Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

Нильсен поверил тому, что у меня были силы и что я переживу моё короткое купание в ледяном океане. Но я в этом была совершенно не уверена. Мне нужно было добраться до хижины и поторопиться. Независимо от того, как она меня пугала. Кроме того, Колина здесь не было. Несмотря на всю платоническую дружбу, он бы не оставил меня лежать всё промокшую и полузамёрзшую на пляже. Совершенно независимо от этого я чувствовала всеми своими оставшимися чувствами, что его здесь не было. И с некоторым удивлением я поняла, что мой приступ паники отступил. Как это было ещё раз насчёт спорта? Он давал чувство того, что ты непобедим? Что же, непобедимой я себя не чувствовала, но внезапное усилие тем временем отправило мой страх к дьяволу.

Вся мокрая и дрожащая я тяжело зашагала в сторону хижины. Еще, прежде чем её достигла, я отшвырнула оставшийся сапог с ноги, потому что он всё равно только мешал мне. Лестница казалась мне бесконечно высокой, а мои пальцы были такими негнущимися из-за холода, что я почти не могла нажать на ручку входной двери хижины. Это мне удалось лишь тогда, когда я опёрлась на неё локтем.

Как я надеялась, она была не закрыта. Кому вообще взбредёт в голову вламываться сюда, если даже поставщик острова боялся подъехать к берегу? И, о небо, в хижине было тепло. Я захлопнула дверь и на том же месте опустилась на пол. Одну минуту. Полежу и подышу только одну минуту. Тогда всё будет в порядке.

Нет, не будет. Не будет всё в порядке. Потому что если я продолжу лежать в мокрой одежде и с пропитанным водой рюкзаком на полу хижины Колина, то замёрзну.

Это было так же, как в прошлый раз. Мне нужно было раздеться. И всё-таки всё совершенно по-другому. Я была одна. Никаких пылающих взглядов на моей коже. Никаких порывов ветра, трясущих окна. А только мягкий послеобеденный солнечный свет, чуть ли не нежный шум прибоя и непрекращающийся крик чаек, которые стаей окружили хижину и смотрели на меня своими застывшими зрачками.

Морская вода, капающая с моих волос и одежды, образовала небольшое озеро на полу. Я бросила на него мои вещи, вытерла ими воду и небрежно забросила их на балкон. Только нижнее бельё я развесила над печкой, которую Колин поставил рядом с кроватью и которая работала на полной мощности. Я слышала, как в ней трещали и громыхали дрова. Так что Колин уехал совсем недавно… Тонкая ткань трусиков и маечки сразу же начала пускать пар, и нежный запах порошка наполнил солёный воздух.

И сама я тоже была солёной. Остаток песка прилип между моих пальцев ног и скрипел у меня во рту, а оборванные водоросли украшали мои бледные икры, как разноцветные татуировки. О волосах я даже не хотела думать. Программу красоты, которую я затеяла сегодня утром, могла бы не устраивать. Всё было напрасно.

Пока высохнет моё нижнее бельё, пройдут часы. Вещи из рюкзака тоже были непригодными. Я стряхнула воду, которая собралась в нём в маленькую раковину рядом с миниатюрной плитой, и уложила свои испорченные вещи рядом друг с другом на полу: совершенно мокрый несессер, в том числе промокшие принадлежности макияжа, разбухшая щётка, мой мобильный (благодаря защищающему чехлу не повреждён, но без связи), трусы, маечка, пачка денег, баллончик лака для волос (что, к чёрту, я собиралась с ним делать?), тюбик покрытого коркой соли лосьона для тела. И упаковка влажной (ха-ха) туалетной бумаги. Мне её не хватало после того, как я и Энди тогда «закончили». И что теперь?

Моя кожа хотя и горела, но делала она это только потому, что температура её поверхности только что составляла, казалось, ноль градусов. Это был тот же эффект, как после сауны, только наоборот. Мне срочно нужно было что-то натянуть на себя. Но что?

Мой взгляд упал на каратэ-кимоно Колина, которое висело на спинке единственного стула в этой комнате. Да, кимоно… Как всегда меня охватило чувство благоговения, когда я смотрела на него, но моя собственная жизнь была всё же немного важнее, чем уважение перед священным додзё и всем прочим вздором о боевых искусствах. Решительно я схватила верхнюю часть, надела её и скользнула в штаны. Конечно, они были слишком широкими. Я подвернула пояс, но мне нужно было дополнительно к этому завязать ремень поверх верхней части, чтобы зафиксировать их на моих бёдрах. Я вздрогнула, когда шёлковая ткань прижалась к моей голой коже. Как я знала, Колин никогда не носил нижнего белья — значит и тогда, когда занимался каратэ. Очень бодрящая мысль.

Немного более живо я огляделась в хижине. Либо я была слепа из-за страха при моём последнем посещении, либо… Нет, такой слепой я бы не была даже из-за чистой паники. Колин изменил интерьер хижины, да, он немного обставил её. Снова создал дом в одиночестве.

— Ну, Годзилла, — прошептала я, улыбаясь, и провела пальцами по фотографии Луиса, которая висела над письменным столом. Да, Луис был превосходным конём, не вопрос. И всё-таки он нравился мне больше, когда смотрел на меня своими чёрными, бархатистыми глазами с фотографии, чем в одушевлённой близости. Ага, а что это такое? К краю фотографии была прицеплена тонкая косичка, сплетённая из двух цветов волос — тёплым чёрным из мифической гривы Луиса и очень знакомым коричневым с красноватым оттенком. Мои волосы? Может ли это быть? Когда, пожалуйста, Колин смог отрезать мою прядь волос? Тогда летом? Как бы там ни было, у меня их было достаточно, и мои волосы были между тем такими неукротимыми, что было не видно, было ли их на одну сотню больше или меньше.

Я тихо вздохнула. Как, должно быть, ему не хватало Луиса… Колин, наверное, не мог ездить на нём верхом каждый день, как у нас в лесу, где жеребец часто стоял рядом с домом в своём загоне. С тихой меланхолией я вспомнила вечер у Колина, когда он рассказал мне, кем является — мой испуг, мой страх, а так же глубокое доверие, которое я испытывала. Луис тогда засунул голову в окно и так нежно фыркнул, что у меня было такое чувство, будто он понимает, что движет мной и Колином.

Клетчатый килт Колина я напрасно искала. Может, он в конце всё-таки стал жертвой похотливой жадности Тессы? Нет, О Тессе я не хотела сейчас думать. Я находилась на острове. В зоне, свободной от Тессы.

Что было ещё нового в хижине? Ах, полочка рядом с письменным столом — вместе с проигрывателем и CD-плеером. Значит, Колин всё-таки пытался перехитрить технику. Музыка была для него так же важна, как и для меня. И, тем не менее, я в прошедшие недели избегала её, когда только было можно. Потому что я не могла слушать музыку и ничего при этом не испытывать, а большинство из этих ощущений были неразрывно связаны с воспоминаниями. Воспоминаниями о Колине.

Я хотела как раз взять компакт-диск, который лежал на динамиках, когда меня охватило безошибочное чувство того, что за мной наблюдают. Нет, не только наблюдают, а таращиться. Если не сказать, пронзают взглядом.