Игорь Бер - Весна перемен [СИ]

Он хотел сказать ей о том, насколько сильна его любовь, но его голосовые связки категорически отказывались ему подчиняться.

Он был уверен, что его жена и так знала о силе его чувств к ней, но ему очень хотелось выразить все в словах. Словно другого такого момента могло больше и не быть, хотя легкость и благодушье этого дня не подразумевали таких возможностей.

Кто-то их сфотографировал полароидом.

Кевин обернулся в сторону мужчины, в котором он узнает Марка Уотера, и взял в руки протянутую фотографию.

Кевин осведомился о стоимости снимка, но мужчина улыбнулся в ответ и сказал, что это подарок самой красивой паре в парке развлечений.

Кевин взглянул на фотокарточку понимая, что на ней проявились изображения совершенно незнакомых ему людей, но не увидел в этом ничего странного.

Клэр сказала ему на ухо, что ей нужно отлучиться и Кевин с неохотой отпускает ее. Он проводил ее взглядом, пока она не скрылась из виду за шатром гадалки.

Плач дочери заставил Кевин обернуться. Карусель больше не выглядела красочной и манящей, какой она была в тот момент, когда он сажал на нее Кэтти. Теперь она выглядела ветхой, истертой, с явными признаками коррозии на абсолютно всех деталях.

Она набирала скорость, и скрип ржавого металла становился невыносимым.

Кто-то спросил его, что происходит. Рядом с ним стояла Линин, облаченная в платье Клэр.

Кевин указал на карусельи, перекрикивая скрип, заявил, что обязан ее остановить. Его не смущал тот факт, что карусель пуста, ведь плач его дочери продолжал доноситься с той стороны.

Билетер пропал, и вместо того чтобы бежать в его будку, дабы остановить взбесившейся механизм, Кевин попытался взобраться на платформу, но у него ничего неполучалось. Онпадал и не мог подняться на ноги, так как все вокруг него плыло и шаталось, в то время как плачь Кэтти становился все громче и громче.

От бессилия Кевин начал кричать, испытывая злость на самого себя.

Он истошно звал дочь, все еще пытаясь взобраться на карусель, которая и не думает останавливаться.

Он проснулся на полу каюты, понимая, что еще секунду назад кричал во весь голос имя своей дочери.

Кевин встал с пола, на котором пролежал последние три часа, чувствуя, что судно под ним больше не качается из-за сильных штормовых волн. Но, вместе с шумом урагана, ушли и другие звуки — он совершенно не слышал голосов матросов и криков капитана корабля.

"Может, пришло время завтрака? Отсюда и тишина", предположил он, хотя сам не поверил в данное предположение.

Кевин протер сонные глаза руками, после чего громко зевнул. Возможно, тишина на корабле была обусловлена и другими причинами, да только его первое предположение напомнило ему, что он и сам ничего не ел со вчерашнего вечера. И хотя из-за качки его немного мутило, голод, заполнивший его желудок пустотой, был гораздо сильнее. Он встал с пола, не без труда удержавшись на ногах, и зашагал к столу, который все еще стоял на своем месте, только благодаря тому, что его ножки были прочно прибиты к деревянному настилу. Сидя за столом, он обождал какое-то время, пока головокружение успокоится, затем, придерживая голову руками, повернулся в сторону шкафчика. Внутри ящиков бутылки вина принесенной Линин не оказалось, а пить хотелось очень сильно.

— Кэтти. Клэр, — практически шепотом произнес он, глядя по сторонам. Воспоминания о прошедшем сне были еще очень ярки, от чего в груди защемило от тоски. До сих пор ему казалось, что в его ушах стоит звон от крика дочери. И прежде чем он успел подумать о том, что крик во сне был очень реалистичным, очередной пронзительный крик раздался с верхней палубы корабля.

Он вздрогнул и взглянул на запертую дверь каюты. Что это было? Крик боли или же отчаянья? Голос был женским. А, насколько он знал, на корабле была только одна женщина.

— Линин, — прошептал он, чувствуя нарастающее напряжение во всем теле.

Он сорвался с места и поспешил вверх по крутой лестнице, практически вылетев из каюты, и оказался на нижней палубе. Солнечный свет ослепил его привыкшие к мраку глаза, от чего он зажмурился и отвернулся в сторону.

Когда солнечные лучи стали более щадящими, он смог оглядеться по сторонам. На палубе никого не было, по крайней мере, на том участке, который входил в его поле зрения. А участок был — не слишком широким коридором, образуемый бортом корабля и стенкой обеденного зала. Рядом с дверью его каюты находилась дверь, что вела в опочивальню Тифа. Он поспешил открыть ее и позвать по прозвищу их самого опытного и старшего товарища, но ему никто не ответил. Тифа уже не было в своей каюте. Отчего-то именно этот факт показался ему самым пугающим во всем необъяснимом затишье дрейфующего по волнам корабля.

Кевин замер на месте, пытаясь хоть что-либо расслышать. Ничего. Кроме шума волн и скрипа стень-эзельгофтов. Подняв голову, он посмотрел на мачту, которая все еще оставалась без парусов.

"С командой корабля что-то произошло, иначе они бы обязательно опустили паруса".

— Глупости. Как такое могло произойти? — спросил он у самого себе, от чего у самого себя и получил ответ.

"Возможно, вся команда корабля покончила с жизнью самоубийством. Это объясняет полную тишину, что тебя окружает".

— И что могло их заставить такое совершить?

"Кто знает? В Молодом Мире всякое может случиться. Может они все поплыли на голоса сирен? Не удивлюсь, если они в этом Мире существуют".

— Очень надеюсь, что я не прав.

Он сделал несколько шагов вперед и теперь мог видеть спокойное и ленивое озеро-море за бортом. На горизонте не было видно и намека на сушу.

Неожиданно ему очень сильно захотелось обернуться назад, дабы убедиться, что за ним никто не стоит. Конечно, сейчас было утро, а кругом вода — не темный лес, но от этого трепет во всем теле и беспокойство — не становились слабее. Кевин не стал испытывать себя на храбрость и обернулся назад, оглядев еще более узкий коридор, что формировался от стенки его каюты и бортом корабля. Что и следовало ожидать — за его спиной никто не стоял. Вполне возможно, что за углом, созданным его каютой, кто-то и скрывался, но он склонялся к мнению, что кроме связок канатов, ведра, швабры и других предметов, предназначенных для наведения чистоты на палубе, там никого не было.

"Да кто, собственно, там мог быть? Ополоумевший матрос?!".

Из трюма, в котором содержались кони, раздалось пронзительное ржание, которое показалось ему предостережением, адресованное именно ему. Кевин не сомневался, что это был голос Фаундэра. Казалось конь, что-то предчувствовал и просил его быть предельно осторожным.

Чтобы успокоить самого себя, он заглянул за угол. Как, он и ожидал — никого там не было. Только тросы, канаты и инструменты. Но спокойствие к нему все равно не пришло. Чтобы поскорее во всем разобраться и убедить себя, что с командой корабля ничего не произошло, он направился в сторону нижней палубы.