Дин Лейпек - Это все придумали люди [СИ]

Я покачал головой.

— Это не аргумент. Нельзя обвинять человека в том, что он слишком легко повелся на твою ложь. Во всяком случае, это не оправдывает тебя.

— Не оправдывает, — легко согласилась она, снова возвращаясь к ложке и каше.

— Почему? — повторил я.

— Потому что я не могла себе позволить сказать тебе правду.

— Что, прости?

Машка отложила ложку и снова посмотрела на меня.

— А как ты себе это представлял? Допустим, я сказала бы правду, допустим, ты поступил бы, как благородный мужчина, или даже как очень благородный мужчина — а дальше что? В тот момент, когда Алиса пришла бы к тебе в очередной раз, чтобы ты сделал? Что я должна была бы сделать? Сказать «иди, милый, конечно, возвращайся, когда это будет удобно»? Что я потом стала бы объяснять ребенку? Наш папа конечно нас любит — за исключением того, что еще сильнее он любит кого-то еще? Или, может, стоило просто Алису тоже принять в нашу дружную семью? Для общего удобства?

— Ей нужна была моя помощь, — заметил я все так же тихо.

— Я знаю, — серьезно сказала Машка. — И это твое право — оказывать ей любую помощь тогда, когда ты считаешь это нужным. И мое право — по возможности оградить себя и своего ребенка от всего этого.

— Это и мой ребенок тоже.

— Очень условно.

— Совсем даже не условно.

— Да? И сколько же участия ты принимал в его появлении на свет и воспитании?

— Я бы принимал значительно больше, если бы ты дала мне это сделать.

— Я вроде ничего тебе не запрещала.

— Ты мне соврала!

— А ты рад был поверить!

— Я имел право знать!

— А я имела право ничего не говорить!

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да!

Аглая Михайловна громко заревела.

Из коридора возникла Лизавета, величественная и невозмутимая в своем бордовом халате, и молча вынула ребенка из стульчика. На пороге кухни обернулась и посмотрела на нас строго:

— Мне через час нужно выйти из дома. Так что у вас есть двадцать минут на то, чтобы выяснить тут свои отношения.

Плач Аглаи Михайловны плавно удалился по коридору и затих в дальнем конце квартиры.

Машка встала и подошла к окну. У нее была узкая, прямая спина, и очень худые руки с тонкими пальцами, которыми она сейчас отколупывала старую краску с подоконника. Я еще немного постоял у двери, потом подошел к ней, повернул к себе и обнял. Она попробовала увернуться, но я был выше, сильнее и вообще чертовски устал.

— Все, — пробормотал я ей в макушку, и ее кудри защекотали мне нос. — Все, мой хороший. Проехали. Забыли.

Из глубины квартиры несся размеренный голос Лизаветы. Время от времени Аглая Михайловна что-то лепетала в ответ, и их нехитрый диалог заполнял все недосказанности и неясности, которые мы не способны были решить между собой здесь, на кухне.

Под утро стало ясно, что проще всего будет просто открыть окно нараспашку. Конечно, это не могло сильно помочь. Но все же.

С улицы на меня дохнуло серым холодом, странным после вчерашнего тепла. Я выглянул наружу, во двор, где от дырявых, старых сугробов по асфальту растекались черные лужи.

Как я здесь оказался? Почему очнулся перед совершенно незнакомой дверью, почему решил в нее позвонить? И почему при этом пальцы автоматически повернули задвижку после того, как я закрыл дверь за собой?

Я не мог ответить ни на один из этих вопросов. Не мог ответить на них сам.

В прихожей негромко стукнула дверь. Я обернулся. В кухню вошел Мишка — и сразу же недовольно скривил нос. Потом заметил переполненную пепельницу и как-то очень странно посмотрел на меня. Я тут же схватил ее и вытряхнул в мусорное ведро под раковиной.

— Где ты был всю ночь? — спросил я, стуча пепельницей о край ведра. Потом спохватился, что Алиса еще спит, и быстро выпрямился.

Мишка ответил не сразу, как-то неловко взъерошил волосы на голове, а потом уронил руку вниз и ответил растерянно и резко одновременно:

— У своей жены.

Я удивленно посмотрел на него.

— У тебя есть жена?

— И ребенок, — добавил он все также растерянно.

— Я многое пропустил, — заметил я тихо.

— Я тоже, — пробормотал Мишка.

Пока я продолжал удивленно смотреть на него, на кухне совершенно бесшумно появилась Алиса. Видимо, мой стук все-таки ее разбудил.

Она не взглянула ни на одного из нас, подошла к раковине, достала стакан из шкафчика справа, налила в него воды и долго пила, не отрываясь. Ополоснула стакан и поставила его на сушку. Она двигалась по Мишкиной кухне — их кухне? нашей кухне? — совершенно уверенно, без малейших колебаний находя все, что ей было нужно, так что все предметы как будто бы сами ложились ей в руку. Что она делала здесь? Кем была в этом доме? Кем — и кому — здесь приходилась? Я кинул быстрый взгляд на Мишку, но оказалось, что он все это время пристально смотрел на меня, и мне стало не по себе. Он как будто бы чего-то ждал от меня — и я совершенно не представлял, чего именно.

Закончив манипуляции с водой, Алиса повернулась к Мишке и бросила ему быстро и невыразительно:

— Доброе утро.

Меня она по-прежнему не замечала. Мишка медленно перевел взгляд с меня на Алису и обратно.

— Доброе, — машинально ответил он, не спуская с меня глаз. Потом снова повернулся к Алисе — но она уже исчезла в прихожей. Мишка пошел следом.

Я остался на кухне. Я явно выпадал из их системы.

— Ты на работу? — услышал я голос Мишки.

— Нет. Я домой.

— Тебе нужно что-нибудь срочное делать?

Пауза.

— Да. Пока, Мишка.

Даже входная дверь захлопнулась с некоторым недоумением.

Мишка вернулся на кухню и снова долго смотрел на меня.

— Что у вас тут вчера произошло? — спросил он наконец, и почему-то мне показалось, что ему очень хочется еще раз меня ударить.

— Ничего, — как можно спокойнее ответил я.

— В смысле — ничего?

— В прямом. Мы помолчали еще минут десять после твоего неожиданного исчезновения, а потом она сказала, что устала, и ушла спать.

— И… Все?.. — он как будто не мог поверить в то, что услышал.

— Что значит «все»? А что должно было произойти? — спросил я, и тут же осекся. До меня дошло. — Ты не просто так вчера сбежал, да?

Желание ударить меня, вероятно, стало совсем непреодолимым, потому что Мишка сжал кулаки и громко хрустнул пальцами.

— Ты… — начал он, но не закончил.

— Мишка, — сказал я как можно мягче, — а что, по-твоему, могло произойти? Я же вижу ее впервые в жизни. А она ведет себя, прямо скажем, не очень приветливо.

Мишка медленно разжал и снова сжал пальцы.

— Ты видишь ее не впервые, — жестко заметил он.