Игорь Бер - Лето испытаний [СИ]

Другой отрицательной стороной его поступка было отдаление от своих любимых младших сестренок-близняшек. Они были единственными из рода Дрейков, с которыми он смог найти общий язык (да-да, со своими старшими братьями и другими сестрами он не слишком ладил) и кто любил его искренне и преданно.

Он хорошо помнил день когда, собрав сумку с нужными ему для долгого путешествия вещами, он вошел в спальную комнату, чтобы попрощаться с Марией и Эльзой. Была ночь, и девочки крепко спали. Лунный свет сочился из окна, падая прямо на их подушки, покрывая их белокурые волосы серебром. Он поцеловал в щеку Марию и погладил ее по головке. Мария даже не шелохнулась. Затем тоже самое он повторил и у кроватки Эльзы.

В отличие от сестры, Эльза что-то просипела себе под носик и открыла глаза.

— Братец? Ты мне снишься или же ты настоящий? — спросила она своим сонным голоском.

— Самый настоящий, сестренка.

— Тебе не спиться?

— Нет, Эльза, сна нет ни в едином глазу. Я зашел, чтобы сказать вам, что очень сильно люблю вас и, что очень буду скучать.

— Разве можно скучать по тем, кого видишь в каждый день? — сонно прошептала Эльза. — Или ты куда-то уезжаешь?

— Уезжаю, — подтвердил Альберт, положив ладонь ей на плечо, чувствуя угловатость ее детского тела через шелковую материю ночнушки.

— Но ты ведь вернешься?

— Если и вернусь, то очень не скоро.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал! — это уже произнесла Мария, которая проснулась при звуке их голосов.

Альберт встал с края постели Эльзы и присел рядом с Марией.

— Я должен. Если бы это не было столь важно для меня, я бы остался с вами. Но мне нужно ехать.

— Тогда мы тоже будет скучать по тебе, — плаксиво произнесла Эльза и тут же слезы потекли и по щекам Марии. — Ты зайдешь к папе, чтобы тоже попрощаться с ним?

— Обязательно зайду, сразу, как только покину вас.

Но навещать отца он, конечно же, не собирался. Вместо этого он покинул резиденцию Дрейков через окно в своей комнате и поспешил к ближайшему перекрестку, где его уже ждали Стоун и братья Тейты. Не было дня, чтобы он не вспоминал о своих сестренках и не скучал по ним. Он очень надеялся, что и они продолжают его помнить.

Другой отрицательный стороной его побега из дома были лишения, к которым он себя предрек. Теперь он не мог позволить себе новой одежды, вкусной еды и мягкой постели. И как не старался Альберт убедить себя, что в этих лишениях не было ничего непреодолимого, все в каждый день, завтракая хлебом с тонким слоем масла, одевая один из двух возможных костюмов, засыпая на несвежей и твердой постели очередной ночлежки, он вспоминал ту жизнь, которую оставил позади. Но, во все дни своей самостоятельной жизни Альберт успокаивал себя тем, что это ненадолго и что очень скоро он обзаведется деньгами и сможет ими распоряжаться по своему усмотрению, и не надо будет больше вести счет каждой медной монете, чем он занимался последние недели.

— Ты снова ушел в себя, — произнес Винни Стоун. Для молчаливого парня, в этот день он слишком часто первым начинал разговор. Хотя, он был далек от того восьмилетнего балагура, каким он был в детстве. Молчаливым его сделала смерть матери, которая произошла у него на глазах. Они прогуливались с ней в парке, что находился на территории их поместья. Бежавший заключенный, спасаясь от преследования, случайно забрел на их земли, а когда женщина подняла крик, ударил ее ножом в живот.

— Винни, почему ты пошел со мной?

— Ты о чем?

— Ты ведь знаешь, что у меня не было никогда теплых отношений с моим отцом, поэтому я сбежал из дома. Франс Тейт всегда был сыном ветров и дорог и никогда не отличался усидчивостью. Билл Тейт присоединился к нам только потому, что Франс для него долгое время был образцом для подражания. А что заставило тебя покинуть отчий дом? У тебя прекрасный отец, которого уважают и которым восхищаются все в губернии. Ты работал на одной из мельниц отца, под твоим руководством были десять человек. Ты хорошо справлялся с работой, и я слышал много лестных слов в твой адрес. У тебя, в отличие от нас, даже была постоянная девушка. Так что же тебя заставила все бросить и отправиться с нами в путь за сомнительным заработком?

— Ты, Альберт, всегда был моим лучшим другом. Разве мог я не сопровождать тебя в твоих поисках приключений?

Альберт улыбнулся, но внутренне совсем был не рад такое услышать. Такой ответ прибавил ему лишь чувство вины и ответственности. Если с Винсом что-либо произойдет, Альберт будет винить себя в первую очередь, и этот груз с его плеч не спадет даже через сотню лет, случись ему оказаться долгожителем.

— Альберт, впереди всадник.

Высокий голосок Эллин Томин заставил его приподнять голову, положив этим конец изучению пылинок на своих сапогах.

Всадник тоже приметил их, остановил коня и приветственно поднял руку вверх. Расстояние между ними было немалым, но даже отсюда Альберт мог разглядеть, что незнакомец был довольно юн, возможно, даже младше чем Эллин.

— Ждите здесь, — сказал Винс, садясь на своего коня. Пусть Альберт ничего не сказал ему, но Винс все же, добавил: — Поеду я, потому как твой конь сейчас у Эллин.

Винс Стоун разговаривал с парнем не больше пяти минут, после чего вернулся назад к своим друзьям.

— Его зовут Малкольм Клемментс. Он едет в поселение Лейстип, что в двух днях ходьбы отсюда. Сам он не сказала прямо, с какой целью он туда едет, но берусь предположить, что там живет его маэль сердца. Сам он из Конвинанта и до него не больше трех часов езды верхом. Думаю, в нем мы сможем остановиться. Малкольм сказал, что Конвинант может быть не самое лучшее место для высших слоев общества, но для уставших путников — в самый раз.

— «И раны наши исцелит лишь пыль веков в сиянье звезд»…, — в унисон произнесли строчки из стихотворения Альберт и Эллин, после чего вместе рассмеялись.

В Конвинант они въехали на конях вместе с сумерками. Само поселение встретило их пустынями улицами. В грязи на главной улице отпечатались многочисленные следы стоп жителей, что придавали поселению незримую видимость густонаселенности. В редких домах горел тусклый свет свечей. Откуда-то справой стороны от въезда в Конвинант раздавались звуки музыкальных инструментов и пьяные крики, горланящие веселую песню невпопад, что прибавляли жизни селению, самобытную и чуждую для людей из высших слоев общества.

Альберт вновь сел на своего коня, а Эллин прижалась к нему сзади. Когда дверь одного из домов резко распахнулась и на улицу выбежала женщина, сквозь слезы зовя какого-то Джонаса, Эллин прижалась к Альберту плотнее, от чего он почувствовал ее остренькие твердые грудки, что терлись о его спину. Также, близость тела девушки позволило ему почувствовать ее тепло и частое биение сердца даже через верхнюю одежду. Вскоре из дома вышел мужчина, который обнял женщину и повел ее в дом. Никто из них даже не обратил внимания на приезжих.