Амэя Мизуки - Особенный, или Помеченный болью [СИ]

Однако Ламиа не хотел нарушать шаткую гармонию сразу. Ал решил дать время свыкнуться с открытием личности осколка и себе, и ему. Тем более мужчине были очень приятны легкие прикосновения ласковых пальцев и редкие глубокие вздохи, раздававшиеся над головой. Темноволосый осторожно огладил чужую щиколотку, проходясь подушечками по уплотненным линиям. Он с неким упоением заново изучал прекрасное тело, испещренное длинными бугристыми шрамами. Аластеру казалось, что нет более великолепного украшения на теле, нежели эти отметки боли. Возможно, так мог подумать только вампир, как кровожадное и жестокое существо, умеющее ценить пережитые муки и отголоски тьмы, для которого не существовало общепринятых ограничений и стереотипов, для которого важна сила.

Ламиа ощущал уже привычное умиротворение и единение. Нет, разумеется, он не был настолько спокоен, чтобы не чувствовать эмоций или безрассудно плыть на потоках спокойствия. Мужчина мог расслабиться, забыться, укрыться в маленьком мирке, медленно строящемся двумя разными существами. Но сначала необходимо заняться фундаментом отношений и узнать, есть ли между ними понимание.

Ламиа подхватил лодыжку эльфа, приподнял ее на уровень лица и, мягко поцеловав рубцовую кожу, уложил ногу на свое плечо. Он неторопливо поглаживал внешнюю сторону бедра, прижимаясь щекой к внутренней. Бессмертный с наслаждением вдыхал свежий, ничем не замаскированный запах осколка.

— Почему эти прекрасные шрамы не украшают тело кицуне? — с улыбкой спросил Ал.

— А как бы ты смотрел на покалеченного демона, который не в состоянии залечить собственные раны? — парировал Киран.

— С опаской и с… — мужчина осекся.

— Жалостью, — закончил собеседник.

— Скорее с сомнением, — поправил Ал. — Неизвестно, где сильный демон мог получить такие видные отметины.

— Именно поэтому лис не обладает столь яркими пятнами, — укоризненно заметил парень.

— А эльф? — вампир запрокинул голову, укладывая ее на краешек матраца меж разведенных ног, поднимая лицо к собеседнику, хоть и не мог увидеть лица сквозь повязку.

— Таких эльфов не существует, — продолжать гнуть свою линию Киран.

— Только не говори, что мой соблазнительный любовник — плод больного воображения, — мечтательно протянул Ал.

— Все может быть.

— Эри, скажи честно, — тихо начал мужчина. — Как на свет появился столь необычный эльф?

— Эри? — удивился хозяин комнаты.

— Тебе не нравится? — из-под повязки выглянула изогнутая бровь.

— Да нет, — задумчиво отозвался тот. — Просто меня никто так не называл.

— Это лестно. Однако от ответа не уходи, — настоял на своем темноволосый.

— Я эльф. Самый настоящий чистокровный эльф во всех пониманиях. Но не темный и не светлый, — обреченно заговорил Даэрин, понимая, что разговор все равно состоится. — Мои родители были Главами Светлого и Темного Высокого Дома, теперь же они возглавляют Третий. И так получилось, что от союза лидеров двух противостоящих кланов появился общий ребенок и наследник каждого из их Домов, хоть и не похожий ни на одного, — он ненадолго замолчал.

Аластер слушал Кирана с затаенным дыханием, боясь спугнуть проблески откровения и доверия, которое оказал ему осколок. Осознание этого грело душу и вызывало счастливую улыбку, сдерживаемую мужчиной с великим трудом.

— Примирение эльфов началось с влюбленности моих родителей, а завершающим штрихом стал я. Но было принято решение скрыть меня на неопределенное время, так как было опасно показывать даже своим: слишком уж я отличался. Могла начаться паника, и оба клана в один голос заявили бы, что этот союз принес исчадие зла. Тогда же и наложили запрет на отношения между дроу и светлыми, чтобы ни одну семью не постигла та же участь, что и нашу, — Киран отклонился назад, падая на кровать. — И мне придумали легенду: я оказался маленьким подкидышем кицуне, которого приютила мать. А когда я уже подрос и стало ясно, что кровосмешение не представляет никакой опасности моему здоровью, а эльфы признали меня, секрет раскрыли.

Парень говорил ровно, делая маленькие паузы между предложениями, как бы вспоминая прошлое и пересказывая его в самом коротком варианте.

— На удивление, скандала не произошло. Оба клана приняли меня с распростертыми объятьями.

— А? — начал было Ал, но запнулся, не зная, как сформулировать мысль. — Я в обоих Домах видел твоих младших братьев и сестер. Или напутал?

Даэрин фыркнул, мягко дергая мужчину за темный локон, словно наказывая за излишнюю внимательность. Он вновь привстал, провел пальцем по линии носа любовника и аккуратно щелкнул по кончику.

— Ну, — протянул парень. — Я старший, — с некой неловкостью признался он.

— Ты должен был наследовать один из Домов? — удивился Ал.

— Не совсем, — по голосу Даэ было понятно, что он кривит губы. — Третий Дом собирались передать мне.

— Но твои родители были в других браках, а ты родился до…

— Их связь не афишировалась. Для всех они были идеальными политическими семьянинами, но с глубокими трещинами в брачных отношениях. Однако в итоге они влюбились друг в друга и не сдержались, — парень смолк, задумчиво перебирая темные волосы. — Вот так и появился на свет бракованный эльф.

— Особенный, — поправил Ламиа.

— Не имеет значения.

— Эри, твои шрамы… — не удержался вампир. — Они тебе мешают?

— А тебе? — равнодушно спросил эльф.

— Твои метки прекрасны, — ответил Аластер, мягко целуя длинную отметину на бедре.

Киран на это тихо фыркнул, но возражать не стал, хотя по напряжению в его теле и так было понятно его несогласие с данным заявлением мужчины. Он глубоко вздохнул и снисходительно погладил темную макушку.

— Это только пока ты не видел, — грустно произнес хозяин спальни.

Закатив глаза, Ламиа завозился, выискивая в карманах брюк сложенные листы. Он достал два письма, которые протянул собеседнику, дожидаясь, пока тот их заберет.

— Прочти вслух письмо под цифрой один, — твердо скомандовал бессмертный.

Даэрин пересел поудобнее, но не отдернул ласкаемую Алом ногу. Он молча забрал предложенные записи, не возражая против напористого тона любовника. Послышалось шуршание разворачиваемой бумаги и ровный голос парня.

— Красивого, мощного тела нельзя было рассмотреть за пеленой кривых отметин. Рваные шрамы испещряли кожу, змеились по гладким очертаниям, делая их размытыми, отвлекая на себя внимание. Каждая уродливая метка отпечатывалась не только на теле, словно вгрызаясь в кости, но и врастала гораздо глубже, затрагивая и калеча истерзанную годами душу. Бугристые, неровные шрамы вызывали брезгливую гримасу, отвращение и ужас, желание убраться прочь, подальше от носителя отвратительных рубцовых линий. Они, словно грязь, налипли на торс, ноги, руки, шею. Заставляли стыдиться… — Киран откинул листок в сторону, глухо зарычав.