Анна Филатова - Что-то придется менять [СИ]

Сама она, конечно, собиралась домой и уже озаботилась поиском подарков для родителей, благо еще первого сентября они выдали ей карманные деньги, которые нигде, кроме Хогвартс-экспресса с его сладостями, так и не пригодились. Вот если бы они ходили в Хогсмит… но увы, это развлечение доступно только с третьего курса. Поэтому она вручила деньги Флинту, оговорив приличные комиссионные за услуги, а он купил ей понемножку волшебных сладостей и всяких дурацких сувениров, вроде колдографий Хогвартса и окрестностей, подарочного издания Истории Хогвартса с иллюстрациями и волшебных шаров — вроде маггловских стеклянных, но снег в них не прекращал идти никогда.

Сладости Гермиона попросила скорее в порядке эксперимента: ей было интересно, победит ли любопытство родителей железное семейное правило «от сладкого портятся зубы» или нет. В крайнем случае, она всегда могла съесть их сама. Зубы-то, конечно, портятся, но вот у нее они здоровые, и что? И ничего хорошего. Если вдруг раз в месяц решишь улыбнуться, сразу похожа на бобра. Конечно, Гермиона не улыбалась «открытой» улыбкой («с зубами», как выражалась мама) не поэтому, а просто потому, что обычно было некому и незачем. Но отсутствие выбора, улыбаться или нет, конечно, раздражало, как всегда раздражает отсутствие выбора.

А сувениры она собиралась дарить им на разные праздники в течение года, начиная вот как раз с Рождества. Спасибо Мерлину за магию! Или кого там надо за нее благодарить? Выбор подарков всегда был для Гермионы делом мучительным. Она, никогда не жаловавшаяся на внимание и память, почему-то просто не могла запомнить чужие предпочтения и пожелания. С изумлением, близким к ужасу, она понимала, что другие могут запомнить оброненную за пару месяцев до ключевой даты фразу «ах, как мне понравился вон тот шарфик» и приобрести этот самый шарфик. Но сама не могла, не слышала, не замечала этих фраз. Поэтому подарки у нее всегда были оскорбительно универсальные: открыточки, сувенирчики, прочая ерунда. Конечно, в одиннадцать-двенадцать лет, когда подарки покупаются на карманные деньги, это еще простительно, но Гермиона с обреченностью приговоренного понимала, что даже когда она вырастет, лучше не станет. Все что она сможет сделать, это покупать более дорогие безликие и чаще всего бесполезные наборы, созданные для того, чтобы людям без фантазии было что подарить родным. Ну и книги. Но она, в общем, догадывалась, что не всех и не всегда интересуют книги. Понять этот факт совершенно невозможно, но запомнить уже пришлось.

В общем, спасибо магии, которая делает обычные безделушки куда более интересными для маглов. А вот тетя Роуз и дядя Альберт пока не знают, где она учится, и вообще не знают о магии, и непонятно, стоит ли им об этом говорить. Родители вот почему-то рассказывать об этом не хотели, вообще никому. Как же хорошо, что с дальними родственниками можно пока что обойтись открытками. Открытки можно будет купить уже на Кингс-Кросс.

За день до отъезда Уизли чуть не подрался с Малфоем и потерял пять баллов. Но Гермиону заинтересовало не это, а то, что случилось позже, когда Уизли и Поттер зашли в Большой Зал, который как раз украшали к Рождеству (она пошла следом, ей тоже хотелось посмотреть, профессор Флитвик выделывал совершенно упомомрачительные вещи… вот она и услышала). Они снова пытались узнать, кто такой Фламель. На этот раз почему-то у Хагрида. Нашли кого спрашивать, ну в самом деле! Хотя, судя по тому, как юлил и отнекивался Хагрид, он действительно знал, кто это. Ну надо же. А по виду и не скажешь. Самая загадочная загадка загадочных гриффиндорцев: почему, ну почему нельзя спросить у мадам Пинс? Неужто она бы не подсказала, где искать про Николаса Фламеля? Неужели они до этого не додумались? Или просто разводят секретность? Интересно, почему?

Подойти бы и спросить, так ведь не расскажут же. Она же слизеринка.

Борей Брейд мало что писал про подарки в своих основах этикета, уделяя основное внимание каким-то очень традиционным вещам, вроде часов, которые положено дарить юноше на совершеннолетие. Не найдя никаких указаний вроде «дарить шоколад — страшное оскорбление, потому что чистокровные вообще странные», Гермиона после некоторых раздумий отложила коробку шоколадных лягушек для Гринграсс (как-никак, та ей уже сделала один подарок, надо бы отдариться) и подарочный набор конфет в форме мячей для Квиддича самому Флинту — за помощь с полетами и за то, что не поленился ей все это купить. Странно, конечно, дарить человеку то, что он сам и покупал, но странностей бояться — в Хогвартсе не учиться, так что пусть будет пока что так, раз уж в Хогсмит первокурсникам нельзя. Остальные сокурсники совершенно точно перебьются без ее подарков. Уж им она ничего не должна, как и они ей. К тому же, вряд ли какой-либо знак внимания с ее стороны может их обрадовать. Не факт, что он обрадует ту же Гринграсс, ну так она-то как раз пусть позлится.

Но самый щедрый свой подарок она приберегла для гриффиндорцев. Потому что раздражали. Сидят в библиотеке, шушукаются, Поттер даже в Запретную Секцию чуть не залез — зачем, спрашивается?! В общем, даже просто находясь в одном помещении с ней, они мешались. Поэтому тем же вечером Гермиона засела в библиотеке, терпеливо дождалась прихода гриффиндорцев и довольно громко для библиотеки пошла сдавать мадам Пинс «Величайшие достижения алхимии». Мадам Пинс демонстративно проверила книгу на предмет карандашных пометок, порванных страниц и прочего непотребства, и из книги ожидаемо выпала загодя положенная туда закладка.

— Это ваше, как я понимаю.

— Да, это мое, извините. Самая интересная статья во всей книге, удивительно, каких высот достигла алхимия благодаря Николасу Фламелю.

Они с мадам Пинс вежливо поулыбались друг другу и поддерживать светскую беседу дальше не стали. Гермиона пронаблюдала некоторое волнение среди двух гриффиндорцев. Значит, услышали. Ну, в таком случае, Счастливого Рождества им.

В Хогвартс-экспресс Гермиона села с неизвестно откуда взявшимся чувством выполненного долга.

Было так невероятно странно снова увидеть маму и папу. Находясь далеко от них, Гермиона по ним, в общем-то, не скучала и вспоминала о них скорее как о факте своей биографии (родилась, росла, училась, есть родители). Поэтому она вовсе не была уверена, что в состоянии будет симулировать радость встречи, но притворяться почти и не пришлось. Она была действительно рада, когда заметила их на вокзале, хоть и не очень поняла, почему. Оставалось всего-то ничего: транслировать эту радость вовне, так, чтобы она была заметна и при этом выглядела как спонтанное, непродуманное проявление чувств. Ох, какая гадость эти человеческие отношения. В Слизерине было проще…