Александра-К - Ненависть [СИ]

— Тыыы, зачем ты с ним?

Ремигий вздыхает:

— Мыш, идем в дом — плохо там, совсем плохо.

Мыш сердито шипит, но встает с колен, подает руку сидящему на земле воину:

— Поднимайся…

Тот только вздыхает — не прощен, но хоть не совсем отвергнут…

В доме и правда — худо. Лекарь пришел, возится с покорно лежащим Рыжиком. Воин вопросительно смотрит на него. Тот как-то странно жмется, потом говорит:

— Убить его не хотели, ребра переломаны с обеих сторон, много синяков, раны от плети на спине, чем-то ударили по плечу — нож или сабля. Ну, остальное вы сами видели…

Наместник кивает — трудно было не увидеть. Лекарь осторожно поворачивает Рыжика на бок — так легче, спина вся в кровавых запекшихся ранах. Эйзе стоит за спиной воина, и лицо у него злобно кривится, но пока мальчишка молчит. Воин осторожно касается слипшихся волос юноши. А вот это зря: мальчишка вдруг подскакивает сбоку и дает пощечину Рыжику. Хорошо, что удар приходится по менее разбитой щеке. Воин резко выдыхает, перехватывает руку, занесенную для повторного удара. Мыш со всей силы вцепляется в запястье перехватившей руки. Рыжик только молча смотрит на них — даже не стонет, нет сил и для этого.

Еще несколько дней назад ударил бы тварь так, что мальчишка от боли сам бы разжал челюсти. Но это тогда. А сейчас — у малыша только начали сходить синяки с лица, нельзя. Наместник прерывающимся от ярости голосом говорит:

— Мыш, мне очень больно. Отпусти, мне больно…

Бить нельзя — не за что. Мальчишка разжимает зубы, отступает на шаг — лицо бешеное, злобно дергаются губы, глаза сужены и сердито сверкают. Он что-то шипит, обращаясь к Рыжику, тот слабо кивает. Опять попытка ударить раненого, но воин держит руку крепко, а Мыш уже не кусается. Воин встревоженно спрашивает:

— Эйзе, что случилось? В чем он виноват?

Мыш плотно сжимает губы… Рыжик по-прежнему с усталой покорностью смотрит на них. Лекарь тихо говорит:

— Господин, прикоснитесь к его груди…

Рыжик слабо выдыхает. Воин растерянно смотрит на него. Он вдруг понял, — да, странное сердцебиение, нежный запах кожи и волос — не притирание это было, просто это был не человек. Наместник с трудом проглатывает ком в горле, хрипло спрашивает:

— Эйзе, разведка?

Мыш отчаянно мотает головой, вроде, не врет. Ремигий продолжает:

— Изгой, отступник?

Мыш молча кивает. Воин с отчаянной жалостью смотрит на Рыжика — как же угораздило так, — попасть в бордель, что с ним сделали, что не покончил с собой, а покорно начал выполнять прихоти извращенцев. Тот горько усмехается разбитыми губами — что же говорить-то, и сдохнет — не жалко.

Лекарь неуверенно говорит:

— Господин, рана на плече очень плохая — нагноилась, лихорадка из-за нее. Надо вскрыть, убрать омертвевшее.

Эйзе стоит рядом, зло щурит глаза. Даже просить помочь его страшно — кому помогать, тому, кто господина едва не увел? Рыжик молча смотрит на них, ему хочется только покоя, устал от многодневной боли. Воин тихо вздыхает, наливает в кубок вина, подносит к губам юноши, мягко говорит:

— Выпей, боль пройдет. Уснешь…

Тот покорно глотает — он совсем неживой, как кукла, выполняет приказы механически. Мыш прерывающимся от злости голосом вдруг говорит:

— Господин, я помогу с раной, только уйдите все…

Воин всматривается в глаза Мыша — не попытается ли снова причинить боль, не будет ли мучить? Эйзе обиженно усмехается. А что еще думать, если хватило ярости ударить беспомощного?

Эйзе молча смотрит на них, ждет. И Рыжик терпеливо ждет. Воин молча поворачивается, тянет за собой лекаря, приказывает Альберику:

— Идем.

Они выходят за дверь, прислушиваются к звукам в комнате. Тихий щебет, писк, ласковое урчание. Говорит с ним Эйзе, что ли? Или Рыжик? Мучительный стон, и снова — попеременно писк, урчание, похоже, раненого утешают. Тишина…

Воин осторожно заглянул в комнату — Эйзе сидит на кровати, голова Рыжика на его коленях, он пальцами осторожно водит по волосам раненого, вот только пальчики — с длинными острыми когтями, они расчесывают спутанные волосы Рыжика. Воин удивленно вздыхает, Эйзе поворачивает голову, коготки тут же прячутся. Боги, да кто же его возлюбленный, тот, кто делит с ним ложе?

Ремигий заходит в комнату. Рыжик тихо дремлет на коленях Эйзе, изодранная спина залечена, рана на плече покрыта тонкой корочкой коросты, даже красноты нет. Воин осторожно говорит: «Спасибо». Эйзе молча кивает.

Альберик с грохотом ставит поднос с едой, Рыжик вздрагивает и открывает глаза. Старик резко спрашивает:

— Что-то будешь?

Рыжик отрицательно дергает головой. Воин мягко спрашивает:

— А молочко, молочко будешь?

Ему бы попить надо — похоже, не поили около суток. Старый раб довольно зло говорит:

— Молочко — для Эйзе, а не для этого…

Ласковый эпитет был проглочен, но и так понятно, что имел в виду раб. Эйзе слабо протестующе пищит, Альберик говорит значительно мягче:

— Вот сейчас искупаешься снова, и попьешь молочка. Я пирожок твой любимый принес…

Воин смотрит на старика во все глаза — для любимого мышоночка пирожок, такого даже в детстве Ремигий не помнит. Рыжик молча закрывает глаза — устал. Ремигий ласково говорит:

— Всем хватит, Эйзе, иди искупайся снова, ты весь в земле, а я пока напою Рыжика — ему пить побольше надо.

Альберик довольно явственно произносит:

— Да уж, потом выноси за ним…

Юноша вздрагивает всем телом, Наместник повышает голос:

— Альберик, что ты себе позволяешь? Я купил Рыжика, но он болен. Его надо лечить. Если тебе не хочется этого делать — купим молодого раба в помощь…

Старик зло что-то бормочет под нос. Явственно слышится: «Еще тварей-шлюх не собирал по всему городу…» Эйзе резко вскидывает голову, слышно явное сдерживаемое рыдание. Мыш вылетает из комнаты, грохот где-то в кухне, потом наверху. Ремигий, зло зыркнув на старика, бросается за ним.

Слава Богам, мальчишка не выскочил из дома, а забился в спальню за кровать — обычное его убежище. Воин останавливается посередине комнаты — дальше нельзя, Мыш может начать сходить с ума. Слышны тихие рыдания. Воин тяжело вздыхает — Альберик хотел сделать больно Рыжику, а ударил словами Эйзе. Но старик не мог знать, что происходило в первый день плена тваренка. Ремигий нежно говорит:

— Мыш, не плачь, он не знает ничего о тебе. Маленький, не плачь. Ты — мой единственный, не плачь, Мыш…

Горькое рыдание в ответ. Ремигий уже с трудом что-то соображает, он всю ночь бегает за своим возлюбленным Мышом, да еще замученный Рыжик… Воин просто садится на ковер на полу, устало говорит:

— Мыш, ну хоть ты-то меня не мучай…

Даже стали иногда приходится сгибаться, даже грозный Наместник устает. Тихий писк в ответ, воин грустно говорит: