Александра-К - Ненависть [СИ]

− Господин, рана плохая — близко сосуд, могло плохо кончиться.

Наместник усмехнулся:

− Я не могу умереть — мальчишку растерзают. А я не хочу этого.

Лекарь только покачал головой — Наместник сильно удивил его, подставившись под удар Твари, явно спасая того, хотя мог просто приказать лучникам стрелять, обезумевшего звереныша прикончили бы в несколько мгновений. Но он подставил под удар себя, а ведь отклонись лезвие чуть в сторону, прорезало бы основную жилу, а это — очень опасно. Мальчишка беспокоил лекаря даже больше, он стал слишком спокойным, голова все время клонилась на грудь, словно он засыпал и потом просыпался. Лекарь не раз видел подобное у воинов после битвы, но здесь-то не было причин так странно засыпать. Воин уловил направление взгляда лекаря, тихо спросил:

− Что случилось?

− Не знаю, он же не человек. Странно как-то себя ведет.

Наместник кивнул:

− Да уж, то, что не человек — понятно. Он просто вспомнил то, что не нужно было вспоминать.

Воин кивнул лекарю, закончившему перевязку, подошел к мышонку, тот поднял на него глаза, полные отчаяния. Мальчишка все понял и теперь мучился еще и этой виной.

− Тебя будут защищать — это мой приказ.

Эйзе с трудом разлепил слипшиеся от чужой крови губы:

− Ты убил!

Воин спокойно кивнул:

− Иначе убили бы меня… Я не думал, что после вчерашнего на нас нападут.

Эйзе взглянул в лицо Ремигия — спокойный уверенный взгляд, ни капли раскаяния. Да и в чем каяться — в том, что врага убил? Это Эйзе — любимый, но твари — нет. Эйзе, пошатываясь, пошел к лошадям. Ярре, внезапно возникший возле Наместника, тихо сказал:

− Он не сможет сейчас ехать.

Наместник пожал плечами:

− На руки его взять, что ли? Пусть лучше мучится от боли, а не вспоминает прошлое. Спасибо тебе — если бы не вода…

− Ваш хоть не кусается так, как Лисенок делал в бешенстве. Я боялся, что он вцепится кому-нибудь в шею. Слава богам, обошлось.

Ремигий мрачно усмехнулся:

− Обошлось — все живы…

Приблуды подошли поближе, спрашивать боялись. Наместник сурово сказал: «Приказ никто не отменял…» Парни одновременно кивнули, двинулись вслед за Эйзе.

− Как бы со зла чего не натворили — Эйзе их сильно покусал.

Ярре засмеялся:

− Они просили, чтобы я уговорил Вас не наказывать тварь за то, что он сделал.

Наместник кивнул, быстро пошел прочь. Ему хотелось взять малыша на руки и утешить после всего, чтобы не мучился и не боялся, но ведь нельзя — на глазах всего отряда-то!

Они ехали уже несколько часов, воину страшно хотелось подъехать к мышонку, посмотреть, что с ним, но нельзя, совсем нельзя. Ярре охранял, конечно, но как там малыш после припадка? Наконец, он отдал приказ о привале. Отряд спешился, воины ослабили подпруги у лошадей, сами вытащили какую-то еду, потянулись по обочинам дороги. Сотня охранения встала на посты — им-то как раз есть не полагалось, но тоже что-то жевали украдкой. Наместник неторопливо направился к повозкам с ранеными, там же и приблуды с Эйзе прибились. Приблуды мгновенно исчезли, только завидев приближающегося Наместника, Эйзе сначала недоуменно посмотрел на их удаляющиеся спины, потом заулыбался неуверенно — увидел приближающегося воина. Ремигий присел рядом, протянул несколько фиников: «Побалуйся». Эйзе осторожно взял, положил на блюдо с сыром — похоже, Наместника тут ждали, какая-то еда лежала возле Эйзе, стоял кувшин с водой. Да уж, можно было бы и еще водички вылить на горячую голову мальчишки. Вроде человек, а потом проглядывают черты твари. Эйзе, видимо, подумал о том же, тихо хихикнул. Ремигий встревоженно вгляделся в глаза мальчишки, — лукавые искорки смеха, — мышонок не мог долго печалиться. Ремигий взял кусочек хлеба, задумчиво начал жевать. Слава богам, безумие мальчишки отступило, доехать до крепости и запереть его в доме — пусть проказничает всласть. Вот уж Альберик натерпится. В груди у воина стремительно теплело, смягчился взгляд, губы опять сложились в улыбку. Мышонок немного виновато поглядывал на него из-под растрепанной светлой челки, быстро-быстро кусал сыр. Воин неловко повернулся, поморщился от боли, на личико мышонка набежала тень — он был виноват.

