Александра-К - Ненависть [СИ]

После завтрака пошли на перевязку в палатку лекаря. Дивное зрелище — малыш тянется сзади за руку и все время оглядывается, присмотрел какое-то оружие и пытается сообразить, как с ним обращаться. Лекарь осторожно снимает повязку, края раны неплохие, ребрышки, правда, еще ходят, снова делает повязку, мягко говорит:

— Срастается быстро, как и положено. Неплохо.

Воин молча кивает, малыш тянет его к выходу. Наместник покорно идет за ним — сегодня его день, пусть развлекается. Малыш целенаправленно тащит его к границе лагеря, псы, видимо, привязаны от греха, — Наместника увидели издалека, и твареныша — тоже.

Высокая трава — почти по плечи, отойти недалеко — не видно. Эйзе вдруг вырывается из рук воина и исчезает в траве. Ремигий не успел понять, что случилось, как на него из зарослей внезапно налетает Эйзе и умелым прыжком сбивает его с ног. Воин с хохотом валится на землю, Эйзе падает на него сверху, Наместник подхватывает его на руки и прижимает к себе, целуя. Мальчишка изо все сил вырывается, воин уже всерьез переворачивается, укладывая Эйзе на траву, осторожно оберегая его раненый бок. Эйзе еще улыбается, но в глазах — ужас, тело напрягается, еще немного, и он начнет биться изо всех сил, чтобы освободиться. Наместник мгновенно отпускает его. «А что ты хотел после всего, что ты же с ним и сделал?»

Эйзе молча поднимается на ноги, смотрит на Наместника сверху вниз. Тот примирительным тоном спрашивает:

— Куда пойдем теперь?

Эйзе упорно тянет его вглубь лагеря, к людям. Ну, конечно, на людях лишнего не позволишь…

Учебная схватка на утоптанной площадке. Народ развлекают его бывшие приблуды. Бой всерьез — на мечах. Ярре — в первых рядах, поэтому не страшно, что позволят себе лишнего. Все так хорошо, такой хороший день… Вот это он зря…

Одно мгновение испортило все — один из приблуд обманным движением заставил противника открыться и ударил мечом изо всей силы. Второй мальчишка полетел на утоптанный плац, кожа и мышцы на руке были разрублены, — мечи оказались не учебными. В то же мгновение мощная оплеуха сбила на землю второго, — над ним стоял белый от ярости Наместник, из враз пересохшего горла рвалось:

— Вас же двое осталось, из всей сотни — всего двое, как же ты можешь! Тварь!

Лицо Наместника сводило нервным тиком, губы и щека уродливо кривились. Вокруг молчали, — в таком состоянии возражать воину было просто опасно. Где-то позади толпы раздался недовольный голос лекаря:

— Эйзе, ну куда ты меня так тянешь?

Наместник обернулся: Эйзе упрямо тащил за собой лекаря из палатки. Увидев, что на плацу что-то происходит, он заспешил. Эйзе уже подбежал к стоящим на плацу, перед ним расступились, он встал возле Ярре. Лекарь спокойно сказал:

— Посмотрим сейчас…

Виновный приблуда неподвижно сидел на земле, с ужасом смотря на Наместника. Тот, встретив испуганный взгляд Эйзе, уже успокаиваясь, мягче сказал:

— Ярре, накажи обоих — надо же было придумать взять заточенные мечи для учебного боя! Эйзе, идем…

Перепуганный мышонок потащился за ним за руку, Наместник даже не оглянулся на сидящего на земле приблуду, только лекарю кивнул благодарно. Эйзе почти беззвучно сказал:

— Не надо в палатку — солнышко светит.

Воин кивнул головой:

— Хорошо, хочешь, к речке пойдем — искупаемся. Правда, сегодня не очень жарко.

Мальчишка согласно кивнул, воин все так же тянул Эйзе за руку, он боялся его отпустить, слишком уж часто ввязывался в истории. Чтобы подойти к речке, надо спуститься вниз по крутому обрыву, воин вязнет в песке, Эйзе проваливается в песок почти до колена, воин снова поднимает его на руки. Имперский Наместник — презренную тварь, в нарушение всех правил и традиций, только воин давно нарушил все запреты, которые мог нарушить. Осталось так мало — теплый денек, волочащийся сзади за руку мальчишка, тихо пищащий что-то. Так немного…

Мимо уха просвистела стрела, воин мгновенно упал на землю, увлекая за собой мальчишку, Эйзе, полузадушенный, что-то невнятно пытался выкрикнуть. И кричал он на языке Тварей. Воин перевернулся, освобождая Эйзе, отбросил его назад, бросился в заросли тростника, — там был протоптанный след. Как тварь сумел подобраться так близко к лагерю… Ну да, собак-то привязали. Вот только убежать он не смог, запутался в траве, воин нагнал его в два счета, маленький твареныш злобно скалился, в руках — натянутый лук, но слишком близко — опасно. Состояние цейтнота: воин не может напасть, потому что мальчишка выстрелит из лука, мальчишка не рискует стрелять — правая рука в крови, едва удерживает натянутую тетиву. И отчаянное шипение, похоже, языка Империи он не знает, в зеленых глазах отчаяние и осознание близкого конца: ослабеет рука и все, — тетиву во второй раз не натянуть. Воин вдруг опускает меч, головой кивает в сторону высокого камыша: «Уходи!» Мальчишка только яростнее зашипел. Наместник с яростью повторяет: «Вон убирайся, твареныш!» В зеленых глазах вспыхнуло понимание, мгновенное движение гибкого тела, Наместник присмотрелся: сгорбленная спинка и когтистые лапки дикого котенка, — и исчез в камышах. За спиной воина тяжело дышал Эйзе. Воин с интересом спросил, ошарашив своим вопросом мышонка:

— Эйзе, его боевая форма — камышовый кот?

Эйзе кивнул:

— Да, значит, ты видел…

Воин кивнул:

— Его — да, а вот кто ты у меня?

Эйзе напряженно молчал. Воин вздохнул:

— Не везет нам с тобой сегодня на прогулку… Давай все-таки искупаемся…

— Мне же нельзя — рана еще не зажила.

— Но по колено-то ты зайти можешь, повязка высоко, правда, холодновато.

Мальчишка пожал плечами — он был явно расстроен. Наместник покачал головой, начал снимать тунику:

— Ладно, а я искупаюсь.

Ему сейчас впору было не в речку бросаться, а в бочку со льдом — возбуждение накатывало все чаще и сильнее, тем более, он упал на Эйзе, защищая его. Интересно, что кричал его мышонок тваренышу, уж вряд ли про убийство, иначе тот все равно выстрелил бы. Похоже, благодаря ему Наместник остался жив. Резкий вздох заставил его обернуться, — мышонок расширенными глазами смотрел на спину воина. Ах да, шрамы… Тогда плохо зажило…

Эйзе глухо спросил:

— Ремигий, кто бил тебя плетями — ты же патриций?

Наместник пожал плечами:

— Старые дела, уже давно не болит.

Он совсем забыл, что перепаханную палачами Императорского двора спину показывать днем нельзя, настолько это выглядело устрашающе. Даже рана, оставленная стрелой-срезнем тварей, заросла получше, хотя тоже была просто нагромождением сросшихся бугристых тканей. Ладно, привыкнет. Стараясь отвлечь мальчишку от рассматривания спины, воин переспросил:

— В воду пойдешь?

Тот отрицательно покачал головой: