Джанго Векслер - Тысяча Имен

– Винтер.

Феор сидела, подавшись вперед, неотрывно глядя на Бобби.

– Нечего на нее глазеть, – сказала Винтер.

– На нее, – повторила Феор вполголоса, словно пробуя это слово на вкус. – На женщину. – И совсем уже тихо, очень быстро добавила что-то непонятное.

– Кстати, – продолжала Винтер, – стоило бы ее прикрыть. Чего доброго, ввалится кто-нибудь без спроса, и будь я проклят, если…

– Я могу ей помочь, – выпалила Феор.

Винтер застыла. Искорка надежды, ничтожно малая, на миг вспыхнула в ее сердце, хоть девушка и осознавала, как глупо тешить себя этой надеждой. Но ведь священнослужительницы с Памятного холма известны тем, что хранят тайные знания! Возможно ли, что Феор известно некое таинственное снадобье, некий рецепт, нечто…

Она подавила внезапный восторг и сказала:

– Ты могла бы сообщить об этом раньше.

– Раньше я не знала, что капрал – женщина, – пояснила Феор. – Обв-скар-иот не соединится с мужчиной.

Этого слова из древнего хандарайского Винтер не знала.

– Что именно ты хочешь сделать?

– Я могу соединить ее с моим наатом, – едва слышно проговорила Феор.

– Понятно. – Искорка надежды замигала и бесследно погасла. – Магия. Ты имеешь в виду, что можешь помочь ей духовно.

Винтер старалась не выдать себя голосом – Феор говорила очень серьезно, и ей совсем не хотелось задеть чувства девушки, – но все же помимо воли последнее слово прозвучало натянуто.

– Это не…

– Послушай, – перебила Винтер. – Если ты хочешь помолиться за нее или как там у вас принято – я не против. Правда, не уверен, что она бы этого хотела. Она принадлежала… принадлежит, как и все мы, к Свободной церкви.

– Это не молитва, – терпеливо проговорила Феор. – Молитвы суть просьбы к богам, которые пребывают над нами и вокруг нас. Наат – это заклинание, изъявление воли. Ему нельзя не подчиниться.

– Ну ладно, – сказала Винтер. – Валяй, если думаешь, что от этого будет прок.

С минуту Феор сидела молча, обхватив здоровой рукой поврежденную. Она выглядела какой-то беззащитной, и Винтер стало стыдно за свой резкий тон. Она осторожно обогнула лежавшую на полу Бобби и положила руку на плечо хандарайки, надеясь втайне, что этот жест будет принят именно как ободрение.

– Извини, – проговорила она. – Я не хотел так… мне просто тяжело. – Винтер глянула на Бобби и тут же отвела глаза, но было уже поздно. Слезы хлынули с новой силой, и девушка резким движением вытерла лицо тыльной стороной ладони.

– Ты не понимаешь, – прошептала Феор.

Винтер зажмурилась:

– Ты права. Наверное, не понимаю.

– Это ересь, – сказала Феор. Винтер с удивлением ощутила, что девушка вся дрожит, как осенний лист на ветру. – Наистрашнейшая, самая непростительная ересь. Соединить обв-скар-иот с ней – не Избранницей Неба, даже не исповедующей истинную веру! Мать никогда не простит меня. Вся моя жизнь превратится в ничто, станет совершенно бесполезной.

Теперь Феор тоже плакала. Она прижалась к Винтер, и та, не задумываясь, что делает, обняла девушку за плечи. Худенькое тело хандарайки сотрясали рыдания.

– Извини, – повторила Винтер. – Я не понимал, что именно ты предлагаешь.

Каких-то сто лет миновало с тех пор, как в Вордане Черные священники предавали пыткам несогласных, и столетнее, терпимое к инакомыслию правление Свободной церкви стало сдержаннее в обвинениях в ереси. Костры Искупления, пылавшие в Эш-Катарионе, красноречиво свидетельствовали о том, что хандараи относятся к своей религии куда серьезней.

Феор подняла глаза, еще влажно блестевшие от слез, и сделала глубокий вдох. На лице ее появилась решимость.

– Конечно, не понимал. Откуда ты мог знать?

– Я уверен, что Бобби… – Винтер вынудила себя посмотреть на искаженное болью лицо капрала. – Я уверен, что она с благодарностью примет все, что бы ты ни сделала.

– Трудно сказать. Последствия единения непредсказуемы даже для тех, кто готовился к этому всю жизнь. Быть может, она потом проклянет нас обоих.

– Потом? – Винтер заглянула в серьезное личико Феор. – Ты в самом деле думаешь, что она выживет?

– О да. – По губам девушки скользнула едва заметная улыбка. Обв-скар-иот не остановить такой заурядной раной.

– Что это означает – «обв-скар-иот»? – По страдальческой гримасе Феор Винтер поняла, что произнесла это слово из рук вон плохо.

– Таково имя моего наата.

Это Винтер хотя бы понимала. «Наат» означало «заклинание» или «чары», а дословно – «то, что читается» или «чтение».

– Это значит, – продолжала Феор, – что-то вроде «магия для сотворения Хранителя». По крайней мере так меня учили.

– И оно… – Винтер запнулась. – Оно вылечит Бобби?

Феор кивнула:

– Но…

– Но?

Девушка опять глубоко вздохнула и вытерла глаза.

– Я – наатем. Мне дано соединить наат с человеком, но после того, как это произойдет, разорвать связь сможет только смерть. А до тех пор я не смогу соединить наат ни с кем другим. Быть может, мне за всю жизнь суждено свершить только одно соединение. – Она помолчала немного. – Вы спасли меня. Вас было несколько человек, но именно ты дал мне прибежище, хотя мог бы… – Феор осеклась, судорожно сглотнула и продолжила: – У меня нет иного способа отплатить за спасение.

– Феор, – произнесла Винтер, – ты не должна…

– Я так хочу. – Девушка поджала губы. – Вот только…

Она внезапно замолчала. Винтер завороженно смотрела не нее. После долгой паузы хандарайка договорила:

– …я приберегала это для тебя.

– Для меня? Но…

Несмотря на усталость и душевное смятение, Винтер почти мгновенно поняла, что к чему. Обв-скар-иот, сказала Феор, не соединится с мужчиной. Винтер собралась было все отрицать, но при одном взгляде на лицо Феор поняла, что в этом толку нет. Девушка с трудом сглотнула и медленно убрала руку с плеч хандарайки:

– И давно ты знаешь?

– С некоторых пор.

– Но как?..

Феор пожала плечами:

– Я наатем.

«Все дело в магии», – подумала Винтер и спросила:

– Но насчет Бобби ты не знала?

– Я провела с ней слишком мало времени. Рано или поздно я бы поняла.

– Почему же ты ничего не сказала?

– Зачем? – ответила Феор. – Тебе явно хотелось сохранить это в тайне. Ты бы места себе не находила, зная, что мне известен твой секрет. А я опасалась… – Девушка запнулась, покраснела. – Опасалась, что, если ты узнаешь о моем открытии, ни за что меня не отпустишь.

При этих словах Винтер невольно улыбнулась:

– В самом деле?

– Да, но только вначале, – заверила Феор. – Пока не узнала тебя ближе.

«Что ж, могло быть и хуже. Первый, кто меня разоблачил, не говорит по-ворданайски». Винтер покачала головой:

– Боже праведный, как же давно рядом не было человека, который знал бы, кто я такая!