмурилась Дженна.

– И все же это так, – сказал Ник.

– Да уж, попали мы тогда в переплет, – добавил Дэвис.

– Вы уверены, что это были Землеступы, а не свежеватели из Города-Порта? – спросила Мари.

– Абсолютно, – кивнул Ник.

– Поддерживаю, – подтвердил Дэвис. – Я там был. Мы чуть с жизнью не распрощались. Еле-еле избежали западни.

– Наши мужчины делают вещи, которых раньше никогда не делали, – раздался испуганный голосок Даниты.

– Она права, – согласилась Дженна. – Даже на третью ночь мужчины, как правило, сохраняют рассудок – по крайней мере, их можно спокойно омыть.

– Их нужно остановить, – сказала Данита.

– И мы их остановим, – кивнула Мари.

Луной ли, оружием, но мы их остановим.

– Итак, ты хочешь, чтобы мы охраняли поляну и не убивали Землеступов, которые прорвутся внутрь, а, наоборот, позволяли им пройти, чтобы ты могла их омыть? – подытожил Ник.

– Именно так. И все-таки держи арбалет наготове, Ник. Дэвис, Антрес – вы тоже будьте начеку. Я омою мужчин, но если это не сработает – или окажется, что они слишком агрессивны и ритуал не помогает, – стреляйте. Я не хочу, чтобы пострадал кто-то еще.

– Понял, – сказал Ник. Дэвис и Антрес мрачно кивнули.

– Простите. Я знаю, что это моя вина. Я должна была отыскать мужчин, когда убили маму. Я должна была подумать о Клане, а не упиваться своим горем, – сказала Мари Дженне и Даните. Девушки обменялись долгим взглядом, прежде чем Дженна заговорила за них обеих:

– Леда была для тебя всем, Мари. Неудивительно, что ты оплакивала ее; ты и сейчас скорбишь. И потом, в то время Клан не знал многих вещей – тех, что невозможно было бы объяснить ошалевшим от лихорадки мужчинам. Но теперь все по-другому. Мы понимаем, что ты скрывала и почему.