Беттина Белитц - Поцелуй шипов

— Существует даже несколько мистеров совершенство, — сказала я, как будто себе самой и встала, потому что внезапно больше не могла справиться с ситуацией. Плох в постели — что Джианна подразумевает под плох в постели? Касается ли это и Колниа? Означает ли для неё, что мужчина плох в постели, если тот всегда недостаточно сыт, чтобы обнимать свою собственную девушку? Всё что она говорила, казалось было направлено на меня лично. Я должна выйти и успокоиться, только на несколько минут.

— Пойду осмотрюсь, — сказала я небрежно, хотя мои губы дрожали. Я обошла пальмы, чтобы как можно скорее сбежать из этого проклятого бара. Через обычный выход я не хотела проходить, потому что там находилась стойка, возле которой стоял Колин и заказывал напитки, а как мне объяснить ему разумно, что со мной происходит? Поэтому я выбрала немного более необычный путь к отступлению, между двумя большими цветочными горшками и через невысокую стену, приведшую меня в узкий переулок, где я сразу же опустилась на порог кажущегося покинутым дома.

Почему этому парню обязательно нужно было играть эту песню? Он не мог выбрать что-то более быстрое, легкомысленное? Почему именно эту? По крайней мере не Love Story, сказала Джианна, но для меня она звучала как Love Story. Это тоска по Грише должна прекратиться, раз и навсегда. Я проклинала мою душу за её глупость, да, в этом пункте она была невыразимо глупой, ещё глупее, чем Тесса, потому что она не понимала, что Гриша — это незнакомец, который даже не побеспокоился бы обо мне, если бы перед его глазами моей жизни угрожала опасность. Он, самое большее, вызвал бы полицию или скорую помощь. Если бы вообще вызвал.

Сухой носик толкнул меня в руку, и я невольно улыбнулась. Кошка. В Италии полно кошек, каждая из них небольшое утешение. Здесь меня утешал целый выводок. Они не могли быть старше пары месяцев. Когда я гладила их, то чувствовала рёбра, такими они были худыми. Они играли дерзко с моими голыми пальцами ног и ремешками сандалий, кусали друг друга за шею в показной битве, а потом снова мурлыча, залезали ко мне на ноги, чтобы я почесала их. Я останусь сидеть здесь и подожду, пока пианино не умолкнет. О, когда я наконец покончу с этим…

Но потом, я совсем этого не ожидала, кошки вдруг разбежались. Я ведь не вздрагивала и не слышала никакого громкого звука. Что их испугало? Они убежали не далеко, всего лишь спрятались; в этом переулке есть достаточно укрытий. Пустые цветочные горшки, дыры в рушащихся стенах, ниши и углы — настоящий рай для кошек. Я чувствовала, что они ещё тут и обмениваются мнениями с помощью секретного диалога, стоит ли им вернуться ко мне.

— Тссс, — раздалось прямо возле меня, очень человеческое тссс, но для меня, как выстрел пушки. — Не двигайся.

Я чуть не подавилась, хватая ртом воздух, и на одно мгновение моё горло полностью закрылось. Всё же я послушно осталась сидеть. Встать было бы сейчас грехом, потому что таким образом, мне пришлось бы расстаться с глазами, которые смотрели на меня сквозь мягко покачивающиеся на ветру листья пальм, полные радости и лёгкости и всё же наполненные мальчишеским тщеславием, потому что не хотели принимать то, что кошки от них спрятались. Видимо животных ослепила их интенсивность, как и меня. Они были не голубыми, они были бирюзовыми. Не тот ледяной бирюзовый, который показывался в глазах Колина, когда на небе святило солнце, а естественный и всё же уникальный в силе своей лучезарности.

«Закрой рот, Елизавета», строго призвала я себя. «И не смотри так! Возьми себя в руки!»

Ничего не помогало. Как будто связанная, я сидела в переулке и позволила незнакомцу подойти ближе. Он казался мне таким знакомым, как будто мы выросли вместе, и всё же таким примечательным и удивительным, что я не знала, как себя вести.

На животе, не заботясь ни о своей рубашке, ни о штанах (а то и другое выглядели не дёшево), он полз ко мне. Он вытянул руку и оставил её лежать возле моих ног. Только его указательный палец слегка царапал по каменному полу, чтобы выманить кошек из их укрытий. Да, это тот пианист. Я узнала его не только по длинным пальцам, но и по всему тому, что уже чуть раньше расстроило меня.

Полосатый котёнок оказался самым смелым и отважился выйти из своего убежища первым. С дрожащими усами и в настороженной позе, он приближался к вытянутой руке, чтобы осторожно понюхать, а потом скорее напевая, чем мурлыча, потереться о неё. Теперь последовали и другие, постепенно они выбирались из своих нор и в течение короткого времени снова вернули всю лёгкость; мне даже показалось, что они особенно смелые и хотят показать, что умеют. Хотя в этом больше не было нужды, молодой человек остался лежать на земле, опёрся подбородком на руки и поднял на меня взгляд.

— О нет…, - прошептала я. Джианна ошиблась. Он не мистер совершенство. А его лицо, как я уже предположила, не лицо Гриши. У него, возле левого глаза, был хорошо заметный шрам, старый и заживший, но дерзкий, а ещё один на подбородке, оставшиеся видимо после велосипедной аварии. Несколько веснушек — не красные, а как молочный кофе — танцевали у него на носе, щёки слегка загорелые, и когда он снова улыбнулся, я не могла по-другому, как закрыть рот рукой, потому что его улыбка была такая же озорная и притягательная, как улыбка Греши, да к тому же с ямочками, что делало её красивее и в то же время всё, ещё намного хуже.

— Всё хорошо? — спросил он продолжая улыбаться.

— Да, хорошо, — ответила я медленно, потому что, как бы это не было парадоксально, именно так я себя и чувствовала, теперь, когда мы заговорили, чего Гриша никогда не делал добровольно. — Просто… ты… ты мне кое-кого напоминаешь. — Могу ли я обращаться к нему на ты? Мы ведь совсем не знаем друг друга.

— Это плохо или хорошо? — осторожно спросил он.

— Каким-то образом и то и другое. — Я убрала руку со рта, потому что звучало так, будто я шепелявлю.

— Он плохо с тобой обращался?

— Нет. — Я покачала головой, при этом моя шея приглушённо затрещала. — Он вообще никак со мной не обращался.

— Да, иногда это может быть даже хуже. — Молодой человек сел и протянул мне свою руку. — Я Анжело.

Автоматически я взяла её в свою. На ощупь она была приятной, сухой, тёплой и гибкой, пожатие не слишком сильное, но и не слишком слабое, как раз в самый раз.

— Меня зовут… — Я колебалась. — Анжело? — переспросила я и внезапно рассмеялась, чувство было настолько освобождающем, что я немного расслабилась. — Ой ой… — Это было чуть ли не скучно и банально. Лицо ангела, которого звали Анжело. Мы находились ещё в реальности или уже в сентиментальном романе?

Он равнодушно пожал плечами.

— Ну, так они меня называют. Конечно, большинство думает, что меня так зовут из-за внешности, но это не первоначальная причина.