Амэя Мизуки - Особенный, или Помеченный болью [СИ]

— И как долго ждать? — вампир открыл глаза и посмотрел на мать.

— А вот это зависит только от вас.

— Тогда нескоро, — горестно вздохнул Аластер, с непонятной тоской.

— Как знать. Нити судьбы не всегда ткутся предсказуемо. Встреча ваша была тоже неким капризом, — Каталина лукаво подмигнула.

— Ваша правда, — усмехнулся мужчина, пытаясь сбросить гнетущие оковы.

— Значит, эльф. А светлый или темный?

— Понятия не имею, — состроил уставшую гримасу Аластер.

— Ну, тут только два варианта: либо блондин, либо брюнет. Тебе больше подойдет блондин, — женщина удовлетворенно кивнула сама себе. — Светлые гораздо меньше возмущаются нашим бессмертием.

— Госпожа Ламиа, — предчувствуя беду, мужчина отодвинулся подальше от матери.

— Ладно, недовлюбленный, не буду сегодня над тобой издеваться, и так смотреть тошно, — вампирша поднялась, направляясь к выходу из кабинета. — Пошли, а то через полчаса очередная «шишка» приедет, а мы не подготовлены. Вести переговоры будешь ты, а я пока подумаю о зяте. Ведь кто-то должен о нем думать, — звонко рассмеявшись, она грациозно выскочила из комнаты.

— Еще одно слово, и я напомню про ваш возраст, — улыбнулся мужчина, смотря в сторону двери.

В проеме появилось милое личико в обрамлении густых волос, с ярко полыхающими глазами, которые предупреждающе сверкали.

— Только попробуй. И ты пожалеешь, что являешься единственным ребенком в семье, — Каталина сощурилась и, убедившись, что сын не собирается озвучить число прожитых ею лет, упорхнула вверх по коридору.

— Я уже жалею, — отозвался Аластер, следуя за женщиной.

— Не ври, — звонкий смех прокатился по широкому холлу, неспешно растворяясь под потолком.

С более легкой душой Аластер направился на встречу. Он был полностью уверен в том, что испытания в его жизни только начинаются.

Мелко вздрагивая, парень забился в угол кровати, старательно зажимая свой рот ладонями. Сгорбившаяся спина прижималась к стене, в бок болезненно уперся бортик кровати, но юноша ничего не замечал. Он пытался как можно тише дышать через нос и по возможности не шевелиться. Владелец маленькой комнатки ловил каждый шорох, каждый стук и дуновение ветерка, почти подпрыгивая от неожиданно громкого лая собак, долетавшего с улицы.

Дерево с громким скрежетом сдавалось под острыми когтями, мелкой стружкой осыпаясь на пол. Каркас легонько тряхнуло — очередной пронзительный скрип наполнил помещение, напоминая барабанную дробь перед казнью. Мельком показался кривой ноготь, который вошел в бортик, как нож в масло, и, зацепив простынь, повел вниз, раздирая предмет мебели в щепки.

Холодный, липкий, словно сосновая смола, страх сковал сознание. Кровь била в виски, в барабанные перепонки, оглушая в редкие минуты зловещей тишины. Тошнота подкатывала горьким комом, затрудняя и без того судорожное дыхание. Колючий, острый ужас сузил мир парня до маленького островка ненадежного спасительного уголка. Здесь, в собственной спальне, которая ранее казалась безопасной и теплой, неприступным замком, что оберегал и защищал от всего вокруг, юноша встретился с самим кошмаром.

Каждая секунда тянулась немыслимо медленно. Сидеть вот так, свернувшись в комок, и ждать своей участи — непростительная трусость. Ведь выхода все равно нет, он попросту отсутствует. Почему тогда не сделать хоть один шаг, попытаться спасти себя или же, наоборот, ускорить гибель. Но нет, гораздо проще поддаться панике, пустить в сердце леденящий страх и как кролик ждать, ждать, когда тебя порвут в клочья.

Тусклого света, проникающего сквозь плотно задернутые шторы, было достаточно, дабы видеть очертания мебели, собственные трясущиеся руки и едва уловимое скольжение ткани. Одним плавным движением простынь медленно стягивали вниз под кровать. Смотреть на то, как тьма пожирает твою обитель, невыносимо. Мысли испуганными птицами бились в голове, разум, не желая верить в происходящее, парализовал сам себя.

Нужно просто встать, вскочить и побежать, не оглядываясь и не задумываясь. Унестись прочь от липкого ужаса, оседающего на кожу, проникающего в организм вместе с воздухом и отравляющего последнюю надежду на спасение. Опереться на руки, приложить усилия и резко спрыгнуть, подальше от подкроватной твари.

Собрав всю свою волю в кулак, парень перенес вес тела на ступни. Матрац пронзительно скрипнул, обрывая удар сердца и с силой атакуя уши. Простынь тут же пропала из вида, словно ее и не было вовсе и юнцу она только привиделась. Душераздирающий скрежет наполнил комнату. В подушку, лежавшую у ног, вцепилась корявая когтистая рука, сминая ее и уволакивая вслед за собой в темную неизвестность.

Прозрачные слезы покатились по щекам, расходясь в стороны вдоль ладоней, что зажимали истерический крик. Тело крупно дрожало, заставляя кровать трястись. Довольное шипение обожгло лицо. Над парнем навис темный силуэт, раскрывая свои смертельные объятья, замахиваясь для одного единственного удара.

— Остановись! Я хочу жить! — закричал юноша, поднимая руки вверх в попытке защититься от нападавшего.

Тварь остановилась как вкопанная, не в силах завершить начатое. Сбросив с себя оцепенение, она медленно протянула когтистую лапу и заботливо огладила щеку своего хозяина. Острые ногти бережно очертили губы. Сгусток тьмы опустилась ниже, вплотную.

— Когда-нибудь ты позовёшь меня вновь. И тогда я поглощу тебя всего без остатка, упиваясь твоим сладким трепетом, — существо мазнуло влажным языком по шее парня. — Да, такой пьянящий ужас. Я буду ждать.

Размытая фигура растворилась, бесследно исчезла в ночной тишине, не оставляя после себя ни запаха, ни волоска. Только разъедающий кожу след, вечную метку, которая не даст забыть ничего. Не позволит превратить тот ад, пройденный глупым человеком, в обычный кошмар.

— Не позову, больше я тебя не позову, — одержимо шептал тот, накрывая горящий шрам ладонью. — Никогда.

Аластер еще раз перечитал последние страницы своего нового произведения. Да, оно было именно таким, каким его хотел видеть автор. Очередная книга была похожа и не похожа на все предыдущие. Она несла определенную мысль, заботливо вложенную в творение. Вампиру было важно донести свой настрой, а происходящее с персонажами его мало волновало. Их чувства, эмоции меркли в сравнении с нужным Ламиа подтекстом, который мало кто понимал. Оно и к лучшему.

Но сейчас, когда он захлопнул книгу, Аластер задумался: а ведь ее прочтет один небезразличный ему эльф. Осознание этого обрушилось на него тяжелым грузом. Как он воспримет произошедшее с человеком, оставалось загадкой. И мужчина впервые засомневался: может, переписать концовку? Глупо и непрофессионально, но так заманчиво.