Ольга Хмелевская - Дар. Золото [CИ]

Пять черных всадников спешились. Размеренно и спокойно. Они идут по улицам... Они несут огонь... Они несут смерть и не видят ее... Они несут крик и не слышат его... Там, где они идут, течет алое пламя. Там, где они остановились, к их ногам падает пепел. Дым... крик... вой... хрип... Небо задохнулось от гари, а они, закрыв черные лица, заходят в дома и забирают жизнь. Зачем? Знают ли они? Знают. Они видят лопающиеся глаза, животы... Они видят, как обугливаются мужчины, дети, женщины... Им все равно...

Они льют на камни воду и смывают копоть. С лиц, с рук, с разума, с души...

Я увидел. Я услышал. Что вы хотите? Что это?.. Кто я?.. Зачем мне это?...

5

Я очнулся - кто-то сильно хлопал меня по щекам. Еле открыл глаза и меня больно резануло светом. Почувствовал, что лежу, скрючившись, и кто-то пытается меня поднять.

- Не... надо... - прошептал я.

Приподнял голову. Машка сидел рядом и сосредоточенно расстегивал мою куртку. После моих слов он выругался и подскочил к лошади. Порылся в бауле, достал оттуда баклажку и сунул ее мне.

- Пей.

Я помотал головой.

- Пей, - он выдернул пробку, крепко взял меня за подбородок, больно сжал челюсти и буквально влил воду в рот. Холодную, сводящую зубы.

Помогло.

6

Напоив животных и умывшись сами, мы, не задерживаясь ни мгновения, порысили дальше по дороге. Как ни странно, Ханур отреагировал на всё спокойно. Он, вообще, просидел на холке лошака все время, пока я ходил по пепелищу. Пока смотрел. Пока валялся у камней, а потом бездумно набирал воду и умывался.

Что я видел? Что показали мне камни колодца? Это их я слышал? Это возможно? Но как?

Через час, мне захотелось есть. Не знаю, как оно должно быть, я не интересовался, только у меня, наверное, странный организм. Думал, что неделю в рот ничего не полезет, но поди ж ты, желудок потребовал что-то в него закинуть. Пришлось лезть в свои продуктовые запасы, доставать мешочки с мясом, сухим творогом и сыром. Разделил я это добро по-братски на три части. Ханур, есть не стал, уж не знаю почему, зато Машка не отказался, и вскоре мы умяли всё съестное, что было в сумке. Ну, кроме орехов и пастилы. Их я предлагать не стал.

Тем временем дорога, прямой серой линией приминая ковыльный простор, поднималась на холм. Мы добрались до его вершины, и я увидел на закатном горизонте, под низко летящими грозовыми тучами в лилово-серой пелене, конечную цель своего путешествия - городок Тихий. Там шел дождь.

А нам навстречу двигался патруль. Из трех всадников. Когда до них оставалось не больше двадцати шагов, Машка поднял согнутую в локте руку, показав пустую ладонь. Все трое повторили его жест и молча проехали мимо, внимательно обсмотрев нас с головы до... копыт.

Нет, наемники, это все-таки какая-то отдельная каста!

- Колодец спалили маги, - вдруг тихо произнес Машка.

Я сначала не понял, о чем он. Но вспомнил старуху в сгоревшем селе, вспомнил видение, и на меня снова накатило. Слава Небу, кое-как взял себя в руки.

- Они, в принципе, не сделали ничего, что не было бы предусмотрено кодексом законов Вессалии, - так же тихо продолжал он, - В этом селе убили его сиятельство графа Лаба. Может, слыхал о таком?

Слыхал. Но словам наемника не поверил. Убить графа Лаба просто так нельзя. Даже целому селу немагов это не под силу. Граф Лаб, маг-стихийник высшего уровня. Огневик.

- Маша, ты от кого эту глупость услышал?

Парень посмотрел на меня удивленно.

- С чего ты решил, что это глупость?

- Граф Салит Лаб «огневик», имеющий высшую магическую категорию в Вессалии. Его невозможно убить. Просто так взять и убить. Вся Вессалия на ушах бы стояла.

- Разве я сказал, что убили Салита Лаба? - Машка усмехнулся, - Это был его старший сын. Он не маг вообще, насколько я знаю. Или нет?

А я и не знал, что у Мэрима Лаба есть...э... был старший брат. Да еще и немаг.

- Когда? - спросил я.

- Где-то четыре луны назад. Он тут... отдыхал. Колодец был владением их семьи. Марам Лаб ехал караваном в Заячий Хвост с последующим визитом в Хас. А вот что он собирался делать у эльфов, мне не известно. При дворе я не ошиваюсь.

- Как?

- Ты сама краткость, - усмехнулся Машка, - Его сиятельство решило развлечься. С селяночкой. А она не поняла, какое счастье свалилось ей на голову, и подохла в процессе. Как аристократ, граф не сношался с трупами, а как благородный человек приказал забрать труп ее отцу. А тот, вместо того чтобы лобызать ножки уважаемого графа за оказанную честь, прирезал его как барана. Понятно, что охрана тут же порвала мужика на куски.

Машка замолчал и опустил голову. Продолжил уже глухо:

- К вечеру следующего дня, от села осталось то, что ты видел. Кто посмышленей, успел в ночь собрать вещички и уехать, а кому некуда было ехать и не на что, остались. На что-то, наверное, надеялись, - он выдохнул, - Пятеро магов-огневиков палили всех без разбора. Оставили только колодец. Видимо, помыться после тяжкого труда.

- А старуха?

- А что старуха... Видать, не было ее в селе. Может хворост в подсадках собирала, или еще что-то. А после пожара, куда ей податься? Конец зимы, жрать нечего, все сгорело, а просто повеситься - так это грех, как наши церковники говорят.

Я не стал ничего больше спрашивать. Я точно знал, что Машка говорит правду. Я видел все своими глазам. И то, что увидел, уже не забуду.

И забывать не хочу.

7

Мы все-таки попали в дождь. В ливень даже. По мощеным извилистым улочкам городка шумно неслись ручьи, смывая грязь и мусор. Падавшая с небес вода звонко лупила по крышам и с гулом скатывалась по железным водосточным трубам, выплескиваясь под ноги редким прохожим.

Когда мы добрались до первой попавшейся гостиницы, нас уже спокойно можно было выжимать. Вместе с пожитками и вьючными животными. Даже Пончика, высунувшего нос из короба всего один раз, окатило водой, и теперь он взъерошенный и мокрый плелся за мной в комнату, которую нам выделили под самой крышей, и за которую я заплатил как за хорошие гостевые покои в гостиницах Вессалины.

Но, протопав по лестнице и оставив за собой мокрые следы, уже в комнате я обрадовался. Здесь, на полу выложенным узорчатыми изразцами стояла крохотная печь из жаростойкого железа. Рядом, в маленькой дровнице, лежали дрова для растопки и, даже, стояла кованая решетка для просушки белья. Видимо, дожди здесь не редкость.

Я, проверил тягу в трубе, быстренько растопил печурку, снял с себя и развесил мокрое барахло. Скинутые с ног сапоги поставил сушиться, и, блаженно вытянув ноги, свалился на кровать. Размотав запястье, увидел затянувшуюся на коже корочку, и перевязывать заново не стал. Спасибо батюшке - дико пахнувшее снадобье оказалось на высоте.

Пончик, еще продолжая дрожать, сидел возле разогревшейся печки и приводил в порядок свою шерстку, с остервенением выкусывая и вылизывая наиболее грязные, как ему казалось, места.