Александра-К - Ненависть [СИ]

− Тише, тише, тише, малыш. Все хорошо, все получилось. Спасибо тебе…

Мыш тихо смеется и всхлипывает, прижимается к возлюбленному, медленно проходит дрожь, слабые биения все реже и реже. Воин только молча улыбается — похоже, криком они перебудили весь дом. Так хорошо, так тепло. Мыш возлюбленный, кто кого соблазнит, пока ты со мной? Только ты меня, царевич мышиный.

Услышав крик Мыша, Альберик проснулся, укоряюще покачал головой: «Поздно, пора бы и угомониться… Господину завтра вставать рано.»

Рыжик только горько вздохнул — у него такого никогда не было, да и не будет — только позор и чужая похоть…

Утро опять началось с суеты — Альберик торопливо кормил Наместника перед уходом в казармы, Мыш носился по саду — гонялся за особо надоедливой ночной птицей, которая орала всю ночь под окном спальни, из-за чего они не выспались. В руках — кусок вчерашнего пирога, покормят его позже, но Эйзе что-то получает раньше, чем сам хозяин, и вкусненькое, да еще и с Ремигием поделится. Рыжик лежит тихо с своей комнате, уже умытый и переодетый, Альберик с раннего утра им уже занимался. Тоже получит свою еду позже — его еще нужно с ложечки кормить, сам пока не может. Ремигий тихо спросил, наблюдая утренний Содом и Гоморру на отдельно взятой кухне Наместника:

−Может, правда, раба тебе купить в помощь? Мыш совершенно помогать не сможет, а Рыжик еще очень плох и долго будет болен?

Старик усмехнулся:

− Господин, столько лет было так спокойно здесь, что я только рад суете.

Воин только головой покачал, но промолчал. Надо было нанять рабочих, очистить сад от сорняков и зарослей, спустить и почистить бассейн, спросить, захочет ли Эйзе собаку в доме, оставлять его одного надолго, — это чревато серьезными неприятностями, дом развалит от бездействия. Наместник уже бегом выбежал из дома, старик с облегчением вздохнул. Так, а теперь разберемся по дому.

Эйзе уже прибежал из сада, был посажен напротив старика, тут же налито молочко и разложен на блюде хлеб и сыр. Мыш с писком вцепился в сыр — он за ночь страшно оголодал, и кусок пирога утром дело не спас. Альберик только усмехался — мальчишка со вчерашней ночи явно повеселел, на мордочке появился румянец. Мыш болтал о погоне за птицей, о том, что нашел какое-то гнездо, что полез в терновник и накололся, что у Рыжика очень красивые заколки для волос, но зато Господин обещал научить своему необыкновенному удару. Альберик только улыбался — настроение Мыша напрямую зависело от настроения Наместника, а сегодня они оба были в духе. Если учесть, что почти всю ночь не спали и крики Мыша, то неудивительно. Мыш насытился и потащился за Альбериком в комнату Рыжика — помогать, а точнее, мешать своей болтовней. Рыжик только осторожно глотал протертые фрукты с ложечки, Эйзе отправили за отваром бодяги и полотном, — сводить синяки и отеки с лица, вид у самого красивого юноши в борделе был жуткий. Альберик знал свое дело, через час отек немного спал, Мыш радостно пищал что-то на языке тварей. Потом заинтересовался баночками с гримом. Альберик в этот момент ушел на кухню готовить обед, а то бы дал он мышоночку любимому краски рассматривать!

Рыжик с трудом открывал баночки, объяснял, что там, как краситься. Мыш увлеченно рассматривал новые для него вещи, переспрашивал. В итоге, Мыш взял кисточку и начал потихоньку подводить глаза, снизу и сверху, довольно толстыми грубыми линиями, Рыжик отрицательно покачал головой — не так. Мыш побежал умываться, потом новая попытка — губы, ярко-карминовые, неестественные, Рыжик снова недоволен — снова умываться. И так полдня, пока не вышел очень тонкий естественный грим, почти незаметный на лице. Кому-то незаметный…

Наместника боги принесли в тот момент, когда Эйзе закончил красить свою скуластую мордочку и готовился намазать гримом лицо Рыжика. Когда Ремигий зашел в комнату, то на скрип двери Мыш обернулся, воин увидел накрашенное личико Мыша…

На дикий крик Цезариона прибежал из кухни Альберик, заглянула в дом встревоженная стража, но, поскольку мертвых не было, а дикие крики Господина стали немного менее яростными, то решили просто не вмешиваться. А Ремигий бушевал всерьез. Когда он увидел подкрашенную мордочку Мыша, то понял, что ничего хорошего не будет, Рыжик, тьма его побери, начал таки учить малыша чему-то непутевому. Поэтому криков было много…

Перепуганный Мыш застыл на месте, отчаянно пытаясь понять, что от него хочет господин и чем он недоволен, Ремигий кричал, что не позволит такое в своем доме, что это… Тут он остановился, потому что увидел полные слез глаза Рыжика. И мгновенно закрыл рот и замолчал. Дикая ярость распирала его, но травить и так замученного сверх меры юношу он не захотел. Глухо, с трудом сдерживаясь, он только сказал:

− Мыш, пожалуйста, смой краску с лица, твое истинное лицо очень красиво и не надо его портить… А мышиный облик мне нравится безо всякой краски.

Мыш с тихим писком облегчения вылетел за дверь. Рыжик смотрел на воина растерянно и виновато, Ремигий тихо спросил:

− Зачем придумал такое?

Юноша почти беззвучно ответил:

− Я хотел, чтобы Эйзе понравился Вам еще больше, чтобы усладить ваш взор.

Воин вздохнул, ну что скажешь в ответ тому, который был так сломан, что выжил там, где ни одна тварь жить бы не смогла. Что с ним делали такое, что после всего он не покончил с собой, а согласился на существование в качестве игрушки? Альберик, до этого молча наблюдавший за всем, сердито сказал:

− Рыжик, не надо больше повторять подобного. Я недосмотрел за малышом, господин…

Воин покривился — малыш в бою, не задумываясь, прикончил бы воина, а тут — недосмотрел… Вошел умывшийся Эйзе, мордочка виноватая, но испуга в глазах нет — да и что бояться того, кто прошлой ночью исцеловал всего мышонка без всякой краски на личике? Рыжик тяжело вздохнул. Воин усмехнулся:

− Я привез вам обоим кое-что, а вот теперь думаю — стоит ли отдавать?

Мыш тяжко вздохнул, робко возразил:

− Но ведь никто не запретил нам этого делать, да и что в этом такого?

Ремигий вздохнул, Мыш прав — что в этом такого, чего испугался — что Рыжик познакомит мальчишку с теми сторонами жизни, о которых он не должен знать? А ты что сделал две недели назад, забыл? Воин, уже успокаиваясь, мягче сказал:

− Ладно, будем считать, что Эйзе прав, и я не запрещал подобного.

В голове промелькнула забавная мысль — потому что невозможно рассчитать, что будет делать Мыш через час! Он немного неловко открыл большой сверток, так непривычно делать подарки… Мыш тут же засунул любопытный носик вглубь свертка. Воин осторожно отстранил мышонка: «Имей терпение…» И усмехнулся про себя — заговорил, как Альберик.

− Хорошо, Альберик — это тебе. − На свет извлечен теплый меховой плащ, старик только вздохнул, Наместник точно угадал — старик сильно мерз в этой проклятой стране. Потом появились формы для выпечки, Альберик усмехнулся — это для мышоночка печь вкусненькое, но, вроде, подарок. Дальше — возлюбленному Мышу, — новое ожерелье, украшенное дорогими камнями, — у Рыжика даже глаза загорелись, — он оценил стоимость подарка; воинский пояс, правда, детский, поскольку на тоненькую талию взрослые пояса не делались, — но можно прикрепить оружие и похвастаться золотыми бляшками, Мыш как-то растерянно смотрел на Ремигия — не этого он хотел, и хвастаться своими игрушками перед Рыжиком ему не хотелось. Воин разочарованно вздохнул и вытащил красивый боевой лук тварей, отделанный серебром — это из очередного схрона, и кинжал в серебряных ножнах — тоже под детскую руку, Мыш восторженно пискнул, Ремигий тихо засмеялся, достал маленькую кольчугу, серебряные поножи. Мыш с восторженным писком повис у него на шее, целуясь. Воин мягко сказал: