Александра-К - Ненависть [СИ]

− Почему?

Мыш грустно отвечает:

− Чтобы не опорочить чести моего народа …

Воин чувствует, как бешеная ярость встает в груди — зачем вот так было его позорить, разве мало того, что произошло потом… Эйзе, поняв, что происходит с воином, успокаивающе говорит:

− Я же одиночка, никто опозорен из рода не будет. Так, глупый обычай, не более того…

Ремигий обнимает своего Мыша, зарывается в мягкие волосы губами, тихо шепчет:

− Маленький мой, за что же они тебя так…

Рыжик слабо говорит:

− Спасибо, господин. Как я могу поблагодарить вас за все?

Серые глаза смотрят напряженно — а если, и вправду, велит на ложе лечь…

Воин жестко усмехается:

− Выздороветь и подняться на ноги. Ты мне не нужен, не бойся.

Эйзе тихо пищит где-то у плеча, в глазах Рыжика появляется несказанное облегчение. Воин поворачивается к Альберику:

− Ты дашь поесть мне или нет? Или ложиться спать голодным?

Старик быстро выскакивает на кухню.

Эйзе уже успел сбегать в спальню и теперь показывает Рыжику свои украшения — пара браслетов, золотое ожерелье. Тот вежливо улыбается, его вещички намного дороже и красивее, Наместник тихо злится в стороне: он не сообразил купить что-нибудь подобное Мышу. Ладно, все это поправимо, надо купить мальчишкам какие-нибудь игрушки, очистить бассейн, проредить сад. Навряд ли Рыжик вообще рискнет выходить из дома, а ему надо окрепнуть. Ладно, все потом. А это еще что такое, Рыжик прижался к Эйзе, положил голову ему на колени. Вот же еще — научит малыша всяким гадостям. Но — промолчал, Эйзе не брыкался и не пищал недовольно, значит, ему это понравилось.

После ужина Наместник утащил Эйзе в спальню, усадил себе на колени, осторожно начал стягивать рубашку с плеч Мыша, нежно целуя открывающиеся участочки. Мыш тихо шепчет:

− Пожалуйста, не надо, господин.

Воин тут же останавливается — надо дать Мышу понять, что его желания будут выполняться, что насилия больше не будет.

Тихо спрашивает:

− Почему, маленький?

Мыш тычется ему в грудь, устало шепчет:

− Спать очень хочу, не надо…

Расстроен чем-то, опять не скажет, в чем дело. Украшения у Рыжика понравились, такие же хочет? Мыш отрицательно качает головой. Воин начинает пугаться — что опять произошло? Упал, рана болит? Нет… Ремигий прижимает его покрепче, тихо целует в макушку, вздохом приподнимает легкие светлые волосы:

− Мыш, не хочешь — я не буду, но что с тобой, чем ты расстроен?

Мыш опять отрицательно качает головой — не скажет. Воин молча вздыхает, укладывает его на подушки, прикрывает теплым мехом:

− Спи, маленький…

Он-то — спи, а вот Наместнику срочно в ледяной заросший водорослями бассейн надо, боль в паху отчаянная и следующие мгновения ждать лучшего нечего. На сердце тяжело — Мыш странно себя ведет, что-то произошло. То, что мальчишка отчаянно ревнует и обижен на него за покупку Рыжика, он просто не мог понять. Ему казалось, что достаточно было сказать, что «Ты мне не нужен», и Мыш успокоится. Маленькие сердечки отчаянно горели ревностью — Рыжик красивее, он много чего умеет, он был с господином, и тот ничего не сказал, но потом был совсем другим. А он — смешной, господин даже не видит в нем взрослого, постоянно называет маленьким, балует, как ребенка, укачивает, ласкает. Мальчишка завернулся в одеяло с головой и отчаянно зарыдал.

Ремигий искупаться не смог — услышал из спальни приглушенный плач, бегом вернулся назад. Мыш съежился на ложе под одеялом и отчаянно плакал. Перепуганный воин быстро поднял его на руки, вытащил из одеяла головенку, тот отчаянно сопротивлялся, но Ремигий крепко встряхнул его, строго спросил:

− Что произошло? Почему плачешь? Я тебя обидел чем-то?

