Александра-К - Ненависть [СИ]

Приблуды смирно стояли молча — сказать было нечего, — кругом виноваты. Эйзе растерянно смотрел на них. И вдруг раздалось дикое ржание — кто-то из воинов, оценив создавшееся положение, сдержаться не смог. Вскоре ржали все. Сотник зло орал, что шатер будут поднимать самые смешливые, но это никого не останавливало. Лекарь укоризненно качал головой, но глаза смеялись. Эйзе, перемазанный в пыли и грязный, был неожиданно серьезен — он не понимал, в чем дело. Через краткое время все успокоилось — лекарь увел Эйзе в свою палатку, приблуды получили пару оплеух от сотника, раскаялись и старательно помогали поднимать шатер. Провозились с этим почти три часа — сначала надо было хоть что-то спасти из имущества Господина, — а пришлось разбирать вещи, сотник, чувствуя неотвратимость наказания от Наместника, лютовал, раздавая тычки и оплеухи всем по очереди. Воины то ругались, то начинали ржать, в очередной раз вспоминая, каким вылез Тварь из-под обломков. Занятие нашлось для всех.

В палатке лекарь отпаивал перепуганного Эйзе молочком — благо, нашелся еще кувшинчик, и иногда тихо начинал смеяться, Тварь обиженно шипел на него. Палатку-то подняли, — но то, что в палатке, — все было разбито и безнадежно испорчено. Наместник точно поубивает всех участников происшествия. Сотник отдал тихий приказ — и воины притащили из палаток пару походных коек, какой-то столик, пару походных стульев. От гнева это не спасало, но давало надежду, что Господину будет на что сесть по возвращении. Денек удался на славу. Бешеные крики сотника не смолкали в лагере целый день, приблуд приставили сторожить палатку лекаря, Эйзе вел себя очень тихо — что скажет Ремигий на все это безобразие, было неясно.

К тайной радости Наместника, облава завершилась ничем — твари явно ушли в горы, пару схронов оружия, правда, удалось найти и разворошить, но поймать никого не смогли.

Отряд мирно возвращался в лагерь. Охрана заметила тянущийся отряд издали, и в лагере быстро заметались люди. Наместник устал, был раздражен и ехал весь путь молча. Ждать хорошего не приходилось. Суета в лагере настолько была заметна, что воин пришпорил лошадь, судорожно соображая, что происходит. Ничего страшнее, чем что-то случилось с Эйзе, он придумать не смог. Поэтому в лагерь отряд влетел уже на полном скаку, а воин летел впереди всех. Спешился, резко спросил: «Что произошло?», одновременно ища глазами Эйзе.

Мальчишка скромно стоял в стороне — лекарь уже отмыл перемазанную мордашку, но следы погрома в палатке скрыть не удалось. Воин, темнея лицом и с трудом сдерживая бешенство, переспросил:

− Что произошло?

Сотник, запинаясь, попытался рассказать о том, что Эйзе сбил палатку на землю. Не веря ушам, воин переспросил:

− Кто сбил?

Эйзе с ужасом ответил:

− Я.Она упала из-за меня.

Они ожидали всего от бешеного Наместника, кроме одного — того, что он просто неприлично захохотал, как над смачной солдатской шуткой! Утонченный патриций, суровый воин не мог остановиться, просто сел на землю и продолжал хохотать. Его улыбку давно не видели, а когда он смеялся — не помнил и Ярре. Потом тихо спросил:

− Там есть на что сесть?

Сотник обреченно сказал:

− Господин, еще одно — на твареныша напали собаки Императора, ваши приблуды его отбили от псов. В общем, потом он им руки искусал и от удара палатка упала.

Воин тяжко вздохнул:

− Все или еще что-нибудь произошло?

Сотник молчал. Приблуды стояли, виновато склонив головы — они ждали самого худшего, — за твареныша выгонит из отряда. Воин покачал головой:

− Спасибо за Эйзе. За укусы я сам с ним разберусь. Тьма с ними, с палаткой и вещами. Солнце зайдет − будем хоронить погибший разъезд. Пока — всем отдыхать.

И потянул за руку Эйзе в палатку:

− Пошли разбираться, милый, с укусами, собаками и всем прочим.

Эйзе тихо вздохнул, но покорно последовал за Господином.

Воин устало рухнул на свою койку, закинул руки за голову, прикрыл глаза. Но задремать не удалось — разбудил тихий голосок:

− Я поесть собрал.

Эйзе неуверенно смотрел на Ремигия, на столике была разложена какая-то еда. Воин мрачно пробормотал:

− С чего такая забота?

Мышонок виновато вздохнул. Воин усмехнулся:

− Да я не сержусь. Хорошо, что собаки не загрызли. Могло все плохо кончиться. И убивать я их не собираюсь — иначе кто будет лагерь охранять? Больше один не ходи — тебя мои мальчишки из сотни будут охранять.

Эйзе тихо ответил:

− Они же в плену были…

− Зачем им руки искусал — убить ведь могли?

− Они меня к сотнику хотели оттащить. Чтобы снова, как… − Запнулся, опустил голову.

Ремигий, уже не сдерживая ярости, сказал:

− Тебя никто не посмеет тронуть, то, что было — забудь…

Эйзе поднял голову, глаза сверкнули ненавистью, голос был полон гнева:

− Что ты велишь забыть, господин мой?

Воин виновато опустил голову, очень тихо спросил:

− Эйзе, зачем тебя отдали мне? Ты смиряешь меня, ты пытаешься говорить со мной, но зачем все это? Твое тело было… − Воин проглотил слово, потом продолжил: − Ответь мне — зачем? Объясни. Я не трону тебя, даже, если захочешь, ты сможешь уйти, но объясни мне, чего ты хочешь от меня?!

Эйзе молча усмехнулся, и взгляд его был не любопытного мышонка, а взрослого воина. Воин совсем тихо сказал:

− Я видел твое истинное лицо сегодня ночью — Эйзе, ты же не ребенок, что ты хочешь от меня? Ответь…

Тварь упрямо наклонил голову, потом медленно сказал:

−Я не хотел, чтобы ты видел это. Просто сил не было удержать маску ночью — очень больно было.

Воин тихо спросил:

− Разведка? Да, Эйзе?!

Тварь надменно скривил губы:

− Если понял — убей… Мне все равно не вернуться — после того, что произошло, меня не примут.

Воин продолжил с трудом:

− Но на что рассчитывали… Или… просто так, как пойдет, вот так тебя бросили нам на мучения? Эйзе, разве так бывает?

Тварь вдруг засмеялся:

− А как же твои воины — из сотни выжило двое мальчишек, где остальные?

Ремигий в бешенстве вскочил:

− Зачем ты говоришь мне об этом? Мало тебе вчерашней ночи — ваши вырезали очередной наш разъезд. Сегодня мы их зароем в землю. Ты хочешь, чтобы я повторил все снова?

Эйзе зло, с ненавистью улыбнулся. Воин молча выбежал из палатки — еще немного, и он бы зарубил Тварь.

Опять отчаянная боль в груди. Словно тысячи стеклянных осколков вонзились в тело. Эйзе точно нашел точку, куда ударить жестокими словами. Наверное, долго учили, чтобы смог точно бить, понимать и смирять Имперского Наместника. Ярре осторожно подошел поближе, мягко сказал:

− Господин, солнце село — пора хоронить.

Воин машинально кивнул, пошел к уже насыпанному кургану. Убитые воины уже лежали на дне, на деревянном помосте, с оружием, накрытые ковром. Наместник что-то говорил, преодолевая боль, слава богам, что хоть тварей не поймали, чтобы потешить убитых их кровью…