Мэгги Стивотер - Воронята

— Я думаю, брат, — уточнила Персефона.

— У меня нет брата, мэм, — ответил Адам. Но Блю заметила, как он стрельнул глазами в сторону Ганси.

— Не хотите что-нибудь спросить? — осведомилась Мора.

Адам задумался.

— Каким должен быть верный выбор?

Мора и Персефона посовещались. Потом Мора ответила:

— Верного выбора нет. Существует лишь тот, с каким вы сможете жить. Возможно, найдется третий вариант, который подойдет вам больше, но сейчас вы его не видите, потому что слишком сильно связаны с этими двумя. Из того, что я вижу, я предположила бы, что любой другой путь должен предусматривать выход за рамки двух первых вариантов и выбора еще одного, своего собственного. Я также вижу в вас значительную склонность к аналитическому мышлению. Вы уделяете много времени тому, чтобы научиться игнорировать свои эмоции, но сомневаюсь, что сейчас для этого подходящее время.

— Спасибо, — сказал Адам. Это было не совсем верное слово, но и не сказать, чтобы совсем неверное. Блю нравилась его вежливость. Она казалась совсем не такой, как вежливость Ганси. Когда Ганси держался вежливо, это придавало ему силы и властности. Адам же своим вежливым поведением делился своей силой.

Ей показалось, что Ганси нужно будет оставить напоследок, и Блю направилась к Ронану, хотя и немного побаивалась его. Что-то в нем наводило на мысль о каплях яда, невзирая даже на то, что он ничего не говорил. Хуже того, по мнению Блю, в его антагонизме имелось нечто такое, что подталкивало ее к попытке заслужить его благосклонность, добиться его одобрения. Ей казалось, что одобрение такого, как он, кто определенно никого ни во что не ставил, может стоить дорогого.

Чтобы подать колоду Ронану, Блю пришлось встать с места, потому что он остался стоять в дверях, рядом с Каллой. У обоих был такой вид, будто они готовы начать драку.

Когда Блю раскинула перед ним карты, он обвел взглядом находившихся в комнате женщин и заявил:

— Ничего я не возьму. Сначала скажите мне хоть какую-нибудь правду.

— Прошу прощения?.. — сухо произнесла Калла, отвечая вместо Моры.

Голос Ронана походил на стекло — холодное и хрупкое.

— Все, что вы сказали ему, может сгодиться для любого. У каждого, у кого сердце бьется, бывают сомнения. Каждый живой человек имеет хоть какие-то разногласия с братом или отцом. А вы скажите мне что-нибудь такое, чего мне никто другой не скажет. И не суйте мне игральные карты, и не кормите меня всякой юнгианской чушью. Скажите мне что-нибудь конкретное.

Блю прищурилась. Персефона высунула кончик языка, эта привычка была порождена у нее не нахальством, а неуверенностью. Мора недовольно повела плечами.

— Мы не даем ко…

Но ее перебила Калла:

— Вашего отца сгубила тайна, и вы знаете, какая именно.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Персефона и Мора уставились на Каллу. Ганси и Адам уставились на Ронана. Блю уставилась на руку Каллы.

Мора часто приглашала Каллу принять участие в гадании на картах Таро, Персефона иногда просила Каллу помочь ей истолковать ее сны, но они крайне редко просили Каллу обратиться к одному из самых странных ее талантов: психометрии. Калла обладала необычной способностью, прикасаясь к предмету, узнавать о его происхождении, чувствовать мысли ее владельца и видеть места, где предмету доводилось бывать.

Сейчас Калла убрала руку, которую только что протянула, чтобы дотронуться до татуировки Ронана как раз там, где она выступала из-под воротника. Он же, чуть повернув голову, смотрел туда, где секунду назад находились ее пальцы.

Можно было подумать, что кроме Ронана и Каллы в комнате не было ни души. Он был выше нее на целую голову, но казался рядом с нею совсем юным, как тощий дикий котенок, еще не набравший тела. Она же была львицей.

— Что ты такое? — прошипела она.

От улыбки Ронана Блю сделалось холодно. В ней открылась какая-то пустота.

— Ронан?.. — неуверенно произнес Ганси.

— Я подожду в машине. — Не добавив ни слова, Ронан вышел, так хлопнув дверью, что в кухне зазвенела посуда.

Ганси с видом обвинителя повернулся к Калле.

— Его отец умер.

— Я знаю, — ответила Калла. Ее глаза были сощурены.

Голос Ганси звучал подчеркнуто любезно, но позволял от вежливого разговора сразу перейти к откровенной грубости.

— Не знаю, откуда это вам известно, но ошарашивать мальчишку такими вещами — гнусное дело.

— Не мальчишку, а змею, вы хотите сказать? — рявкнула в ответ Калла. — А зачем, интересно, вы сюда пришли, если не верите, что мы можем сделать то, за чем вы к нам обратились? Он просил конкретики. Я дала ему конкретику. Сожалею, конечно, что это не был сахарный сиропчик.

— Калла, — сказала Мора, и одновременно с нею Адам сказал:

— Ганси.

Адам что-то прошептал прямо в ухо Ганси и откинулся на спинку стула. У Ганси на скулах заиграли желваки. Блю видела, как он вновь превращается в Президента Сотовый Телефон; она уже не была уверена, что перед этим он был кем-то другим. Сейчас она жалела, что обращала на него недостаточно внимания и не могла определить, что именно в нем переменилось.

Ганси сказал:

— Прошу прощения. Ронан резок в общении, да и вообще не хотел сюда приходить. Я вовсе не намеревался оскорбить вас подозрением, что вы вводите нас в заблуждение. Не могли бы мы продолжить?

Так мог бы говорить человек намного старше, думала Блю. Так официально по сравнению с остальными мальчишками, которых привел с собой. Нечто, имевшееся в нем, ощутимо тревожило ее; это ощущение казалось родственным тому, которое подталкивало ее произвести впечатление на Ронана. И еще что-то в Ганси заставляло ее постоянно чувствовать (помимо всего прочего), что ей следует скрывать от него свои эмоции. Она никак не могла заставить себя относиться к нему хорошо — иначе то, что имелось в этих мальчишках, что заглушило провидческие способности ее матери и переполнило комнату до краев, вывело бы ее из всякого равновесия.

— Все в порядке, — ответила Мора, хотя произнося эти слова, строго смотрела на Каллу.

Направляясь туда, где сидел Ганси, Блю краем глаза увидела его автомобиль, стоявший на обочине: вспышку немыслимо оранжевого цвета, того самого, каким Орла с удовольствием покрасила бы ногти. Машина была не из тех, какую она ожидала бы увидеть у ученика Эглайонби — тем нравились новые сверкающие штучки, а эта сверкающая штучка была старой, но тем не менее это была определенно машина «вороненка». И в этот самый миг Блю посетило резкое ощущение того, что все происходит слишком быстро для того, чтобы она могла должным образом воспринимать события. Во всех этих мальчишках было что-то странное и сложное, думала Блю, — странное и сложное в том же смысле, в каком странной и сложной была тетрадь. Их жизни были каким-то образом перепутаны, словно сеть, а она каким-то образом умудрилась сделать что-то такое, что прицепило ее на самый краешек этой сети. Или же что-то, сделанное в прошлом, или то, что предстояло сделать в будущем, оказалось некстати. В этой комнате, рядом с Морой, и Каллой, и Персефоной, время ощущалось замкнутым кругом.