Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток

Сет поднял руку, привлекая внимание.

— Одного не могу понять: чем вам платили варвары? Чьи это были деньги?

Одноглазый хрипло хохотнул и насмешливо уставился на еретика.

— А ты не знаешь, брат?

Окружающие ухмылялись и отводили глаза.

— Не знаешь?

— Ты правда не знаешь?

— Ну, знай. Твои, брат. Ваши.

Снова бесцветно и ровно заговорил Тони:

— Это секрет, давний секрет, но тут все свои. Волшебный порошок, который ты носишь с собой, уже не возят кораблями через три моря. С тех пор, как гонцы протоптали тайные тропы сквозь адское пекло Глубокой Пустыни. Алхимики, врачи щедро платят за ому. Но главным покупателем было Братство Огня. Кое-что они брали у варваров напрямую, но обычно — при посредничестве наших купцов.

В голосе одноглазого больше не было гнева, лишь горечь, когда он устало бросил Сету:

— Думал, ты ни при чём? Еретики взрастили Таомеру. И Роксахора — ей на погибель.

Давно перевалило за полдень и в редкие прорези верхнего ряда западных бойниц вместо бесцветного дневного солнца проникали снопы тёплого золотого света, в котором плавали частицы пыли. Бледный музыкант молча рассматривал пылинки. Тони шептал про себя слова молитвы. Один из лучников, стройный красавец с забранными в короткий хвост светлыми волосами, окликнул со своего поста:

— На кого уповаешь, наследник? Думаешь, есть ещё кто-то на небе, не глухой к нашим просьбам?

— В детстве он слышал меня. И отец его чтил, его одного.

— Что за святой?

— Так Тони же, блаженный зодчий. Меня и назвали-то в честь.

Лучник присвистнул:

— Чем тебе подсобит строитель? На что вообще годится мёртвый маленький горбун, когда война — и время рушить построенное?

— Не знаю. Но смысл в этом есть, я чувствую.

Лучник уже не слышал ответа — мимо него пролетела стрела и, выбив мелкую крошку из свода бойницы, упала на каменный пол. К стреле была привязана записка.

Под дюжиной напряжённых взглядов Сет развернул лист бумаги. Начал читать вслух:

«Приветствую, герои!

Думаю, что вы ещё не успели навоеваться, и будет глупо сообщать вам о том, что наступил самый подходящий момент, чтобы сложить оружие — но я всё-таки это сделаю.

Дело, как видите, к вечеру, и город взят — но победитель желает въехать через главные ворота. А поскольку он молод и нетерпелив, то ждать, когда защитники воротной башни героически передохнут, ему скучно. Кроме того, он великодушен, вам предлагают не плен, но службу. С почётом и уважением. Возможно, когда Пустыня двинется дальше на запад, это поможет вам сохранить жизни своих родных.

Для всех будет лучше, если таким, как мы, удастся склонить к бескровной сдаче города Края Пустыни. Роксахор намерен царствовать, а не зверствовать. И за ним будущее. Что нам Империя, за что тут биться насмерть? Её время прошло. Юный лев возьмёт то, что ему полагается, и будет весьма дальновидно присоединиться к этому походу.

Решайте. Через часок подойду за ответом.

Гас, прозванный Полудой, по поручению Роксахора.»

— «Таким, как мы…» — плюнул под ноги светловолосый лучник, нарушив затянувшееся молчание.

— Говорят, он был конокрадом, — неизвестно кому сообщил, отвернувшись в сторону, Тони, — до того, как попал в Таомеру.

— И пройдохой с рожденья — припечатал одноглазый.

— В предложении есть резон, — размышлял вполголоса Сет, — но пахнет дурно.

— Обманет, — уверенно бросил кто-то ещё, — хочешь — проверь.

— Я-то как раз обойдусь. Как вы решите?

— Что тут решать? К бесам Полуду!

«К бесам» — мнение было единодушным.

Когда Гас на гладком вороном коне приблизился к стенам башни — на этот раз, со стороны города, — то в качестве ответа получил красочный и задорный поток отборного сквернословия. Чуть склонив голову, переговорщик спокойно выслушал неожиданные соображения о разнообразных отношениях, в которые ему надлежало вступить с противниками, вороным конём, Роксахором, роксахоровым колдуном и всем роксахоровым войском, а затем кивнул и резко взмахнул рукой.

Прикрывая головы маленькими круглыми щитами, враги бросились к башне, стаскивая под стены и в проём ворот груды всевозможного топлива — связки поленьев с дровяного склада, доски с заброшенной стройки, обломки оборонных машин и просто столы и лавки из оставленных жителями домов.

— Это я понимаю, — сказал смуглый ополченец с самострелом, разрядив оружие и вновь натягивая тетиву, — но зачем им было тратить время на балаган с запиской?

— Шанс всё-таки был, — отозвался недавний булочник.

— Да ну!

— Теперь, — терпеливо объяснил сын строителя, — у них не получится въехать в город красиво. Провозятся вечность, изгадят ворота. Первая победа — как первая любовь. Надо, чтоб было красиво.

— Будет, — не отрываясь от дела, пообещал белобрысый лучник.

Луки нашлись и для других горожан, что были в силах держать оружие. Башня стала островом посреди враждебного моря, и требовалась круговая оборона. Тони забрался в бойницу верхнего ряда и разглядывал даль, не замечая суеты внизу. Мечтательно сказал:

— А ведь ближе мелькает, золотце. И чёрный вместе с ним. Сейчас бы лук мощнее — кривые варварские бьют подальше наших — и попытал бы счастья. Глаз у меня верный.

— Возьми самострел, — ответил, не глядя, смуглый.

— Не привычный я к адской машине. Для вас, богатеев, игрушка. Мы и в руках не держали.

— Тогда молись. Авось святой пошлёт тебе другую.

Тони неловко спрыгнул вниз.

— А знаете, о чём нам, братцы, надобно молиться?

— О дожде? — просто спросил краснолицый пекарь.

— Не только. О том, чтоб Полуда не знал о лазе, который папаня оставил в толще стены. Гас хоть и пришлый, а всё же мог где услыхать. К тому ж его конюшни стоят бок о бок с казёнными погребами, куда выведен лаз.

— Брось, — посоветовал смуглый, — тут и местные мало что знают. Погреба, говоришь?

Тони принял простодушный вид:

— Я не думал, что это секрет. Полагал — просто всем пока не до выпивки.

Множество взглядов сошлось на нескладной сутулой фигуре сына строителя башни.

— То есть как? Значит, можно уйти, когда совсем будет худо? — пробормотал поражённый булочник.

— Куда тут уйдёшь, — сдержанно заметил владелец второго самострела — крупный седой человек с серебряной серьгой в ухе.

— Под погреба, — удивлённо вспоминал паренёк с забинтованной головой, — были заняты подземные полости. Там, в пещерах, есть ещё тоннель, выходящий за город, к реке.

— Но это же всё меняет. Или нет? — чей-то голос звучал неуверенной надеждой.

— Нет, — безжалостно отрезал одноглазый.

— Да, — без особой радости возразил ему Тони, — мы можем уйти — я, ты и ты. А вот он, — последовал кивок в сторону музыканта, — он не может. И другие, кто ранен. Узкий лаз, как печная труба.