− Да не так уж и больно, не бойся. Часа через четыре уже будем в крепости.

Эйзе вздохнул — крепость была домом для людей, а для него — тюрьмой. Даже если его пожалеют и не прикуют в темнице. Воин понял причину вздоха, покачал головой, грустно заметил:

− Малыш, но ведь у меня другого дома нет, тебе придется жить там, где живу я…

Наместник резко замолчал — слишком были похожи эти слова на начало клятвы перед Огнем. Эйзе не знал этого и, не поняв молчания воина, покорно склонил голову. А ведь воин только сейчас понял, что по-другому он даже и не думал о будущем Эйзе. Боги. как глупо — будущее у твари, но ведь теперь отдать его — это отрезать от себя кусок мяса по живому, — так прикипел за эти несколько дней. Мышонок маленький, что же ты со мной делаешь? И что я сделал с тобой, что ты меня едва не убил из-за воспоминания? Мальчишка что-то почувствовал, слабо пискнул, воин тут же вернулся к действительности, ласково погладил его по голове:

− Придумаем что-нибудь. Поиграть тебе там будет не с кем, а вот шалить сколько угодно места, дом для меня слишком большой, уголков много.

Эйзе обиженно протянул:

− Я не ребенок, чтобы играть…

Ремигий вздохнул — ну да, не ребенок, но выходки — не каждое дитя измыслит. Ярре подошел к ним, негромко сказал:

− Господин, пора начинать движение.

Воин кивнул, поднялся с земли, ласково улыбнулся Эйзе, пошел, не оглядываясь, к голове колонны. Мышонок дождался, пока он скроется из виду, потихоньку двинулся к кустикам. Тут же Алвин шагнул за ним. Эйзе развернулся, с ненавистью спросил:

− Ты и тут за мной наблюдать будешь?

Алвин вспыхнул, но ответил:

− Господин убьет, если с тобой что-то случится.

И все-таки отвернулся — и правда, стыдно было. Потом, уже возвращаясь, Эйзе вдруг спросил:

− Ты был с ним?

Алвин поперхнулся от неожиданности, растерянно ответил:

− Нет, конечно. Господин не любит юношей, он очень брезглив к этому. У него и женщины постоянной нет.

Эйзе вздрогнул, как от холода. Брезглив к этому. А с ним был. Потому что Эйзе тварь, недочеловек, поэтому можно? Как же холодно, как же больно! Мышонка внезапно шатнуло, Алвин удержал его за плечо: «Что с тобой?» Мышонок молча вырвался из его рук, дошел до своего коня, поднялся в седло. Отчаянно болело в груди. Тварь. Тварь. И только поэтому воин играл с ним, как зверь играет со своей жертвой перед тем, как прикончить ее.

Ярре увидел, как изменилось лицо твари после возвращения из леса, но думать об этом было некогда — отряд двинулся, надо было обеспечить порядок в сотне, присмотреть за ранеными. Стало припекать солнышко, мышонок снял шлем, светлые волосы рассыпались по спине, как тонкий серебристый плащ. Белесые волосы твари, непривычные для воинов Империи.