Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

Колин сдержал своё обещание только на половину. Я была не одна. Это было правдой. У меня даже была компания из двух человек: один мужчина с левой стороны, другой — с правой. Но ни один из них не был Колином.

Рычание моих внутренностей внезапно изменило свою высоту тона и перешло в звонкий колокольный звук выпрашивания.

— Хорошо, всё хорошо, — пробормотал Пауль во сне и обнял мои ноги, чтобы притянуть к себе. Кончиками пальцев я взяла его запястье и освободила своё колено, хотя меня растрогала его быстрая реакция. Она напомнила мне наше детство. Иногда он брал меня к себе, если я боялась ночью (чаще всего пауков), и даже в глубоком сне ощущал самые маленькие движения. Как сейчас. У него всё ещё был хороший инстинкт в отношении меня.

Мужчина, что же, может быть, это был скорее парень, с моей левой стороны, не предпринимал никаких действий, чтобы коснуться меня, но от меня не ускользнуло, что его рука находилась рядом с моим телом, готовая в любой момент схватить и… Да, что? Держать меня? Я очень хорошо знала, что его реакция была не менее быстрой, чем реакция моего брата, плюс хорошая порция агрессии.

Задумчиво я изучала его лицо, которое я ещё никогда не видела таким спокойным. Он снова изменился, созрел, и, о, это ему не навредило. Выдающийся подбородок выдавал его упрямый характер и гармонично дополнял прямой нос и изогнутую линию скул. Губы стали полнее, не теряя при этом своей чёткости.

Его провокационная, нахальная улыбка, но так же и его задумчивость, дремали в их уголках. Волосы почти полностью потеряли свой рыжий цвет, они превратились в белый со слабым красноватым отсветом. И тем более вопиющим казался мне контраст по сравнению с его тёмными бровями. Я знала, что под закрытыми веками скрывается тёплый искрящийся карий цвет. Он больше не выглядел как семнадцатилетний. Если бы я сейчас встретилась с ним впервые, я бы дала ему двадцать. Как Колину. Тем не менее, между обоими лежала целая солнечная система. Лицу Тильмана не хватало знаний всех тех десятилетий. Я была рада этому. Он был ещё молод.

Он дышал спокойно и не двигался, но мне был ясно, что он не спал. Ты не спишь, подумала я, и Тильман открыл глаза, как будто услышал меня. Они стали темнее, как красное дерево, и что-то в них заставило меня, немного задохнувшись, втянуть в себя воздух.

— Я здесь, рядом с тобой, всё хорошо, — бормотал Пауль и протянул, нащупывая, свою руку.

— Спи дальше, — прошептала я, коротко провела ему по волосам и тут же снова повернулась к Тильману, который лежал в кровати Пауля, будто это квартира была его новым домом, и это уже, по крайней мере, в течение четырёх недель. Эта мысль окончательно меня запутала.

— Твой брат храпит как ненормальный, Эли.

— Я знаю, — ответила я механически. — Полипы.

— Полипы? — Тильман скептически поднял брови. — Я в это не верю. Посмотри на его ноздри. Это воронки. Он должен получать воздуха на двоих.

Он был прав — это были воронки, хотя нос у Пауля не был широким. Я неохотно покачала головой. Нос Пауля не был моей главной проблемой.

— Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь? — прошипела я.

— Pavor nocturnus (прим. переводчика: латинский, означает ночной ужас), — сказал Тильман безразлично и потянулся, пока его плечи не щёлкнули. Пауль тихо вздохнул во сне.

— Ага, — ответила я, ничего не поняв. Pavor nocturnus. Никогда не слышала. — И что ты здесь делаешь? — вдруг я почувствовала себя пойманной, между этими двумя мужчинами, но не хотела карабкаться ни через Пауля, ни через Тильмана, чтобы получить назад свою свободу. — Поговорим. На кухне, — приказала я шёпотом вместо этого.

Тильман встал, позволил мне сползти с кровати и тихо последовал за мной. Я не знала, сколько было времени, но солнце как раз пробилось сквозь туман, покрывающий каналы, и заставило в своём свете блестеть мраморные плитки пола на кухне. Тильман основательно зевнул. Когда его рот закрылся, я услышала, как брякнули его зубы хищника.

Удивленно я посмотрела на него. Он вырос. По меньшей мере, на десять сантиметров. Да, он был таким же высоким, как и я, может быть, даже выше…

— Метр семьдесят четыре, — объявил он, когда заметил мой взгляд. — Двенадцать сантиметров за три месяца.

— Ой, — сказала я сочувственно. Это должно быть было больно. Внезапно я осознала, что у меня тоже всё ещё было тело. Помимо того, что это тело находилось не в лучшем состоянии и немедленно должно было быть помыто, у него также были насущные потребности, которые оно теперь требовало удовлетворить всеми своими силами.

— Мне нужно под душ и в туалет, — пробормотала я. — Сделай, пожалуйста, кофе. Не сбегай. — Я поторопилась, потому что боялась забыть все те вопросы, которые крутились у меня в голове.

Но когда я захотела вытереться и одеться, зеркало заставило меня остановиться. Может быть, это было и к лучшему, что Колин и я на данный момент были друзьями, хотя эта мысль приносила мне такую боль, что на глазах выступили слёзы. Но в этом состоянии я не хотела показывать ему себя. Мои рёбра выделялись, а мои бёдра были определённо слишком худыми. Единственное, что мне казалось ещё более-менее приемлемым, был мой зад. Я быстро оделась, чтобы не глядеть дальше на этот трагизм, выжила воду из волос. Моё лицо было чрезвычайно бледным — если не сказать неживым, но глаза потеряли их гнетущую апатичность, которая во время моей болезни заставляла меня сразу же отворачиваться от зеркала, когда я случайно смотрела в него. С любопытством и внимательно они смотрели на меня.

В первый раз после ночи на Тришине — сколько после этого прошло времени, я не знала, но должно быть не больше, чем несколько дней, — у меня появилось чувство, что я могу подумать о будущем. Да, будущее снова существовало.

Отдохнувшая и очень голодная, я вернулась на кухню. Тильман действительно приготовил кофе. Он сидел на кухонном столе, рядом с плитой, и терпеливо меня ждал.

— Хорошо, — вздохнула я и обернула полотенце вокруг мокрых волос. — Тогда давай начнём. Pavor nocturnus?

— Раньше я тоже этого не знал. Ты сегодня ночью внезапно ни с того ни с сего закричала и начала брыкаться — блин, Эли, это было действительно жутко. Я ещё никогда не слышал, чтобы человек так кричал. Как будто кто-то пытается убить его. Но твои глаза были закрыты, и мы не смогли разбудить тебя. Ты просто не просыпалась.

Я отпустила полотенце, и холодные волосы упали мне на плечи. Я ничего не могла вспомнить. Вообще ничего.

— Пауль позвонил тогда врачу, доктору Занду, в одну из больниц здесь, в Гамбурге, в то время, как ты продолжала вопить дальше, как сумасшедшая. Доктор сказал, что это возможно Pavor nocturnus. Такое в основном происходит у детей, и не является таким ужасным. Скорее всего, ты в какой-то момент успокоишься и будешь спать дальше. Вытащить оттуда мы тебя не сможем. Так оно и было. — Тельман пожал плечами. — Я приподнял твои веки, и ты смотрела на меня, но ты меня не видела. Свет включен, но дома никого нет. Через некоторое время ты замолчала и спала дальше. Мы положили тебя посередине между нами, на случай, если это случится ещё раз.