Амэя Мизуки - Особенный, или Помеченный болью [СИ]

— Ты не представляешь, как там красиво, — начала она, отступая назад. — Такая необычная архитектура и растения. Лес просто великолепный. И даже возвращаться не хотелось. Да и Элиан выглядит счастливой. Я даже не думала, что любовь так красит. Она похорошела за столь короткое время. И кожа ее сияет. Представляешь? Она сияет! — эльфийка восторженно рассказывала о своих впечатлениях, не стесняясь в мимике и жестах.

Вампир стоял в паре метров от беседовавших. Его не волновала девушка — Ал беспокоился из-за вымученной позы любовника. Напряженные плечи и шея лиса выдавали скованность своего владельца с головой, а отсутствие реакции по отношению к пламенной тираде настораживало. Бессмертный так и стоял бы на месте, если бы в его сознание не впечаталась маленькая, но очень важная фраза, или скорее слово.

— …они не страшные, даже не злые. Пап , ты поедешь в следующий раз со мной? — верещала эльфийка.

Это простое слово, обращение по отношению к Даэрину, вышибло воздух из обоих. Киран дернулся, как от пощёчины, а вампир застыл. Аластер не просто замер — он даже дышать перестал; сердце замедлило свой ритм, а мозг отключился. Единственное, что билось в опустошенном сознании — это «папа».

Ламиа не обуяли ни раздражение, ни злость — одно только непонимание. Почему вампир не знал о том, что у его осколка есть дочь? Почему сам Рин не сказал ему? Почему мужчине так больно осознавать, что любовник ему не доверяет? Столько разных «почему» врезалось в обескураженное сознание бессмертного.

Постояв еще с пару минут, Аластер привлек к себе внимание:

— Простите, — он смог выдавить из себя улыбку. — Мне необходимо отлучиться. Я сделаю несколько звонков и вернусь.

— Да, конечно, — кивнула эльфийка.

— Подожди, — хрипло попросил Рин. — Клэруа, это Аластер Ламиа — осколок моей души, — лис представил Ала. — Аластер, это Клэруа Киран, моя дочь.

— Очень приятно, — девушка доброжелательно улыбнулась.

— Мне тоже, — вампир неосознанно улыбнулся в ответ. — Простите, я все же отлучусь.

Только благодаря усилиям воли мужчине удалось медленно выйти из помещения. Однако как только он покинул комнату, тут же понесся в покои Даэрина. Он стремглав влетел в спальню и включил шумоизоляции. Бессмертный утробно зарычал и, сгибаясь пополам, случайно опрокинул изящную подставку под вазу. Рефлекс сработал как отлаженный механизм — Ал резко выбросил руку, ловя падающий сосуд. И только поймав, осознал, что не должен был этого делать: участь вазы была предрешена.

Аластер с размаху разбил дорогое произведение искусства, устилая пол сотнями осколков. Он сделал несколько шагов вперед, вымученно простонал и рухнул на пол. Мужчина не мог понять, почему же на душе было так тоскливо, так паршиво, ведь не произошло ничего плохого. Может, во всем виновато поведение Эри?

— Норуи, — севшим голосом позвал он.

Желтый нилде выбежал из ванной, как-то удивленно посмотрел на темноволосого. Без команды зверек забрался на колени Ала, обвивая его длинными хвостами, ластясь мордочкой о грудь. Он словно дарил чуточку тепла, старался успокоить взволнованного бессмертного, отвлекая от путаных мыслей.

— Я же сам себя накручиваю, правда? — иронично прошептал Ламиа. — Что тут такого? Эри же не сделал ничего плохого. Подумаешь, не сказал про дочь, с каждым может случиться. Я же всего-навсего любовник, пришедший из борделя. Я даже не спрашивал, хочет ли он моего общества — с самого начала навязался сам. Норуи…

Аластер замолчал, пытаясь утихомирить сжимающие внутренности чувства. Его даже радовало наличие ребенка у Кирана, ведь своего вампир иметь не мог. Он хотел, безумно хотел, но не имел на это права. Наследнику не нужен наследник. Пусть Клэруа не была его кровной родственницей, но в ней текла кровь Даэрина и жила частичка его души, а значит, и души Ала. Это был подарок, еще один дар судьбы, на который он не рассчитывал. А то, что эльф решил утаить эту часть своей жизни, сильно ударило и по самолюбию вампира, и по доверию между ними.

