Дин Лейпек - Это все придумали люди [СИ]

А потом я обернулась в сторону центра и Кремля, чтобы полюбоваться панорамой — и чуть не упала от неожиданности.

На вершине противоположной опоры стояла одинокая фигура.

Первым желанием стало все-таки упасть, но теперь от досады. Потому что это было уже слишком. Появиться именно в тот момент, когда мне уже почти удалось вырваться, убежать, выдохнуть — и при этом появиться вот так, на расстоянии, чтобы особенно остро дать мне почувствовать то самое постоянное и неизменное присутствие, которое ничего не меняет и ничем не может помочь…

Я тихо зашипела, отвернулась и быстро пошла вперед. Идея оказалась не самой удачной — спуск был крутым, а каблуки сапог обладали нулевым сцеплением с гладким металлом. Но я снова злилась, а это, судя по всему, наделяло меня теперь особыми способностями.

Время от времени я все же поглядывала направо. Он шел параллельно со мной, как будто никуда не торопясь, но при этом легко выдерживая темп. Может быть, он действительно часто так ходил. Я бы не удивилась.

В конце моста я спрыгнула на тротуар с совершенно невозмутимым лицом. Это сработало — все вокруг быстро отвели взгляд и пошли дальше по своим делам, как будто ничего и не произошло. У людей есть одно замечательное свойство — если они могут сделать вид, что все нормально, они обязательно этим воспользуются.

Темная фигура на другой стороне так же спокойно спустилась на землю. Как будто он и впрямь стал моей тенью — просто повторял действия, ничего не делая сам, ничего не меняя, не предлагая никаких решений и не давая никаких ответов. Нет, хуже. Он забирал даже те ответы, которые мне с огромным трудом удавалось получить.

Pathetic [6] Жалко, печально, патетично (англ.). , как сказал бы Мишка. Он часто заменял в речи русские слова английскими, объясняя это тем, что очень часто в родном языке не находилось стопроцентного эквивалента. Я вдруг вспомнила, как это дико нравилось мне в самом начале нашего знакомства, как мне вообще нравилась вся его англоязычность и даже, кажется, некоторая англокультурность.

Некоторая, потому что у его брата она была абсолютной.

Бедный Мишка. Лишенный навсегда в моих глазах своей собственной неповторимой индивидуальности — только из-за того, что индивидуальности его брата хватило бы на двоих. Всегда сравниваемый и неизменно проигрывавший в этом сравнении — просто потому, что у его брата была вечность, которой не было у Мишки. Вечность, которую этот брат мог тратить только на себя.

И которую при этом не тратил.

Я слишком сосредоточилась на своих мыслях и поэтому не сразу услышала, как меня кто-то окликнул. Но мое имя произнесли второй раз, громко, настойчиво, прорывая толстую завесу задумчивости, которой мне удалось почти полностью отгородиться от мира. Я невольно поморщилась и оглянулась, пытаясь найти виновника того взрыва, что только что случился у меня в голове.

Это был Леша. Очень давний друг семьи, точнее, сын друзей семьи. В детстве мы много общались — родители снимали соседние дома в дачном поселке, и каждое лето несколько недель мы проводили вместе. Потом Леша вместе с родителями уехал в Англию, и довольно долго я вообще ничего о нем не знала. Спустя несколько лет они вернулись, и пару раз мы виделись, всякий раз радуясь при встрече, и всякий раз тут же забывая о существовании другого сразу после расставания. В одну из таких встреч Леша познакомил нас с Мишкой — когда-то давно они учились в одной школе и с тех пор продолжали общаться. После этого знакомства мы с Лешей почти не пересекались.

Почти. Потому что был еще один эпизод, который уже не позволял мне с чистой совестью назвать Лешу просто старым знакомым. Случился он после того, как… одним словом, после. Я не очень любила вспоминать эту историю. Как и в остальных случаях, Лешина вина состояла исключительно в том, что он не мог стать тем единственным человеком, который был мне нужен. Правда, в отличие от других, с Лешей мы каким-то образом не рассорились совсем, а сохранили то, что обычно называется «дружескими отношениями», хотя скорее должно называться «обломками кораблекрушения». Леша был очень милым, терпеливым, внимательным — и к тому же патологическим оптимистом.

Но сейчас у него было странное выражение лица. Мягкое и обеспокоенное одновременно. Наверное, я все-таки не очень хорошо выглядела.

— Привет, — сказала я, пытаясь произнести это с подобающим случаю энтузиазмом. Получилось не очень. Как будто меня придавило дорожным катком.

— Привет, — ответил он несколько неуверенно. — Ты как себя чувствуешь?

Дурной знак. Обычно при такой встрече люди спрашивают «как дела?», ну или хотя бы «что ты тут делаешь?».

— Нормально, — ответила я. Снова какие-то предсмертные хрипы. Надо взять себя в руки. — У меня просто немного болит голова.

У меня просто от каждого слова в глазах разлетаются разноцветные звездочки, и в виски вкручиваются небольшие шурупы, — только и всего.

— Может быть, тебе что-нибудь принять? — осторожно предложил Леша. — У тебя есть с собой обезболивающее?

Я только покачала головой.

— Зайдем в аптеку? — спросил он все с той же неуверенностью в голосе.

Отлично. Правда же, столкнувшись со своей бывшей возлюбленной спустя пару лет после последней встречи, вы первым делом предлагаете ей зайти в аптеку?

Но, кроме шуток, это было неплохой идеей. «Но-шпа» действительно помогала.

Я кивнула, не доверяя больше своему голосу, и мы в молчании — несколько ошарашенном с его стороны, — дошли до ближайшей аптеки. Внутри Леша направился к кассе.

— Что берем? — обернулся он ко мне.

— «Но-шпу», — ответила я машинально.

В аптеке было очень ярко и очень громко, все звуки — сконцентрированы в одном месте, в отличие от улицы, и игнорировать их я уже не могла. Мне требовалось неимоверное усилие воли, чтобы не начать тихонько поскуливать. Может, пару раз я все-таки не сдержалась, потому что Леша кинул несколько почти испуганных взглядов.

Он попросил «но-шпу» и протянул деньги. Я хотела было возразить, но вовремя сообразила, что в карманах моего невероятно модного пальто нет ни копейки. Я ведь пару часов назад пришла с того света. Леша, тем не менее, заметил мое движение и, сунув коробочку мне в руку, пробормотал что-то вроде «я угощаю».

Я на ходу проглотила две таблетки, пока мы выходили на улицу. Несмотря на шум вечернего трафика, здесь стало чуть легче. Темнота приятно успокаивала раздраженные глаза, а все звуки сливались в некую единую ткань, лишь изредка прерываемую каким-нибудь гудящим идиотом. Я остановилась, прикрыла глаза и вдохнула холодный, жесткий воздух.

— Ты… э… сейчас куда? — наконец спросил Леша, возвращая меня обратно к реальности. Что он про меня думал? Неизвестно.