Александра-К - Ненависть [СИ]

— Мыш?

Эйзе сладко вздыхает, кивает головой. Ремигий переворачивает его на живот, осторожно поглаживает спину, между лопаток. Эйзе вздыхает, выгибается, приподнимается на локтях. Ремигий вздыхает, нежно целует выступающие позвонки. Очень ласково поглаживает животик, приподнимает мальчишку, ставит его на колени, прижимается сзади. Опять отчаянный страх сделать что-то не то, доставить боль. Но Мыш нежно пищит что-то — значит, не боится, значит, пока не больно. Осторожно, очень осторожно — возбужденным членом коснуться входа, чуть двинуться между ягодиц. Мальчишка опять что-то шепчет, но не вырывается. Ласково погладить бедра, поцеловать в плечо и одновременно коснуться тугого входа, растягивая его. Мальчишка чуть вздрагивает, но снова тихое успокоительное поглаживание по спинке, мягкое прикосновение к животику. А ведьЭйзе тоже возбужден, воин чувствует это. Ну вот — и масло пригодилось. Очень мягкое движение вперед, мальчишка вздрагивает всем телом — больно, конечно, больно. Какие-то ласковые слова, нежное поглаживание по животу, второй рукой удержать мальчишку, чтобы было удобно обоим. Снова движение вперед, Эйзе что-то шепчет, но не вырывается. Воин входит уже со всей силы, ышонок тихо вскрикивает, но здесь уже не остановиться. Движения медленные, надо дать мальчишке возможность привыкнуть к проникновению. Эйзе тихо стонет — от боли, испытывает удовольствие? Воин встревоженно спрашивает: «Мыш?» Мальчишка отрицательно мотает головой, волосы бьют воина по груди, возбуждение только усиливается, движения ускоряются. Мышонок с трудом удерживается на коленях — движения воина становятся все более сильными, проникновение становится глубоким, мальчишка вздрагивает, возбуждение Твари усиливается, воин это чувствует, ускоряет движения, удерживая мальчишку, второй рукой проводит по бедру мальчишки, касается возбужденного члена партнера. Мыш тихо стонет от удовольствия, его-то усилия направлены на то, чтобы выдержать напор воина…

Мышонок вдруг содрогается всем телом, воин ощущает, что на ладонь плеснулась вязкая жидкость, и почти сразу кончает, чувствуя содрогания мальчишки. Не выдержав, он падает на Эйзе сверху, придавливает его к земле и тут же перекатывается на бок, боясь доставить боль. Эйзе прижимается к нему, что-то щебечет высоким голосом, похоже, на языке тварей. Тоненькое тело, тесно прижавшееся к воину, продолжает биться во все более редких судорогах, так отходит любовное возбуждение у тварей, медленнее, чем у человека. Ремигий нежно прижимается губами к губам Эйзе, лаская и благодаря за любовь. И получает ответный поцелуй. Только сейчас он замечает, что Эйзе во время любви оставался в истинном обличии, и глаза незнакомого красивого лица полны нежности и тепла. Мгновения покоя и удовлетворения. Хочется уснуть прямо на песке, прижать к себе возлюбленного тваренка и уснуть до утра, ощущая тепло его тела в своих объятиях…

Возвращаться пора. Поди, стражник все глаза проглядел, а вдруг твари Наместника увезли! Но это вряд ли — проще убить, чем похищать. Эйзе осторожно отстраняется, грустно спрашивает:

— Пора?

Воин улыбается:

— Еще немного, пойдем еще искупаемся…

Завтра будет дурной день, надо будет решить что-то с защитой крепости, поискать какой-нибудь подарок для Эйзе и приготовиться к возвращению в город. Хочется немного оттянуть его начало, просто понежиться в воде, нырнуть в лунную дорожку, полюбоваться серебристым свечением волос Эйзе. Просто так хочется. Так немного…

Поэтому Мыша — снова на руки и обратно в речку. Мыш что-то сонно пищит — устал, конечно, устал, мал еще, да и ранение даром не прошло. Мальчишка клонится на грудь воина, засыпает на ходу. Пора привыкнуть — Мыш засыпает после любви. Мыш-Мыш… Смешной…

Искупались, воин собрал одежку и, не одеваясь сам и не одев сонного мышонка, только завернувшись в плащ, пошел обратно к воротам. Женщины крепости, слава Богам, спят, а уж стражника испугать он никак не надеялся. Тот только с завистью вздохнул, впуская Наместника обратно… Да уж, завтра всласть посплетничает. Правда, в неверном лунном свете чего не привидится одинокому мужику глухой ноченькой.

Потихоньку по двору казармы, мимо ошалевшей стражи, с Эйзе на руках. Как воришка или молоденький мальчишка, возвращающийся с любовного свидания. Сейчас еще Ярре сердито скажет: «Опять шлялся непонятно где? А завтра — учебный бой, и мне наплевать, что ты не спал всю ночь…» Не скажет — больше десяти лет прошло, как он это говорил. Теперь только Наместник может себе это сказать… Ладно, кое-как дошел до комнатки. Осторожно приоткрылась дверь у Ярре, он на мгновение выглянул, успокоенно кивнул головой и исчез, ничего не сказав: мальчик вырос, что говорить-то… Эйзе уже просто глубоко спит, не реагирует на прикосновения воина, уложить мальчишку, прилечь рядом самому. Скоро утро. Но еще есть время… Так хорошо… Усмешка в глубине сердца — ночь пламенной любви… Да уж…

Утро опять началось с суеты — приблуд, будь они неладны, послали будить Наместника, ну да, заспался немного — до полудня. Пустоголовые мальчишки не нашли ничего лучшего, как вломиться в комнату Наместника и едва не над ухом его заорать в два голоса. Бедный Эйзе подскочил, с маху оказался на полу и крепко ушиб копчик, судорожно начал поглаживать ушибленное место. Наместник мгновенно проснулся, заорал так, что задрожали стены, приблуды вынеслись из комнаты, озверевший воин мгновенно оделся, вылетел во двор с бешеным ревом, ища противных щенков. Чего, собственно, и добивался Ярре. Воин, увидев его усмешку, сразу же захлопнул рот и перестал ругаться. Ну да, проспал сбор и … В общем, проспал впервые лет за пять.

Как ни странно, сотники смотрели понимающе и без брезгливости — ну, с кем не бывает, ну, заигрался вчера ночью. Наместник пришел в мирное настроение и вопросы решал быстро, без мордобоя и криков. Приблуды даже не получили по оплеухе, зато было велено взять Мыша и пойти погулять на речку под присмотром охраны, пока воин занимается делами. Парни тут же исчезли в казарме, через несколько минут мимо пролетело все трое, причем Мыш был простоволосым, белые волосы развевались на ветру и ярко блестели. Воин проводил его тоскливым взглядом — ему тоже хотелось на речку, но вернулся к делам. Ярре тихо посмеивался — из приблуд получилась хорошая охрана для Эйзе, а господин спокоен за своего Мыша — значит, дела решаются. В общем, как-то все примирились со странным увлечением Господина…

Тайную службу он ненавидел после Имперской тюрьмы и ликвидировал сразу, как стал Наместником, поэтому, если какой отчет и ушел в Империю, то дойдет нескоро. Вот Солнечноликий обрадуется — такой позор никогда не даст возродиться мятежному роду…