Евгения Кретова - Посох Велеса

Настроение у всех, понятное дело, было замечательное.

С другой стороны горы, Шкода, Афросий ругали Антона. Того отправили осмотреть окрестности, найти следы Кати и ее друзей, а тот мало того, что ничего не нашел, так еще и упал в овраг, и вывихнул ногу. Идти теперь сам не мог. Хорошо хоть бабка Ирмина куда-то пропала, а то сейчас бы такое устроила, даже страшно подумать.

— Кстати, довольно странно, что она куда-то делась, — отметил Афросий, смачно сплевывая травинку, — то не отставала ни на минуту, то нет уже с самого прибытия в эту глухомань. Где мы, кстати?

Все трое были голодны, злы. Попадись им сейчас Катя, точно бы прибили. Афросий, пока они ждали Антона, поймал пару мелких птичек, с помощью зажигалки разжег костер и поджарил их прямо на углях. Этого было мало, но все равно кое-что.

— Эй, Шкода! — окликнул Афросий.

Тот остановился, хмуро глянул через плечо:

— Чего тебе?

— Мне что, с этой штуковиной, — он взмахнул кнутом, данным ведьмой, — так и ходить наперевес? Далась она мне, ей-богу, у меня ж пистолет есть. Может, выбросить?

— Выброси, — Шкода равнодушно пожал плечами, — Ирмина спросит, так ей и скажешь «Фигня вопрос, где-то выкинул за ненадобностью». Спасибо от нее услышишь.

Афросий нервно сплюнул в траву, пробубнил:

— На черта с этой бабкой связались? Че, народу мало, кого грабануть, что ли? Или тихо-мирно покопать могильники.

Шкода покосился на свой меч: он положил его рядом с собой, на траву. Лишь только он выпустил его из рук, тот перестал истекать угольно-черным пеплом, стих, будто заснул.

— Спрячь кнут свой, из рук выпусти.

— Куда «спрячь»?! — дернулся Афросий.

Антон, делавший все это время вид, что спит, отозвался:

— Заколебал ныть, Афросий. Штанину оторви, в нее замотай и за пазуху убери.

— А ты не умничай, — взревел громила. — Я и по зубам могу дать.

И бросился к Ключнику.

— Не дергайся, Афросий! — Шкода недобро глянул на подельника. — Тоха дело говорит.

И сам снял с себя рубашку, оторвал от нее рукава и, аккуратно обмотав ими Ирминин меч, закрепил его на поясе.

Афросий, прищурился и сделал то же самое со своим кнутом.

— Двинули, — тихо скомандовал Шкода.

— Давай его тут оставим? — крикнул Афросий, кивая на Ключника. — Будем возвращаться — заберем, или бабка эта пусть его вытаскивает.

— Нет, — отрезал Шкода, — втроем пришли, либо втроем выберемся, либо пропадем здесь. Вместе надо держаться.

Афросий в ответ тяжко и витиевато ругнулся, но спорить больше не стал.

Напившись воды из ручья и соорудив нечто наподобие носилок, они посадили в них Антона и двинулись следом за Катей.

Торопить никого не пришлось, ребята быстро поели, разобрали наполненные Истром фляжки с водой, и двинулись в путь. Первым, мурлыкая какую-то залихватскую песню, пошел Истр — съеденная каша и победа в споре на счет их места нахождения сделали его веселым и жизнерадостным. Солнце палило не так сильно, тропинка, ведшая от поляны, — ровной и хорошо утоптанной. Щебетали в вышине птицы, переговариваясь о своих птичьих нуждах. Гудели комары.

За ним, тихо переговариваясь, шли Олеб и Енисея. Катя и Ярослава — последние. Катя специально отстала от остальных, чтобы поговорить с Ярушкой.

— Ярослава, — Катя придержала ее за рукав, чтобы быть уверенной, что их точно никто не услышит. — Что происходит?

— Ты о чем? — Ярослава постаралась изобразить на лице непонимание.

— Только не пытайся мне врать, — строго оборвала Катя все попытки скрыть от нее правду, — не позорься. Что произошло, пока меня не было?

Ярослава молчала.

Прошла минута, за ней другая, третья. Кате уже казалось, что подруга не собирается отвечать, и она заготовила гневную тираду про доверие и правду. Но она не понадобилась.

Катя внезапно услышала, что Ярослава всхлипывает.

— А ну, не реви! — Катя встряхнула подругу за плечи. — Говори!

Но Ярослава не могла, она вся как-то осунулась, скривилась, беззвучно рыдая. Она хватала ртом воздух, как рыба, но вздохнуть не могла, крупные слезы заливали покрывшееся розовыми пятнами лицо, она подняла высоко к небу голову, словно стараясь, чтобы слезы затекали обратно. Но где уж там…

— Ярушка, милая моя, хорошая, родная!!! — шептала Катя, обнимая и целуя ее заплаканное лицо. — Не плачь, все хорошо будет, не знаю, что случилось, но это все ничего! Ты самая лучшая, самая талантливая, самая умная, ты мой самый лучший друг! Да что там! Ты мой единственный друг!

Ярослава виновато на нее посмотрела сквозь пелену слез, и вдруг улыбнулась, глотая, наконец, застрявший комок горя.

— Ну что? Ты мне расскажешь?

Вместо ответа, Ярослава тихонько кивнула, утерла краем рукава слезы:

— Вы разошлись все по делам, а мне велели отдыхать. Вот я и устроилась в теньке, на траве ноги вытянула, на камень большой и теплый прислонилась, да задремала, видать. На минуточку. И слышу разговор тихий. Я встать хотела, показать, что не сплю, но не смогла, — она притихла, вспоминая что-то, нахмурилась.

— Что ты услышала? Не томи же!

— Олеб и… и Енисея… он ее любит… — с отчаянием выдавила из себя Ярослава. — Давно…

Катя немного отпрянула.

— И что с того? Я тоже видела, что он очень переживал из-за нее, когда ей плохо стало там, на скале…

Ярушка опустила голову:

— Я тоже … это видела… Но… думала… случайность…

До Кати постепенно стало «доходить».

— Так вы, не просто одноклассники, вы хорошо знакомы, что ли? — Катя судорожно искала, за что зацепиться, чем поддержать стремительно теряющую себя подругу.

— Конечно, Олеб же тоже в Аркаиме учится, тоже ученик Стара. — Подруга замолчала, подбирая слова. — Мне его так увидеть хотелось, не было никакой мочи ждать конца лета. А тут в Аркаиме состязания эти должны пройти, — Ярослава тяжело вздохнула. — Понимаешь, мне всегда казалось, что я ему нравлюсь. Олеб меня часто выручал, хвалил, говорил, что, мол, я молодец. Ну, вот как недавно, со звездой. И я это расценивала по-своему… Я тешила себя надеждой, а он ко мне просто хорошо относился…оказывается. Глупо, конечно.

— Так ты из-за этого такая потерянная?

— Ну, да, — вздохнула Ярослава, она положила голову Кате на плечо, спрятав лицо, — стыд-то какой! Он же, небось, догадывается, что я его… — она так и не произнесла это слово вслух.

— Да ну, брось, ничего он не догадывается, — успокаивала Катя. — Мне же со стороны виднее! Мальчишки они вообще мало что замечают, они такие… — Катя с трудом подобрала нужное слово, — твердолобые!

— Вот что мне теперь делать?! — причитала Ярушка, и в голосе опять послышались слезы.

— А ничего и не делай! Ничего не произошло: вы были друзьями? Друзьями и останетесь. Веди себя как всегда, и все… Все забудется, понимаешь? Как говорит моя мама — «все перемелется, мука будет».