Джанго Векслер - Тысяча Имен

Дэвис молча кивнул, бледный как смерть. Маркус бросил мушкет, вскочил и помчался вверх по холму, пригибаясь, чтобы не стать мишенью для хандарайских мушкетов. Отбежав на полсотни ярдов, он рискнул оглянуться. Переправу пересекал второй батальон аскеров – еще тысяча свежих солдат против четырех-пяти сотен, оставленных на берегу. Маркус бросился бежать.

– Карис Милосердный! – простонал Адрехт. – Поосторожнее не можешь? Все-таки не зубы рвешь.

– Хочешь, сбегаю за Живодером?

Адрехт вздохнул и уткнулся лицом в подушку:

– Ладно, я буду паинькой.

Солнце зашло около часу назад, и, когда погасли последние отблески дневного света, сражение наконец прекратилось, утихнув, словно по обоюдному согласию. По мнению Маркуса, темнота наступила как нельзя более кстати.

Он отправил третий батальон к месту боя – как раз вовремя, чтобы укрепить линию обороны, затрещавшую под натиском свежих сил противника. Вначале аскеры еще сохраняли боевой порядок, а потому атаковали напористо и мощно; однако воинская дисциплина быстро сошла на нет среди узких проулков и разбитых снарядами домов того, что некогда звалось Велта-эн-Тселика. Тактика ветеранов Маркуса была проста: перед первым рывком противника они отступали, а затем, едва хандараи теряли темп, наносили ожесточенный удар, почти всегда отбрасывая их к тому месту, откуда началась атака. Этот смертоносный маятник скосил немало жизней. Проулки усеяли трупы в бурых и синих мундирах, однако у аскеров было численное превосходство, и каждую атаку они начинали со свежими силами.

Сквернее всего стало перед самым закатом, когда третий хандарайский батальон переправился через реку и нанес массированный удар по главной улице городка. Аскеры прорвались через редеющий заслон ворданаев и едва не рассекли их надвое. По счастью для Маркуса, лейтенант Арчер и его уцелевшие расчеты окопались на вершине холма, и относительно чистый склон дороги предоставил нм превосходную полосу обстрела. Несколько залпов картечью раздробили головные силы хандараев, и Маркус наконец использовал резерв, выслав четвертый батальон во главе с Адрехтом в атаку, которая отшвырнула аскеров на самый берег.

Правда, Адрехт, в отличие от Маркуса, оказался не настолько отчаянным, чтобы прорываться к самой реке. Узкая полоса открытого пространства вдоль берега была уже занята войсками противника, а аскеры вдобавок ухитрились перетащить через переправу два своих «гестхемеля» и, установив их на позициях, принялись обстреливать баррикады Первого колониального. При таких обстоятельствах вытеснить противника на другой берег оказалось немыслимо. Вместо этого Адрехт закрепился на этом берегу и держался изо всех сил до самой темноты, даже когда хандарайский командир снова обрушил на городок залпы «ховитцеров».

Именно тогда командир четвертого батальона оказался в опасной близости от разорвавшегося снаряда. По счастью для Адрехта, большую часть взрыва приняла на себя загородившая его стена, но мундир капитана был изодран в лоскутья, а спина нафарширована осколками глины. Поскольку Адрехт разделял с Маркусом недоверие к полевым хирургам вообще и к хирургу четвертого батальона, метко прозванному Живодером, в частности, он великодушно заявил, что рана у него, дескать, не настолько серьезная, чтобы отвлекать медицинское светило от более тяжелых случаев, а Маркус согласился потрудиться над его спиной с иглой и пинцетом.

Тяжелых случаев и вправду было достаточно. Маркус удивлялся тому, как быстро привык к потерям и смерти. Он помнил, какое чувство вины испытывал, глядя на лазарет после боя на прибрежном тракте, однако сейчас чувствовал лишь безмерную усталость. Примерно четверть людей, которых он привел в городок, оказалась среди убитых или раненых. Голдсуорт погиб во время первой атаки – искупители подстрелили его в ногу и закололи штыками. Вместо него второй батальон возглавил сержант по имени Токсин, которого Маркус почти не знал. В его первом батальоне Венс был тяжело ранен осколком снаряда и взят в лазарет, а Дэвис отлеживался с «небольшой» раной, которая, как отчасти подозревал Маркус, была вымышленной.

Они с Адрехтом находились сейчас в одной из небольших комнаток на втором этаже храма, некогда жилом помещении для священников либо священнослужительниц – словом, тех, кто раньше здесь обитал. Теперь от прежних жителей почти не осталось следа. Искупители основательно разграбили храм еще до прибытия ворда- наев, а скудные остатки былой обстановки люди Маркуса варварски растащили на повязки и топливо. Адрехт лежал на своей походной койке, стянув мундир и окровавленную нижнюю рубаху и уткнувшись лицом в тощую армейскую подушку. Маркус, скрестив ноги, сидел рядом с ним, протирал влажной тряпкой кровь и старался подцепить пинцетом один из глиняных осколков.

– Уже скоро, – заверил он.

– Жду не дождусь, черт возьми. Если бы меня приложило спереди, я бы мог хотя бы заняться этим сам.

Маркус резким движением выдернул застрявший в спине осколок, и Адрехта передернуло от боли.

– Не ерзай.

– Хуже всего, – пробормотал Адрехт, – что я не взял с собой ни капли выпивки. Решил, видите ли, что она мне больше не понадобится. Что бы я сейчас не отдал за глоток того приторного герайского рома!

– Его бы, скорее всего, реквизировал Живодер, – заметил Маркус. – Он говорил, что у него не хватает бренди даже для тех, кто выживет, не говоря уж об умирающих.

Эти слова заставили Адрехта ненадолго прикусить язык. Маркус воспользовался случаем, крепко ухватил длинный глиняный осколок и резко дернул. Осколок, слава богу, вышел целиком, с его острого края капала кровь. Адрехт содрогнулся, но не издал ни звука, и Маркус приступил к последнему осколку.

– Ну вот, – промолвил он, бросив добычу в горку окровавленных осколков. – Внутри больше ничего, разве что мелкое крошево. Думаю, у тебя останутся шрамы.

– Шрамы на спине меня не волнуют, – проворчал Адрехт. – По правде говоря, я всегда считал, что мне необходим хотя бы один шрам на лице. Небольшой, конечно, почти царапина. Чтобы придать лицу некую таинственность, понимаешь?

– Шрамы на спине даже лучше. Скажешь девушке, что побывал на войне, а когда она захочет поглядеть на твои шрамы, просто задерешь рубашку – и готово, девушка уже наполовину твоя.

Адрехт засмеялся, сел и тут же скривился от боли. Маркус бережно, как мог, промокнул тряпкой свежие струйки крови.

– Нечестно все-таки, что ты вышел из этой передряги без единой царапины, – весело заметил Адрехт. И тут же на лице его отразилось раскаяние – словно он жалел, что позволил этим словам сорваться с губ. – Извини. Я имел в виду, что поскольку ты возглавлял ту атаку… не потому, что… я хотел сказать…