Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

То, что само по себе ничего не решается, стало ясно на автостраде. Асфальт был гладким и скользким, как лед. Колеса как-то странно вибрировали, а медленный, как черепаха, трактор передо мной сводил меня с ума. Раздраженно я начала свой самый первый обгон. Встречная полоса, в конце концов, была свободна.

Я нажала на газ, а все остальное уже не зависело от меня. Внезапный рывок сдвинул зад Volvo в сторону. Колеса пронзительно завизжали, когда я в панике надавила ногой на тормоз. Почти элегантно универсал покрутился вокруг своей оси, в то время как трактор чудом проехал мимо хвостовой части машины, а морда машины заехала на проселочную дорогу, ответвляющуюся от шоссе. Там заглох двигатель. Затем произошел короткий, но неожиданный удар, из-за которого я ударилась лбом о руль.

— И снова на несколько клеток головного мозга стало меньше, — поставила я диагноз, прежде чем мое тело поняло, что случило. Мое сердце подпрыгнуло до самого горла и отчаянно попыталось разорвать его.

— О, Боже, — застонала я.

Внезапно мне стало так жарко, что я трясущимися пальцами отстегнула ремень и сняла куртку. Затем мой мозг пережил смерть своих клеток и в тот же момент объяснил мне, где я нахожусь. Это была не просто какая-то проселочная дорога. Это была проселочная дорога, которая приведет меня к дому Колина в лесу.

Я больше ни разу не была в его доме. Когда Тильман и я унеслись на Луисе, мы оставили Тессу, с ее дикой жадностью, на покрытом гравием дворе. Я не придавалась иллюзиям о том, что она не зашла еще раз в дом и не взяла все, что могла схватить в свои ненормально маленькие, волосатые руки. В то время как происходила битва, Тильману в руки попали вещи Колина, которые она до этого украла и затолкала в свою одежду. Также машина Колина была покрыта царапинами от ее когтей. Я хотела запомнить дом таким, каким я его увидела впервые и полюбила. Это очаровательное, стильное сочетание старого и нового. Шикарная кровать Колина с бархатным красным покрывалом. Его ванная комната, которая напоминала мне каюту роскошного парусного судна. Его поношенный килт на стене. Кто знал, как все выглядело там сейчас.

У меня почти не было сомнений, что Тесса ушла. Но я не хотела видеть оставленные ею слезы, не хотела признавать их. Не в то время, когда мне нужно было еще жить здесь.

За моей спиной по дороге проехал школьный автобус. Volvo задрожал. Его задние колеса прокручивались, когда я завела двигатель и хотела сдать задом с проселочной дороги. Он сопротивлялся, а чтобы развернуться было не достаточно места. Но во дворе Колина было как раз столько места, чтобы я без дальнейших опасных маневров могла направить автомобиль на правильный путь. Кроме того, улица расширялась недалеко от домика лесника.

Это были объективные аргументы. Что ж, хорошо. Но они производили на меня мало впечатления. Намного сильнее было подсознательное гложущее желание хотя бы ещё раз посидеть под крышей рядом с домом и посмотреть на опушку леса, даже если я сделаю это одна при минусовой температуре и со снегом. Но посидеть там, только несколько тихих моментов, может быть, это даст мне силу для всего того, что я намеревалась сделать. Я ведь не хотела заходить в дом, а только посидеть там снаружи. И ничего больше.

С другой стороны, разве я этим не разбережу старые раны? Не станет ли тоска ещё сильнее, чем она уже была? Или я обнаружу дом не только пустым, но и полностью изменённым, таким, как в моих изнурительных, длительных, плохих снах, в которых он пришёл в упадок и стал тёмной, затхлой дырой, наполненный мокрицами и тараканами, с заплесневелыми стенами и давяще низкими потолками.

Но он был моим убежищем. Он казался мне почти крепостью, которая защищала меня, защищала нас. Пока не появилась Тесса. И к чёрту, она не должна быть последней, кто был там. Только не она.

Не веря, я смотрела на саму себя, как я переключила скорость на первую передачу и заехала в лес. Машина ползла. Чем ближе я подъезжала к дому и чем темнее становились заросли вокруг меня, тем больше я замедляла и без того уже медленный темп. Дышать я могла теперь только порывисто, как в ночи лихорадки с бронхитом, когда, кашляя и задыхаясь, я думала, что пробил мой последний час. Что-то давило мне на грудь…

При следующем затруднённом вдохе я снова нажала на тормоз. В этот раз немного более аккуратно, чем раньше. Volvo остановился без вращений. Со щелчком я повернула ключ, и двигатель заглох. Тишина капала, как расплавленный свинец в моих ушах. На один момент я подумала, что оглохла. Но, к сожалению, у меня осталось моё зрение. Я заморгала, зажмурила глаза, снова открыла их — старая песня. Я всё ещё не привыкла, что существуют вещи, которые нещадно расширяют мой кругозор.

И это была одна из них. Липкая и смертельная, и совершенно нелогичная. Паутина. Везде: между кустами и деревьями, даже камни на гравийной дороге были покрыты ею. Она покрывала пеньки, листья и стволы елей. Тянулась в перепутанном, но пугающе эстетическом узоре от куста к кусту, а именно до высоты одного метра сорок пять сантиметров. Высоты Тессы.

В отдаление от дороги не было никакой возможности сделать хотя бы шаг в лес, без того, чтобы не касаться паутины и не спровоцировать её жителей. «Каких жителей?» — спросила я себя со слабой насмешкой. Это, должно быть, осталось с осени, при первом морозе было заморожено и законсервировано, и потому, что сюда не проникала ни одна человеческая душа, они остались. Причуда природы, ничего больше. Но я знала, что это не так. Дичь, которая бродила здесь ночью по зарослям, должна была порвать её. Или здесь не было никакой другой жизни?

Может, мне стоит ближе взглянуть на паутину. Лишь мимоходом, чтобы убедиться, что это было так, как я думала. Зимняя спячка. Но если быть честной, то я только искала причину, чтобы покинуть безопасное место в машине. Потому что это были не только тысячи паутинок, которые сбивали меня с толку и вызывали моё любопытство, но так же и тонкий столб дыма, который поднимался за следующим поворотом в бледное небо, то есть всего в нескольких шагах от дома Колина.

Я попыталась проигнорировать жуткую тишину и мимолётное соображение, сколько Берт, вероятно, живет в паутине, в шоковом ли они состоянии из-за мороза или нет, и открыла дверь. Подозрительно я принюхалась. Нет, никакого затхлого запаха, никакого удушливого, животного запаха мускуса. Пахло горячими камнями и — шалфеем? Я, принюхиваясь, втянула в себя воздух. Да, шалфей, очевидно.

Ну, это точно была не Тесса, кто поджаривал себе в утреннем барбекю свиное бедро в пряных травах. Демонам Мара не нужна была человеческая еда. Тем не менее, я открыла багажник и посмотрела испытывающе на Берту. Она производила впечатление, словно была обиженна, но не находилась ни в брачном безумии, ни прыгала на стекло. Она просто сидела и ждала.