Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток

Мысли Фран метались, рассчитывая путь к спасению. Меньше всего ей хотелось оказаться в самой гуще схватки. Она никогда не была смелой — несмотря на то, что всегда считала себя опасной. Возможно, именно сейчас она опасней, чем когда бы то ни было — но для того, чтобы убивать, нужно желать чьей-то смерти. Посреди хаоса, заполнившего её душу, только к одному из нападавших обнаружилось чувство, очень похожее на ненависть — и словно путеводной звездой высветило из мрака план — сквозь дворы и дома, стремительно и скрытно, где скользя вдоль строений, где перекатываясь, где ползком — добраться до входа в тайный подземный лаз, ведущий в башню над осквернёнными воротами. Ей приходилось слышать от ополченцев, что есть секретные переходы — и под землёй, и в толще стены, — но теперь весь город был у неё перед внутренним взором, будто стеклянный, — и не требовался проводник. Требовалось чуть задержаться, чтобы раздобыть хоть какое-то оружие и утолить жажду — пересохшее отёкшее горло едва пропускало воздух, нехорошо кружилась голова. А потом, — если повезёт, — она ещё увидит гордую золотую гриву в бойницы воротной башни. Оттуда ещё стреляют, ещё держат оборону уцелевшие горожане.

И ещё, ей зачем-то был нужен Сет — но этот… он сам её найдёт.

С первым же ударом пушек Сет словно прозрел. След присутствия Фран ясно высветился в грозовом эфире разрушительных энергий, заполнивших город. Но было что-то ещё. След словно давал отдалённое эхо, двоился, обманывая с направлением поиска. Пусть. Главное — Сет чувствовал змеёныша и расстояние между ними уменьшалось.

Однако задача совсем не была простой. События разворачивались слишком быстро, город заполнялся воюющими людьми. Сет не собирался ввязываться в битву ни на одной из сторон — обе воспринимались им скорее как дружественные — но его могли и не спросить. Впрочем, намерение до последнего уклоняться от стычек не продержалось слишком долго. Ровно до того момента, как он увидел музыканта.

Сет ещё успел как-то отстранённо подумать, что так и не спросил его имени — он давно избегал коротких знакомств, ведь привязанности делают человека слабым и уязвимым.

Сейчас с мальчиком не было гитары. Он довольно ловко управлялся с двуручной секирой — один против троих нападавших, вооружённых лёгкими кривыми мечами и короткими топорами. Преимущество в длине оружия позволяло создать зыбкий круг безопасности. Но долго это продолжаться не могло — паренёк отступал к стене ближайшего здания и не видел, как по скату невысокой крыши к нему подбирается ещё один противник.

Сет не успел совсем немного — прыгнувший сверху варвар сбил музыканта с ног, в то время как меч еретика наискось рубанул шею одного из атаковавших, был выдернут обратно, и, между стальными пластинами, нашитыми на кожаный доспех, вошёл между рёбер в спину второму. Третий, похоже, успел зацепить падающего мальчика — до того, как Сет отвлёк его внимание на себя. Музыкант, уже в падении, резким, пружинным, закрученным взмахом снизу сумел достать того, кто прыгнул и дал Сету время закончить с предыдущим.

И в те несколько минут, которые понадобились Сету, чтобы убить последнего из четырёх, к нему вдруг пришло понимание, почему он не мог не вмешаться в происходящее.

Это было глупо, это шло вразрез со всеми выстроенными планами и с тем, как предписывал действовать голос долга. Сет не дал бы отвлечь себя ни эмоциям, ни личным предпочтениям, — но теперь оставалось только признать, что до сих пор пребывал неосознанным главный мотив его действий, основа всех убеждений — последняя заповедь Учителя. Невольно Сет оказался слепым, но верным орудием её исполнения.

«Не дайте разорить тёплые гнёзда» — он никогда не забывал эти слова. Но не увидел в Таомере такого гнезда, ведь её колыбели были пусты, а их обитатели унесены в безопасное место. И даже в словах музыканта о пустыне, которая убивает, он не сумел расслышать эхо учительских слов. Но теперь, когда город считай что пал — где искать безопасное место? Куда Роксахорова армия двинется дальше? Они там, на её пути — «слабые создания, не ведающие зла, окружённые беспомощной любовью, не способной ни от чего уберечь». И на короткое, но решающее мгновение, Сету было дано испытать такую любовь.

Он был старшим товарищем, теряющим друга и матерью, теряющей своего ребёнка. Таомера стала Краем Пустыни, воронёнок — музыкантом, а музыкант — воронёнком. И стало отчётливо и предельно понятно, что некоторые вещи невозможно исправить, но совершенно невозможно дать повториться им снова.

У него было чувство, будто довелось долго и мучительно нашаривать путь в темноте, а потом где-то открылась дверь — и в потоке яркого света каждый дальнейший шаг внезапно стал прост и понятен. Всё, что он делал теперь — было правильно, словно парус поймал нужный ветер и несёт его точно к цели.

Сет помог подняться мальчику и позволил заглянуть себе в лицо. В требовательном, цепком взоре музыканта недоверие сменилось изумлением, затем — пониманием. А потом мальчик хотел что-то сказать и, вдохнув, согнулся от боли.

Паренёк зажал рану рукой, скомкав, стянув на боку край стёганой куртки, и, не теряя впустую времени, повёл еретика за собой — к ближайшему участку стены. Им ещё удалось свободно подняться наверх, но когда они пробирались по полуразрушенному переходу, вокруг уже свистели стрелы. Сет почти нёс на себе музыканта, когда они добрались до укрытия — и очень вовремя, поскольку подвесной мост, соединяющий переход с башней, уже начинали поднимать. Остальные входы тоже были отрезаны. Мальчик и еретик оказались последними, кто нашёл здесь спасение.

В глубоком каменном чреве воротной башни.

Действительно, всё заживало очень славно.

Поразительно быстро отрастали даже волосы, выстриженные на месте страшной раны на голове Энтреа. А сейчас нежные девичьи руки снимали бинты с его рёбер и меж прикосновений пальцев различались робкие, как к святыне, прикосновения губ. И под волшебной сетью невесомых касаний бережно лелеемые мощи незаметно обернулись живым дышащим телом, которое сонно, но несомненно отзывалось на ласку — так же, как любое другое тело, как великое множество прочих тел.

А потом девушка осмелилась поднять голову и вздрогнула, встретив взгляд из-под тёмных ресниц — по-змеиному холодный и очень трезвый. Пролепетала замирающим, сбившимся голосом:

— Вы вернулись, господин?

Энтреа прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то. А потом ответил:

— Я мог бы уже вернуться. Но есть две вещи, ради которых стоит повременить. Взвесить жизнь варварского царя и решить, сочтены его дни — или, умножившись, принесут пользу Принцу? Выяснить, что за штуковину хранит при себе мой двойник. Не могу рассмотреть. Девчонка мешает мне. Пытается мешать — но помощи от неё будет больше.