Мыш разразился писком и щебетом, воин мягко сказал:

− Мыш, я не понимаю тебя, повтори на языке людей…

Снова писк, мальчишка пытается вырваться, но воин держит его крепко. Потом прорвались слова, постоянно прерываемые рыданиями. Ремигий долго слушал плач Мыша, но понял только одно — он думает, что Рыжик, как только выздоровеет, соблазнит господина, а Мыш ему уже не нужен. Несмотря на все горе Мыша, Ремигий, поняв, наконец, в чем дело, заржал, как иногда хохотал в казарме, услышав похабную историю. Мыш мгновенно замолчал, перестал плакать от обиды и неожиданности. Продолжая смеяться, воин крепко поцеловал Мыша в губы, стянул с него одеяло, добираясь до обнаженного тела:

− И из-за этого ты не захотел быть со мной?

Мыш кивнул. В дверь заглянул встревоженный хохотом среди ночи Альберик, увидел, что воин обцеловывает обнаженного Мыша, и быстро закрыл дверь. С ума рехнуться, два влюбленных идиота… Перепугали старика. И еще этот лисиный выродок, простите, Боги светлые, чтоб ему… Испортит Эйзиньку маленького, научит непотребству…

Воин продолжал тихо смеяться, осторожно покрывая поцелуями лежащего Мыша — плечи, грудь, нежно погладил рукой темные соски, чуть ущипнул сначала один, потом другой, Эйзе заметно напрягся, что-то прошептал. Мыш словно согревался в теплой волне поцелуев, тихого ласкового шепота воина. Он глупости шептал — как женщине, но другого и не надо было. Теплая рука легла на бедра, коснулась замшевой теплоты укромного местечка, Мыш пискнул довольно. Они еще оба только учились, и Мыш ласкать совсем не умел, но погладил обеими руками бедра воина, попытался добраться до паха, коснулся возбужденного ствола. Воин кивнул, в глазах разгоралось жажда желания. Осторожное поглаживание живота, мягкое прикосновение к забавному замшевому мещочку, Эйзе вскрикивает, выгибается, воин чувствует ладонью, что юноша тоже возбужден, он сильно отстает, но он пытается следовать за ласками возлюбленного. Снова поцелуи в животик, нежное прикосновение к паху, Мыш слабо вздыхает, выгибается навстречу его рукам. Ну вот, теперь можно попытаться войти. Осторожно приподнять бедра, мышонок интуитивно поднимает ноги и кладет их на бедра воина, давая возможность войти и видеть друг друга. Глаза у Мыша закрыты, — не от удовольствия, — страха, они так никогда не делали, он боится, что будет больно. Ладно, масло-то с запахом лаванды возле кровати — теперь это нельзя забывать. Смазать пальцы, очень нежно попытаться растянуть тугое колечко. Мыш тихо вскрикивает, потом старается расслабиться. Еще немного масла в теплый закуток, а потом можно пощекотать приподнявшийся член мальчишки, просто так легко коснуться. Мыш испуганно вскрикивает и открывает глаза, и встречается со смеющимися глазами возлюбленного, — он сегодня чем-то очень доволен и игрив, как мальчишка. Нежное проникновение, очень осторожное, по-прежнему глядя в глаза друг друга, Мыш вскрикивает, отворачивает голову. Воин замирает, потом тихо шепчет: «Мыш, ты как?» Тот только кивает, разрешая делать с собой все, что угодно. Сегодня, сейчас… всегда. Медленное движение вперед, и снова, и снова, ускоряя темп, одной рукой удерживая бедра мальчишки, второй — лаская его тело. Мальчишка тихо стонет, подается навстречу телу воина, выгибается, изо всех сил сжимает его бедра, удерживая возлюбленного возле себя. Еще рывок, и еще один — сейчас уже не до нежности, возбуждение нарастает, еще сильнее и быстрее, уже на грани боли у обоих, отчаянный крик Мыша на весь дом, на живот выплескивается белая жидкость, воин вздрагивает, судорога проходит по ним обоим, совместная судорога, воин падает сверху на возлюбленного, выходит из него, перекатывается на бок. Мыш снова кричит, содрогается всем телом, он не контролирует себя — глаза безумные, мокрое от пота тело, прилипшие ко лбу волосы. Воин обнимает его, прижимает к себе: