Дэвид Гейдер - Маска призрака [litres]

– Да будет так.

Лорд-Искатель хотел возразить, но она предостерегающе вскинула руку:

– Ускорь приготовления, Ламберт. Лучше пусть конклав соберется здесь, в Белом Шпиле, нежели в Кумберленде. Позаботься о том, чтобы это произошло не позже чем через месяц. Пускай маги обсудят политику сосуществования.

Лорд-Искатель скрипнул зубами, но видно было, что он тоже очутился в безвыходном положении.

– Хорошо, – отрывисто бросил он. – По мне, так это бесплодная затея, но у нас, похоже, нет выбора. Храмовники согласятся на проведение конклава, но… у меня есть три условия.

– Назови их.

– Во-первых, мы ограничим число участников. Я не хочу, чтобы в башню слетелись все старшие чародеи от Вал Руайо до Ферелдена. Скопление в одном месте стольких могущественных магов может толкнуть их на безрассудные поступки.

Верховная Жрица кивнула:

– Полагаю, те старшие чародеи, которые сейчас находятся здесь, должны будут принять участие в конклаве. Помимо того, согласна – только Первые Чародеи.

– Во-вторых, я хочу, чтобы эти маги были помещены в темницу. Я не желаю, чтобы они сеяли смуту – ни в Белом Шпиле, ни где-либо еще.

– Пусть сидят под домашним арестом в своих по-коях. – Верховная Жрица взглянула на Винн. – Думаю, мы можем сделать исключение для тебя, чародейка, – как признание твоих былых заслуг. Пока не соберется конклав, ты останешься в Белом Шпиле. Если Лорд-Ис-катель Ламберт сочтет, что ты злоупотребляешь этой привилегией, – разделишь участь остальных.

Винн кивнула:

– Понимаю, Святейшая.

– И последнее. – Лорд-Искатель указал на Фарамонда. – Я хочу, чтобы этот эльф вторично подвергся ритуалу Усмирения.

После этих слов наступила мертвая тишина, а затем Фарамонд издал душераздирающий вопль отчаяния. И рухнул на колени, глядя на Лорда-Искателя с безграничным ужасом. Глаза его налились слезами.

– Не надо! – выдохнул он. – Прошу вас, умоляю – не надо…

Винн бросилась к нему, поддержала, не давая упасть.

– Ради любви Создателя! – взмолилась она, обращаясь к Верховной Жрице. – Святейшая, будь милосердна!

Лорд-Искатель сдвинул брови:

– Причины, по которым он был предан Усмирению, остаются в силе и сейчас. Более того – взгляни на него, Святейшая. Он не способен даже держать себя в руках. Как же ему устоять против демона? Что до знаний, которыми он обладает, то они сохранятся и после Усмирения.

Фарамонд повалился на пол. Безнадежные пронзительные стоны, которые срывались с его уст, походили на жалобный визг угодившего в капкан зверька, и при мысли об этом у Риса сжималось сердце.

– Вы не смеете так с ним поступить! – крикнул он. – После всего, что ему довелось пройти, это попросту бесчеловечно!

– Возможно, ты предпочитаешь присоединиться к нему, – ледяным тоном заметил Лорд-Искатель.

Верховная Жрица покачала головой:

– Довольно, Ламберт. Эльф снова станет Усмиренным. Это решено.

С этими словами она поднялась с трона. Все храмовники тотчас замерли навытяжку. Однако прежде, чем сойти с помоста, Верховная Жрица остановилась и предостерегающе взглянула на Винн:

– Будем надеяться, чародейка, что ты права и этот конклав позволит Кругу и Церкви достичь согласия. Если же нет – да смилуется Создатель над всеми вами.

Рыжеволосая помощница взяла Верховную Жрицу за руку и повела за собой. Они сошли с помоста в полной тишине, которую прерывали лишь жалобные всхлипывания Фарамонда. Эхо их разносилось по всему аудиенц-залу, и Рис вдруг осознал, что так и стоит посреди, потрясенный до глубины души.

Что же произошло? Соберется конклав… и он там должен присутствовать? Похоже, он опять получил отсрочку… хотя вряд ли надолго – судя по взгляду, которым сверлил его Лорд-Искатель.

Да, ему повезло больше, чем бедняге Фарамонду. Рис и Адриан подошли к эльфу, но что они могли сделать? Разве только стоять и смотреть, как Винн пытается утешить его. Старая чародейка обнимала Фарамонда и укачивала, как дитя, под Вечным Светильником, а тот захлебывался горестными рыданиями.

Что бы ни натворил Фарамонд в крепости, какие бы ошибки ни совершил, сейчас он расплачивался за них сполна. Если в мире есть что-то страшнее лишения всех человеческих чувств и превращения в бесплотную тень себя прежнего, то вот оно – отчетливо вспоминать это постылое прозябание и знать, что оно ждет тебя сызнова.

Три недели.

Евангелина осталась рыцарем-капитаном, но звание это было пустым звуком. Несмотря на заявления Верховной Жрицы, Лорд-Искатель и не подумал поощрять «выдающегося храмовника». Наоборот. Ей поручали задания, которые прежде не выпадали рыцарю-капитану, – к примеру, несение караульной службы в темницах. В одиночку.

Арно не скрывал ликования. Он расхаживал по башне, выставляя напоказ, словно стяг победы, свою невыносимую ухмылку, и с издевкой рассказывал Евангелине, что, как только завершится конклав чародеев, придет конец и ее пребыванию в должности рыцаря-капитана. После конклава Верховной Жрице станет на нее наплевать. Вполне возможно, что он был прав. Это не мешало Евангелине страстно мечтать о том, чтобы вбить эту ухмылку ему в горло вместе с парой зубов. Может, даже и стоило поддаться этому соблазну – и будь что будет.

Конечно, не все храмовники разделяли позицию Арно. Некоторые приходили по ночам в темницы, чтобы поддержать Евангелину сочувствием и добрым советом. Извинись, говорили они. Припади к ногам Лорда-Искателя, моли его о снисходительности, иначе лишишься всего, чего добилась за годы службы. Они не учитывали того, что Лорд-Искатель не знал, что такое снисходительность… и ей теперь было все равно.

Хотя… вот это как раз неправда. Конечно, ей было не наплевать. Настолько не все равно, что бессильный гнев жег ее грудь, как раскаленные угли. Орден храмовников, которому она некогда дала обет служения, был совсем другим. Люди, состоявшие в том ордене, защищали слабых и невинных, всеми силами оберегали их от опасности. Они верили, что маги нуждаются в помощи точно так же, как простые люди за пределами башни, и не забывали ниспосланный Создателем долг сострадать тем, кто находился в их власти.

Таким был рыцарь-командор Эрон. Таким был ее отец. Ни следа этих убеждений Евангелина не находила в Лорде-Искателе – одну только бездушную самоуверенность, которая исключала всякие надежды на примирение. Хуже того – многие храмовники боялись Лорда-Искателя и понимали, что он притесняет их так же, как магов, но при этом никто не желал открыто выступить против него. Участь рыцаря-капитана наглядно показывала им, что произойдет со всяким, кто осмелится пойти поперек воли Лорда-Искателя, и этот пример пресекал их решимость на корню.