Кирилл Кянганен - Империя Машин

Судя по дальнейшим разъяснениям, канцлер не разделял озарения Неизвестного о ее цене. Он находил в книге грамоту, предписывающую реакцию на те или иные поступки. Рукописи, покрытые клеем.

— Почему вы желаете помочь мне? — спросил он, приняв от канцлера вдобавок карту империи и странного цвета ключ.

— Личные мотивы не имеют значения. Вы стараетесь на благо народа, а я — служу народу. Таким образом, сейчас мы оба имеем одну цель, и я бы хотел, чтобы она стала как можно ближе. Только упаси вас боги от анархии. Называйте меня Динар.

— Странное имя для центральной провинции, откуда вас назначили. В Остермолле не любят иноземцев.

— Не надо подробностей. Информации вы обо мне не найдете. Я был сыном простого рыбака, и… — он вяло натянул улыбку, показав свои мозолистые руки — им и остался. — Знаете, что говорят о нас те, снизу, устраивающие сейчас грабеж? — канцлер прислонился к окну, — «вы утонули в повседневности», и они правы. Живем, сверяясь с бумажками, устраиваем свою жизнь согласно расписаниям, составленным на теплых насиженных местах, как курицы. Интересное сравнение, не находите? Меня обзывали многими именами — сказал канцлер, и что-то странное мелькнуло в его глазах, — кретином, да и как еще… Но курицей? И все же, они требуют выплат, пособий, одним словом того, что отсутствует!

— Каждый хочет жить в иждивении другого. Если не рвется к власти, то желает получать методом не действия. Это эквивалентно словам, например, в такой примитивной ситуации: Один пилит дерево, второй, после того, как он уже заканчивает работу, предлагает ему свою помощь, создавая видимость своего желания помогать, создает искаженное представление о себе. О своей натуре. И тут если вдруг первый соглашается, то второй обычно возмущенный отнекивается, а более умный согласится. Но чаще всего первый его жалеет и отпускает, сам запечатлевая у себя в голове порядочность второго.

— Ха — ха — ха! — вы на традиционной ситуации объяснили суть всей природы человека!

— Не всей… это не единственный возможный вариант…

— Но чаще всего допустимый? — задал канцлер риторический вопрос. Не стоит видеть свои возможности в прозаическом свете — пагубное влияние окажет на вас и потеря дорогого существа. Привязанность опасна в вашем деле. Если хотите, чтобы ваш процент успеха возрос, то вам стоит стать настоящим сукиным сыном, плевавшим на любые моральные, этические нормы, втоптать различные веры и суеверия. Вырезать свое сердце и вставить на его место прозрачное зеркало, отражающее суть вещей. Только при таком условии у вас появится реальный шанс… Да что там… Вы станете великим человеком — канцлер тупо уставился на пустую стену, — знаете, на ней ранее висели карикатурные изображения комедий, в сжатом изложении. Грубо говоря на всех порой циничных карикатурах с издевательски — смешным подтекстом изображена история человечества. Общее положение неизменимо, в мире всегда преобладает солнце над луной, изгоняя темноту, однако люди продолжают бояться ночи, хоть она короче дня и может закончится. Вероятно, истоком такого необузданного страха является напоминание о гибельной религии.

Они стояли и смотрели у окна на пожарище, и буйство, а сами медленно разговаривали обвеянные теплом исходящим от тлеющих углей.

Неизвестный чувствовал, что разговор лился как с самим собой, пока он не усмотрел на столе, подле стопки писем, ранговую печать.

— Кстати, — как бы невзначай спросил канцлер, — откуда вы прознали об башнях вещания?

Неизвестный непонимающе посмотрел на него. Меж тем, темы иссякали, и канцлер подумал, что пора бы и докончить:

— Почему бы не запереть ворота и не приказать страже ударить в спину вместо переговоров.

— Не выйдет, — покачал головой Неизвестный, и спросил быстро, — что нужно падающему?

Канцлер ухмыльнулся.

— Чтобы он не разбился, Верховный Канцлер — обратился к нему официально Неизвестный.

Тут и послышался топот ног, приближающийся к кабинету. Они переглянулись. Канцлер тревожно бросал взгляды на печать. По двери ударили. Насквозь прошло лезвие топора, канцлер отвлекся, и Неизвестный незамедлительно прихватил печать. Тут вломившиеся и начали погром. Плащ теней сработал, и он преспокойно переждал, пока гурьба не выстроилась, готовая учинить над канцлером расправу. Они зашли ему за спину, и тут Неизвестный вырубил плащ.

— Достойно отработали, — проговорил он разинувшим рты от удивления людям, но до суда — он под моей опекой. Возмущений не последовало, и Неизвестный без проблем вывел его из башни, наказывая документы не сжигать. Канцлер так и не увидал игр с невидимостью.

Пока Неизвестный вел канцлера в отдаленный от города домик, тот обдумывал, кто же украл печать. Поначалу, когда он зашел в кабинет она лежала не там, где он ее оставил, но в целости и сохранности. Либо его подводила память… Неизвестный к столу не приближался. Канцлер не преминул поделиться с ним сомнениями по этому поводу, обещая существенную награду за находку. Ему пожалуют титул Опоры Империи, по которому полагаются многочисленные льготы, как то: бесплатное проживание в любом имперском городе, пожизненная страховка, право на покупку острова… Неизвестный вежливо отклонил предложение. На выходе из города им повстречались Гийом и Фернир.

— Тень задержится, лорд Генри полез на нижние этажи. Он явно замышляет неладное, мне пришлось отлучиться, Йом не справлялся с толпой. Амалию я оставил с братьями, девчонку напугали… эти звери своим ором, оставаться ей рядом со мной — среди беснующейся толпы…

— Все в порядке, Фернир.

— Надо кое что выяснить, и сразу вернусь.

— А где Оливер с бандой?

— Не могут порешить, кому достанется остров — ухмыльнулся Гийом.

Вдруг громыхнуло, решетки под ногами словно поехали, они едва устояли, а канцлер и вовсе грохнулся на колени. На улицах мгновенно возобновилась паника. Фернир недобро поглядел на канцлера, его примеру последовал и Йом. Неизвестный едва сдержал осуждающий взгляд и проклятия, готовые сорваться с уст.

— Фернир! Заодно проведай в чем проблема.

— Ох и не нравится мне это — проговорил он, активируя плащ теней.

— Я вернусь в номер, Гийом — пойдем со мной, посторожишь пленника, пока я обсужу с остальными дальнейшую судьбу Цепей.

Они проводили канцлера до бухты, и немногим позже, Неизвестный вернулся в гостиничный номер. Амалия тут как тут, полезла обниматься, да и он был не против. Уставший, уселся на кровать, а она сняла обувь и помогла ему переодеться.

— Ты как? Фернир сообщил мне…

— Справляюсь.

— Эй, — он взял ее за руку, — так не пойдет.

— Ты ведь снова меня бросил, — она надула губы.

— Фернир плохо с тобой обошелся?