Юлия Чернявская - Да здравствует королева! [СИ]

Анна-Виктория прочитала очередное письмо и отложила в сторону. За последние три недели она успела получить уже не менее десятка таких вот посланий. Наиболее красноречивое было от Грегора Рочестера в конце прошлой недели. Губернатор провинции, виконт, майор войск прямым текстом требовал отозвать одного влюбленного идиота в столицу, или перевести его на юг, только не мучить здешнее население. Мол, дворяне при упоминании его имени начинают заикаться, вспоминая прегрешения за те часы, что не попадались ему на глаза, и все, кто видит приближающегося графа, мечтают тут же провалиться сквозь землю, лишь бы не попадаться ему на глаза. Разве что совсем маленькие дети оказались не охвачены его активностью. А так уже многим нашлась работа на благо страны и провинции. Такими темпами по весне не то, что армия с перевалов, мышь не прошмыгнет незамеченной. Да что там мышь, мелкая мушка не пролетит.

Девушка улыбнулась. Дворяне откровенно рисковали если не головой, то кошельком. А любой другой правитель за такое письмо отправил бы губернатора прямиком в рудники. Видимо, Филипп и впрямь довел всех, включая своего друга.

После недолгого размышления девушка достала чистый лист бумаги, взяла перо и начала писать приказ, повелевающий генерал-адмиралу Дельменгорста графу Эстеритен отправиться на южную границу, где провести инспекцию работ по укреплению фортов. Безумно хотелось отозвать его обратно в столицу, особенно после письма Рочестера, но внутреннее упрямство заставляло Эмилию не торопиться с этим. Еще больше хотелось, чтобы Филипп сам написал ей.

Как сказала обо всем этом Камилла накануне вечером — столкнулись лбами два упрямца, что бараны на узком мостике. И ни один не готов уступить, скорее улетят в пропасть. Сама королева не сильно тешила себя иллюзиями. Если все так, как намекает виконт, рано или поздно Филипп напишет ей. А если нет — она не уронит свое достоинство. А там что будет, то и будет.

Подготовив приказ, девушка вызвала слугу.

— Распорядитесь отправить бумаги графу Эстеритен в Фаргинс, — девушка передала мужчине запечатанный конверт.

— Как прикажете, ваше величество, — слуга принял бумаги и отправился за курьером.

Королева откинулась на спинку кресла. Безумно хотелось вернуть слугу и заменить приказ. Но она сильная. Она будет ждать, сколько понадобится. Да, собственно, что еще ей оставалось делать. Хотя, о чем это она? Анна-Виктория улыбнулась. Рассуждает, будто старость не за горами. А ведь ей еще и девятнадцати не исполнилось. Можно сказать, вся жизнь впереди.

Девушка подскочила и закружилась в непонятных па по свободному пространству кабинета.

— И что заставило ваше величество так радоваться, — раздалось от двери.

— Андреас, — девушка с трудом сохранила равновесие. — И где только подкрадываться научился.

— А ты, бесчувственная девчонка, опять послала куда-нибудь графа, и теперь радуешься своей пакости.

— Андреас?! — возмутилась девушка. — И вовсе не пакости. Просто настроение хорошее. Я молодая, вся жизнь впереди. Вот и радуюсь.

— Ну-ну… — Впрочем, свои комментарии секретарь предпочел придержать. Пусть, настроение у королевы хорошее, мало ли как изменится. А ехать с инспекциями в неизвестном направлении по примеру одного генерал-адмирала ему не хотелось.

— А ты чего, собственно, врываешься? — королева вернулась на свое место за столом.

— Вообще-то я предупреждал, что зайду за парой бумаг, которые надо в министерство отвезти.

— Эти? — девушка протянула ему несколько листов.

— Да, они, — юноша сунул их в папку. — А если серьезно, долго еще думаешь Филиппа на севере держать.

— На севере уже нет, — довольно улыбнулась она. — Но он мне нужен на юге. Пусть проверит, как там идут работы.

— Жестокая, — покачал головой Андреас. — Если за то, что мужчина поговорил с фрейлиной, его ссылают на границы страны, а девушку к родителям отправляют, то что бы могло произойти, если бы он, не приведи Созидательница, с нею ночь провел? Или в бордель направился?

— Не знаю, — промурлыкала Анна-Виктория.

Секретарь ее величества промолчал. Впрочем, высланная из дворца девушка особого доверия не внушала. Судя по тому, что удалось выяснить им с Гильермо, ее родители в последний год стали весьма тесно общаться с торговцами из Вастилианы и Астизиры. Так что удаление фрейлины от двора было в какой-то степени логично, во всяком случае, подозрений ни у кого не возникло. Вот только предчувствие не покидало юношу, заставляя с каждым днем все внимательнее изучать сводки от шпионов, корреспонденцию, да навещать одного из старых знакомых, что держал трактир в западной части города рядом с рынком. Что-то носилось в воздухе, но что — секретарь пока не мог понять. Хотя много раз казалось, что еще немного, и он, наконец, поймает беспокоящую его мысль.

Где-то далеко к северо-востоку от Дельменгорста.

Мужчина сидел в пустом зале на большом каменном троне. Помещение освещалось огнем огромного очага и парой десятков факелов. Несмотря на избыток огня, в зале было холодно. Каменные стены, лишь кое-где прикрытые охотничьими трофеями в виде голов животных, да оружием, не хранили тепло. Сквозняки, привычное явление для замка начиная с середины осени и до поздней весны, так же помогали выхолаживать помещения. Но хозяин словно не замечал холода. Впрочем, скорее всего, так и было. Тяжелый меховой плащ закрывал короткий камзол из плотной кожи, на ногах кожаные штаны, заправленные в высокие меховые сапоги. Традиционная одежда для жителей Севера, лишь золотое шитье, драгоценные камни и жемчуг да венец на голове выдавали, что это не простой человек. У ног его лежала большая мохнатая собака, из той породы, с которой ходили на медведя.

Перед ним, раболепно согнувшись, стоял человек в простой одежде.

— Ваше величество, — с трудом пересиливая дрожь, заговорил он. — Мы сделали все, что могли, но ее величество была слишком слаба. Она… Она скончалась.

— Вот как, — мужчина наклонил голову, поминая покойную жену, отчего стало отчетливо видно серебро седины в темных волосах и морщины, прорезавшие лоб. После жестом подозвал слугу, переминавшегося с ноги на ногу в дальнем темном углу зала.

— Пусть сенешаль распорядится по поводу похорон моей почившей супруги. И позовите Дино.

Слуга с поклоном удалился, а правитель встал и подошел к столу. Там плеснул в кубок из глиняного кувшина вина.

— За тебя, мое наваждение, — и он залпом опорожнил кубок.

Едва золотой сосуд вновь оказался на столе, как в зал тихо вошел незапоминающейся внешности мужчина, не так давно участвовавший в совещании.

— Вы звали меня, ваше величество? — поклонился он.