Марисса Майер - Бессердечная [litres]

Джокер взглянул на нее – наконец-то. Кэт неуверенно улыбнулась, надеясь, что они одинаково видят сложившуюся ситуацию, но шут отвернулся.

Кэтрин словно холодной водой облили. Она стала разглядывать бельэтаж.

– Я обожаю рассматривать людей. Как – неужели это миссис Перепелка? Я слышал, пару месяцев назад у нее было полное гнездо яиц, но, видимо, птенцы уже вылупились. Ах, какая прелестная семейка!

Король махнул, показывая.

– Вон там! – И он умиленно сложил руки под подбородком. – Как же я люблю малюсеньких птенчиков! Настоящие херувимчики, вы не находите? Такие пухленькие, пушистенькие… а эти вздернутые клювики!

Король вздохнул, и Кэтрин пришлось согласиться, что птенцы Перепелки в самом деле прелестны. Она насчитала больше дюжины крошек, занявших целый ряд в партере.

– А сколько вы хотели бы? – спросил Король, опираясь локтями о перила и положив подбородок на ладони.

Кэт покосилась на него с недоумением.

– Яиц? Или перепелок?

– Деток. – Залившись густым алым румянцем, монарх мечтательно смотрел на Кэтрин сквозь полуопущенные ресницы. – Мне бы хотелось со временем полную колоду, не меньше десяти.

Кэт словно кипятком обдало, краска залила ей лицо, шею, уши. А сдавленное, но отчетливое хмыканье Джокера причинило острую боль, будто в грудь вонзили кинжал.

– Я… никогда об этом не задумывалась, – пролепетала она, проглотив горький комок. Это было не совсем точно. Ей хотелось иметь семью и детей – когда-нибудь.

Но не с Королем. Силы небесные, только не с Королем.

Джокер с такой силой ударил жезлом о пол, что Кэт почувствовала этот удар. Ворон каркнул и замахал крыльями, ища равновесия.

Кэтрин и Король обернулись.

– Я не отказался бы от кларета, – сказал Джокер, глядя на Короля с вызовом, словно желая, чтобы государь отказал ему в просьбе. – Могу ли я предложить принести что-нибудь счастливой чете?

У Кэт затрепетало сердце.

– Вы уходите?

Окончание вопроса застряло у нее в глотке. Он уходит, оставляя ее одну? С ним ?

Это было так больно, что Кэт даже сама удивилась. В конце концов, Джокер говорил, что не будет соперничать с Королем, добиваясь ее любви. Он отойдет в сторону, ожидая ее решения.

В его присутствии она чувствовала себя отвратительно – жалкой и презренной трусихой, но ей все равно не хотелось, чтобы Джокер уходил.

Трусиха, трусиха, трусиха .

Король начал подпрыгивать в кресле.

– Ага! Видишь, Джокер, она хочет, хочет развлечься!

– Нет же, нет, я совсем не о том – да что ж такое… Здесь ужасно жарко, вы не находите?

Суровые черты Джокера немного смягчились.

– Позвольте мне, – с этими словами он нагнулся и проворно снял пелерину. Пальцы в перчатках нежно коснулись ее плеч. Кэт вздрогнула.

– Разумеется, я рад предложить развлечение, если это угодно леди, – начал Джокер, вешая ее пелерину на вешалку в ложе. – Если пожелаете, я осыплю поэтической пудрой сливочно-сахарную кожу госпожи? Изолью на ее волосы бесчисленные комплименты, подобные жидкому шоколаду?

Король радостно затопал ногами, ничуть не смутившись от того, что Джокер только что процитировал пассажи из его «личной» переписки.

– Это из одного письма, которое я вам послал, помните? Джокер мне с ним помогал, совсем чуть-чуть. – Он поправил сползающую корону. – Я страшно проголодался, пока его писал.

– Изящная словесность всегда возбуждает аппетит. – Джокер и не пытался скрыть иронию в голосе, но Король не замечал его насмешек.

Кэт – она так и сидела, обернувшись к Джокеру – стиснула подлокотник своего кресла. Мэри-Энн забилась в уголок, стараясь стать невидимкой.

– Признаться, из всех писем, присланных вами, это далеко не самое мое любимое. Я все-таки леди, а не десерт.

Джокер скривил рот. Кэт и не подумала взглянуть на Короля.

– На самом деле, – продолжала она, – поэзия и подарки – это, конечно, приятно, но я предпочитаю такое ухаживание, в котором сохраняется элемент шутовства и намек на невозможные вещи.

В ложе воцарилась гробовая тишина. Джокер плотно сжал губы. Отвернувшись, он вцепился в свой жезл. Его глаза были полны тихого отчаяния.

Кэт сказала слишком много, но даже если бы она молчала, все и без слов можно было прочесть по ее лицу.

– Моя душечка, – прошептал Король. Кэт вздохнула и мысленно приготовилась к завершению этого вечера и их несостоявшегося романа. Собравшись с духом, она посмотрела Королю в лицо, готовая выслушать его решение о прекращении ухаживания. Но на лице монарха не было ни тени огорчения или хотя бы недоумения. В его глазах светилась радость.

Король взял Кэт за руку. Она отшатнулась.

– Я чувствую то же самое, – голос Короля дрогнул, как будто он был готов расплакаться. Ее рука обвисла, как дохлая рыба, но он держал ее бережно, точно драгоценность.

– Ваше Величество…

Джокер сдернул с головы шутовской колпак, бубенцы зазвенели.

– Я понял, что еще не успел поздравить вас с победой. – Он низко поклонился. – Вы прекрасная пара, и я желаю вам обоим счастья и сердечной радости.

Кэтрин, не в силах совладать со своими чувствами, только молча покачала головой.

Свет в зале стал гаснуть, и Джокер надел колпак обратно.

– Желаю хорошо провести время. Ваше Величество. Леди Пинкертон. – Он повернулся к заднему ряду: – Мисс Мэри-Энн.

Кэтрин, не выпуская подлокотников, пыталась без слов дать понять Джокеру, как сильно она хочет, чтобы он остался. Все отдала бы, чтобы рядом с ней сидел сейчас он, а не Король.

Джокер отвел глаза и поспешно вышел из ложи. Ворон остался сидеть на жезле.

Несчастная, Кэтрин уставилась на сцену. Руки у нее окоченели, зато ладонь Короля была горячей и влажной. Он не отнимал руки. Краешком глаза она видела его счастливую улыбку.

Занавес стал подниматься. Грянул оркестр, и началось первое действие. Публика зааплодировала, и громче всех хлопал Король.

Из Кэтрин как будто выпустили весь воздух. У нее ныло все: голова, руки, ноги до кончиков пальцев в изящных башмачках. Хотелось сбежать домой, спрятаться с головой под одеяло, и больше не выходить из комнаты до тех пор, пока она не погрузится в самый длинный в жизни сон. Это желание охватило ее с такой силой, что хотелось плакать.

Судя по тому, как восхищенно ахал и восторженно аплодировал зал, спектакль был достоин всяческих похвал, но Кэт не могла наслаждаться представлением: глаза у нее почти не открывались, а в голове все путалось.

Только появление шута привлекло ее внимание к сцене. Однако это оказался не Джокер, а просто актер в шутовской одежде. Он кувыркался и отпускал глупые шутки, а зрители покатывались со смеху. Он потешался над Королем, заглядывал под юбки пробегающих мимо актрис, а бубенцы на его колпаке звенели так громко, что у Кэт в ушах стоял невыносимый звон.