За тяжелыми раздумьями бессмертный не заметил, как в спальню кто-то вошел — об этом его оповестил треск разбитого фарфора, по которому ступали с осторожностью.

Почувствовав себя ребенком, который обиделся на весь мир и спрятался в собственной комнате, сжимая любимую игрушку, Аластар еще сильнее прижал к себе нилде.

Киран медленно обошел любовника и опустился на пол напротив, опираясь спиной на кресло. Выглядел парень смущенно, растерянно. В глазах горело отчаяние и надежда. Такое сильное, прошедшее через ад существо боялось, страшилось разговора по душам.

— Аластер, — сипло выдохнул Рин, — прости.

— Не за что прощать. Нелепая ситуация, она даже внимания, по сути, не стоит.

— Согласен, однако получилось так, как получилось. И теперь просто необходимо это обсудить, — настоял кицуне.

— Почему ты не сказал? — почти равнодушно спросил мужчина.

— Вначале это не представлялось необходимым: мы были партнерами на одну или несколько ночей. В наши следующие разговоры или редкие встречи мы обсуждали другой вопрос, да и были темы более наболевшие. На какое-то время я просто забыл сказать о дочери, а после… — он запнулся, — после я уже не знал, как это сделать. И чем дольше тянул, тем страшней мне становилось. Духи знают, я делал несколько попыток сказать тебе, но голос меня предавал. Я боялся, что ты разозлишься, посчитаешь, что я не доверяю тебе, но это не так.

— Я… — начал было Ал.

— Аластер, как я могу не доверять тебе, если ты моя душа, часть меня? Это априори невозможно, — эльф придвинулся ближе к Ламиа. — Ты знаешь очень много обо мне. О плене, о шрамах, даже об их количестве. Ты понимаешь меня. И во мне поселилось сомнение, что и про детей ты знаешь, но просто не хочешь говорить.

— Детей? — переспросил Аластер.

— Да. Клэруа и Раувэл.

— Сын? — немеющими губами уточнил бессмертный.

— Сын. Был.

— Был?

— Да, Аластер, у меня был сын.

Наследник Высокого Дома утонул в прозрачных, наполненных болью глазах своего осколка души.

Внимательно посмотрев в алмазные глаза, которые не обжигали более безразличием, Аластер глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Настал момент, когда нужно было выбирать: либо разрушить стену между ними, либо возвести ее еще выше и мощнее.

— Расскажи все. С самого начала, — тихо попросил вампир.

— Наверное, пора, — согласился Рин.

Парень откинул голову назад и, уложив ее на подушку кресла, посмотрел в потолок. Он начал говорить негромко, размеренно, словно общался с пустотой, раскрывая душу самому себе.

— Мое детство было весьма обычным, хоть и несло некую долю скрытности. Обычным, но не для эльфа. Меня никогда не привлекали традиционные увлечения моего вида. Я не находил прелести и очарования в тех вещах, что пленяли моих собратьев. Знаешь, мне было странно наблюдать за тем, как и темные, и светлые эльфы благоговеют перед лесом. Я тоже чувствовал передавшуюся мне по крови связь с природой: мощь деревьев, тихие напевы листвы и цветов, силу земли. Я считал ее союзником, а не покровителем, — Киран усмехнулся. — Когда я играл в прятки, то старался переиграть парк в родовом особняке, а не спрятаться от сверстников. А если доставалась роль водящего, то шел по наводке и находил всех до единого. Для остальных эльфов природа — мать, для меня же — брат.