Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток

— Что мне сделать для вас, господин?

— А что это было? Прекрасно. Самое то, перед тем, как отправиться обратно под землю, в сырость и темноту.

Подкрашенные глаза юной жрицы Энаны испуганно распахнулись:

— Под землю? В мир мёртвых?

— Да нет. Это какая-то нора, подземелье. Моя подружка пробирается в башню, но сейчас я устроил ей перерыв. Мне нужно кое-что обдумать, а ей — восстановить силы. Нам пришлось изрядно потрудиться. Интересно, видит ли она тебя во сне?

Башню построили в три яруса. Из нижнего, прорезанного насквозь главным въездом в город, не было хода наверх. Можно было подняться только со стены, по подвесным мостам с обеих сторон. На третий этаж вёл люк с массивной приставной лестницей. Именно там собрались уцелевшие защитники города. Все девятнадцать человек.

И Сет вместе с ними.

Поднимать раненых, балансируя на узких ступеньках — непростая задача, особенно если так или иначе ранен практически каждый — не считая пятёрки стрелков, что были здесь изначально. На вопрос, зачем это нужно, кто-то коротко бросил:

— Выкуривать будут.

Собрали и затащили наверх всё, что нашли из запасов продуктов, воды и оружия. И только когда заперли крышку люка тяжёлой железной задвижкой и рухнули без сил, то вспомнили, что хорошо бы ещё втянуть за собой лестницу. Идею встретили парой крепких слов и оставили пока как есть.

Музыканта Сет перевязал ещё внизу, и теперь медленно обходил остальных, подворачивая или снимая одежду, смывая кровь, вынимая наконечники стрел, обрабатывая наспех замотанные, чем придётся, раны. Кое-где пригодились игла и нитки, почти что везде — заранее припасённая фляга с омой. Ребята протягивали ему бинты, разодрав на полосы подолы рубах.

Темнолицый бородач с выбитым глазом раздражённо отклонил помощь:

— Собираетесь вечно жить? Отвоевались, голуби. Тпру, приехали. Город взят. Нет больше никакой Таомеры.

Ему ответил тихий голос музыканта:

— Но мы-то есть. Мы — город. А башню можно удерживать долго.

— Сейчас долбанут из пушки, посмотрим на ваше «долго». И где твоя белая ведьма? Ты говорил, она будет с нами, когда нам придётся жарко.

— Так может, ещё всё неплохо? — бледно пошутил кто-то из молодёжи.

Голос музыканта стал твёрже:

— Никто не обещал нам победу. Она всегда говорила, что город падёт — в красках, в картинах. Отчаянно добивалась, чтобы люди ушли. И смогла-таки всех разогнать.

— Кроме нас, дураков, — хмыкнул из ниши бойницы парень с самострелом.

— Может, и дураков. Слишком быстро всё это кончилось. Только лучше так, чем — как в той песенке про кольцо. Жить ничтожеством и сходить с ума в поисках оправданий.

Сет обошёл башню по кругу и, вернувшись на прежнее место, разместился рядом с музыкантом.

— Я не знал. Фран и вправду помогла вывести жителей?

— Это что-то изменит для тебя?

— Посмотрим.

— Она заявилась в город в красном балахоне. Угрожала, предсказывала. Чтобы добавить веса словам, открывала прошлое — говорила людям вещи, которых никто не знал, и не должен был знать. Да и так, по мелочи… Я уже тогда сомневался, что она действительно из ваших. Языки Огня не разбрасываются такими фокусами. То, что это девчонка, и раньше было нетрудно заметить. Присмотрелся получше. Напоил, расспросил. Ну, на выпивку мог бы не тратиться — она и так была со мной откровенна. Кажется. Видно, чем-то понравился. Не знаю, что она сказала властям — для них было отдельное представление — но после этого дело пошло быстрее. Я проводил на запад маму и сестру. Сам остался. Она обещала остаться тоже. Получается, здесь обманула.

— Нет, — коротко отозвался Сет, — они не обманывают.

Мальчик глянул — и промолчал.

И тогда долбануло из пушек. Несколько мощных ударов сотрясли толстые стены. Девятнадцать мужчин в тесном каменном кольце затаили дыхание. В промежутках между выстрелами было слышно, как с потолка сыплется какая-то труха.

А потом всё стихло. Башня устояла.

— Припасы кончились? — осторожно предположил кто-то.

— Терпение, — внезапно оживился невзрачный горожанин средних лет, — не дураки же они. Круглую башню пушки не берут. Я знаю. Папаша мой строил. Ох, и смеялись над ним, и пальцем показывали. Невдомёк было всем, что варвары в силу войдут. А он как чуял, чем обернётся. Всё по науке делал — толстые стены, бойницы эти наклонные. Городские деньги вышли — сам платил рабочим. Матушка билась, ругалась — всё без толку. Так и оставил семью без гроша. А меня мальчишку брал на стройку, повторял — вот твоё наследство…

Стрелок из бойницы сверкнул молодыми крепкими зубами:

— Так мы у тебя в гостях, Тони? Слушай — отличная вечеринка! С фейерверком. Может, и танцы будут?

— И танцы, и девушки, — проворчал из другой ниши лучник, пуская подряд несколько стрел, — лучшее общество съезжается. Жаль, до главной красотки не дотянуться.

— Ничего, братец, — тихо сказал кто-то из раненых, — может, ещё представится случай. Мы никуда не торопимся. Можно и подождать.

В наступившей после этих слов тишине можно было заметить, как изменился и замедлился ход времени — уходило возбуждение битвы, тела обретали привычную тяжесть, умы примерялись к осмыслению произошедшего. Раненых наиболее опасно ома уже баюкала в хрустальных колыбелях, остальным сообщила какую-то особую яркость и остроту восприятия. Сет видел их блестящие глаза, осмысленные лица и понимал, что ополченцам как-то удалось вовлечь его в своё безумное сопротивление, превратить, вопреки обыкновению, из наблюдателя в соучастника — и почему-то теперь это было правильно. Что-то важное должно было решиться здесь, в этой башне — где, если рассуждать беспристрастно, Сету не было никакой необходимости находиться. Оставаясь одиночкой, он обладал свободой действий, и в самом неблагоприятном случае мог напрямую обратиться к Роксахору — когда-то Сет относился к числу тех немногих, к кому прислушивался в монастыре маленький дикарь.

Заскучавшие было стрелки вновь оживились.

— Нет, ты посмотри, какая сволочь! Гас Полуда, драный лис, вот куда он делся!

— На коне, в доспехе, чистый принц.

— Ну, ещё ему бы не нашлось коня! Сколько их прошло через эти руки.

— Может, и сволочь, но не дурень, — хрипло прокаркал одноглазый, — точно знал, откуда ветер дует. Кто-то должен быть зрячим в городе слепцов, вооружавшем Пустыню.

На несколько мгновений повисла зыбкая виноватая тишина. Потом спокойный, почти равнодушный голос Тони произнёс:

— Всё так. Выходит, мы жили неправедно. Вот и кара Божья.

— Мы просто жили. Разве мы делали что-то плохое? — на красном безбровом лице недавнего булочника читалось напряжение мысли.

— Одну плохую вещь. Мы делали деньги, — бородач с выбитым глазом был чёрен, космат и страшен, но по-своему очень красноречив, — Таомера поднялась на торговле с Пустыней. Но и Пустыня поднялась — и сожрала Таомеру. Мы ведь дали им всё — лошадей, зерно и железо. А теперь — наши жизни. Но для них — это только начало.