Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– Ты счастливец, Дерфель, – промолвила она, – тебе выпало редкое счастье. Великая любовь.

– Равно как и тебе, госпожа, – отозвался я.

Она поморщилась, и я тут же пожалел о сказанном: не стоило напоминать Гвиневере, что ее собственная великая любовь безнадежно испорчена. Хотя, по правде сказать, они с Артуром свое несчастье благополучно пережили. Наверное, темная тень и по сей день маячила где-то на заднем плане: порою какому-нибудь дурню случалось упомянуть Ланселота, и все вдруг смущенно умолкали. А однажды заезжий бард, не чуя зла, спел нам Плач о Блодеуведд, в котором говорится о неверной жене, и, едва отзвучали последние ноты, в дымном воздухе пиршественного зала повисла напряженная тишина. Но по большей части Артур с Гвиневерой и в самом деле были счастливы.

– Да, – промолвила она. – Мне тоже повезло. – Изъяснялась она короткими, отрывистыми фразами не из неприязни ко мне; просто разговоры по душам давались ей нелегко. Эту свою замкнутость Гвиневера преодолела лишь однажды, на Минидд-Баддоне, и мы с ней тогда почти подружились, но с тех пор снова несколько отдалились, перейдя к настороженному, хотя и приязненному общению; былая враждебность, разумеется, осталась в далеком прошлом.

– А знаешь, без бороды ты выглядишь моложе, – заметила она, меняя тему. – Тебе идет.

– Я поклялся, что отращу ее снова не раньше, чем Мордред испустит дух, – объяснил я.

– Поскорее бы! Ужас до чего не хочется умереть прежде, чем этот гад получит по заслугам, – исступленно проговорила она: Гвиневера и впрямь боялась, что старость убьет ее раньше, чем смерть настигнет Мордреда.

Всем нам уже перевалило за сорок, а многим ли посчастливилось прожить столько же? Мерлин, конечно же, протянул дважды по сорок лет и больше; знавали мы и других, кому стукнуло пятьдесят, и шестьдесят, и даже семьдесят лет, но себя мы считали стариками. Рыжие кудри густо испещрила седина, но былой красоты Гвиневера не утратила: ее волевое лицо глядело на мир все так же надменно и властно. Она остановилась, залюбовавшись Гвидром: тот выехал на арену верхом на роскошном жеребце. Гвидр помахал ей рукой и принялся за дело. Он тренировал боевого коня: учил его подниматься на дыбы, бить копытами и переминаться с ноги на ногу, даже стоя на месте, чтобы враг не сумел подрезать ему сухожилия. Гвиневера некоторое время наблюдала за сыном.

– Суждено ли ему стать королем? – печально вопросила она.

– Да, госпожа, – заверил я. – Рано или поздно Мордред совершит ошибку – тут-то мы и атакуем!

– Надеюсь, – кивнула Гвиневера, беря меня под руку. Не думаю, что она пыталась меня утешить; скорее сама искала утешения. – Артур говорил с тобой об Амхаре?

– Очень коротко, госпожа.

– Он тебя не винит. Ты ведь сам знаешь, правда?

– Хотелось бы мне в это верить, – вздохнул я.

– Так и верь, – отрезала она. – Артур вовсе не из-за смерти ублюдка расстроился; он корит себя, что оказался плохим отцом.

Подозреваю, что Артур куда больше горевал о Думнонии, нежели об Амхаре; вести о резне растравили ему душу. Подобно мне, он жаждал отмщения, но Мордред командовал армией, а у Артура было меньше двух сотен человек, и всех их пришлось бы переправлять через Северн на лодках. По правде говоря, он понятия не имел, как это сделать. Кроме того, Артура тревожило, законна ли такая месть.

– Люди, которых он убил, приносили ему клятву верности, – объяснял он мне. – Король имел право предать их смерти.

– А мы имеем право отомстить за них, – настаивал я.

Не поручусь, что Артур вполне со мной согласился. Он всегда пытался поставить закон выше личных пристрастий, а согласно нашему закону о клятвах, король – источник и воплощение правосудия, а значит, и всех клятв, и, стало быть, в своей собственной земле Мордред мог поступать, как ему вздумается. Так гласил закон, и Артур, будучи Артуром, опасался его нарушить, но он также оплакивал погибших мужчин и женщин и порабощенных детей и знал, что многим еще суждено умереть или угодить в рабство, пока Мордред жив. Закону, похоже, придется малость прогнуться, но Артур не знал как. Если мы двинем наших людей через Гвент и проведем их далеко на восток, мы окажемся в приграничных с Ллогром землях и воссоединимся с Саграмором. Тогда у нас достанет сил одолеть свирепую Мордредову армию или, по крайней мере, мы сойдемся с ней на равных, но король Мэуриг упрямо отказывался пропустить нас через свои земли. А если мы переправимся через Северн на лодках, нам придется бросить лошадей; и высадимся мы слишком далеко от Саграмора, и окажемся отрезаны от него Мордредовой армией. Мордред сперва разобьет нас, а потом развернется – и разделается с нумидийцем.

По крайней мере Саграмор жив – хоть какое-то да утешение. Мордред убил нескольких Саграморовых людей, но самого Саграмора так и не нашел и увел свои силы от границы, прежде чем Саграмор сумел жестоко отомстить. А теперь, по слухам, Саграмор и сто двадцать его воинов укрылись в какой-то южной крепости. Атаковать форт Мордред опасался, а у Саграмора недоставало сил совершить вылазку и разбить Мордредову армию, так что они наблюдали друг за другом, но не сражались, а Кердиковы саксы, ободренные беспомощностью Саграмора, вновь пробирались на запад, в наши земли. На борьбу с саксами Мордред слал военные отряды и не замечал гонцов, что нахально проезжали через его земли от Артура к Саграмору и обратно. Саграмор кусал себе локти: ну как, скажите на милость, ему вызволить своих людей и привести их в Силурию? Расстояние было велико, и путь преграждал враг – враг, коему несть числа. Похоже, мы и впрямь были бессильны отомстить за погибших, но вот три недели спустя после моего возвращения в Думнонию пришли вести от двора Мэурига. И не от кого-нибудь, а от Сэнсама.

Сэнсам приехал в Иску вместе со мной, но общество Артура пришлось ему не по вкусу, так что, оставив Моргану под опекой брата, епископ сбежал в Гвент. Теперь же – возможно, чтобы показать нам, как близок он к королю, – Сэнсам извещал нас о том, что Мордред просит дозволения Мэурига провести армию через Гвент, дабы атаковать Силурию. Мэуриг якобы еще не решил, что ответить.

– Мышиный король никак опять взялся за интриги? – усмехнулся Артур, пересказав мне послание Сэнсама.

– Он поддерживает и тебя, и Мэурига, господин, – угрюмо заметил я, – дабы оба вы были ему признательны.

– Но много ли в том правды? – гадал вслух Артур. Он надеялся, что да, ибо если Мордред нападет на Артура, тогда никакой закон не запретит Артуру дать ему отпор, а если Мордред двинет армию на север, в Гвент, тогда мы сможем переплыть море Северн и воссоединиться с людьми Саграмора где-нибудь в Южной Думнонии. И Галахад, и епископ Эмрис сомневались, что Сэнсам говорит дело, но я был другого мнения. Мордред ненавидел Артура больше всех на свете; конечно же, он не устоит перед искушением и попытается разбить Артура в битве.