Мэгги Стивотер - Воронята

Успех имел для Адама значение лишь в том случае, если он добивался его собственными силами.

Молчание нарушил Ганси. Он изо всех сил старался говорить спокойно, однако запальчивость все же пробивалась в его тоне.

— Значит, ты остаешься здесь только из гордости? Он же убьет тебя.

— Ты смотришь слишком много полицейских сериалов.

— Адам, я смотрю вечерние новости, — огрызнулся Ганси. — Почему ты отказался, когда Ронан предлагал научить тебя драться? Ведь предлагал уже дважды. И совершенно серьезно.

Адам с величайшей аккуратностью сложил промасленную тряпку и положил ее обратно на ящик с инструментами. Под навесом было много всякой всячины. Новые стеллажи для инструментов, календари с изображением красоток с обнаженной грудью, мощные компрессоры и много других вещей, которые мистер Парриш считал более полезными, чем школьная форма Адама.

— Потому что тогда он в самом деле убьет меня.

— Не понимаю.

— У него есть пушка, — сказал Адам.

— Христос… — воскликнул Ганси.

Положив ладонь на голову щенка — собака буквально обезумела от счастья, — Адам выглянул из-под навеса и посмотрел на грунтовую дорогу. Он не сказал Ганси, что высматривал там.

— Адам, решайся, — сказал Ганси. — Ну, прошу тебя. У нас все получится.

Адам смотрел в сторону; между его насупленными бровями пролегла морщинка. Он смотрел не на спаренные домики на колесах, загораживавшие передний план, а мимо них, на бесконечную равнину с кочками жухлой травы. Сколько всего влачило здесь существование, не зная настоящей жизни.

— Это значит, что я так никогда и не стану сам себе хозяином, — сказал он. — Если я позволю тебе поддерживать меня, значит, стану твоим. Сейчас я принадлежу ему, а тогда буду принадлежать тебе.

Эти слова задели Ганси куда сильнее, чем он ожидал. Бывали дни, когда поддержкой ему служила только уверенность в том, что их с Адамом дружба относится к той сфере, где деньги не имеют значения. Все, что утверждало обратное, причиняло Ганси куда более сильную боль, чем он согласился бы признать во всеуслышание.

— Значит, вот как ты обо мне думаешь? — сказал он, тщательно подобрав слова.

— Ганси, ты же не знаешь, — ответил Адам. — Ты ничего не знаешь о деньгах, хотя и купаешься в них. Ты не понимаешь, как люди со стороны смотрят на тебя и меня. Им больше ничего знать не нужно. Они считают меня твоей обезьянкой.

Я — только мои деньги. Так считают все, даже Адам.

— Думаешь, твои планы сбудутся, если ты будешь прогуливать школу, потому что позволил отцу поколотить тебя? — нанес ответный удар Ганси. — Ты ничуть не лучше этого щенка. Ты считаешь, что заслужил это.

Адам вдруг резким движением сбросил с полки на бетонный пол жестянку с гвоздями. От грохота оба вздрогнули.

Адам, скрестив руки на груди, отвернулся от Ганси.

— Не прикидывайся умным, — сказал он. — Не приходи больше сюда и не прикидывайся, будто что-то знаешь.

Ганси сказал себе, что надо уйти. Ничего не говоря. Но все же сказал:

— Тогда и ты не прикидывайся, будто тебе есть чем гордиться.

Не успев договорить, он понял, что это несправедливо, а если даже и справедливо, то все равно неверно. Но он не жалел, что сказал это.

Он вернулся к «Камаро» и взял телефон, чтобы позвонить Ронану, но сигнал, как это часто бывало в Генриетте, напрочь исчез. Обычно Ганси в такие моменты думал, будто что-то сверхъестественное действует на энергетические поля в окрестностях города, заглушает сигнал сотовой связи и даже электрический ток.

Сейчас же он просто отметил, что это значит, что ему не удастся ни с кем связаться.

Закрыв глаза, он подумал об ушибе на щеке Адама и темно-красном синяке на переносице. Он представил себе, что приедет сюда когда-нибудь, а Адама здесь не окажется, он будет в больнице, или, даже хуже, что Адам будет здесь, но из него выбьют что-то важное.

От одной только мысли об этом он почувствовал дурноту.

Тут машина дернулась, пассажирская дверь скрипнула, и Ганси открыл глаза.

— Ганси, подожди! — сказал запыхавшийся Адам. Чтобы заглянуть в машину, ему пришлось сложиться чуть ли не вдвое. — Не уезжай, как…

Ганси уронил руки с баранки на колени и уставился на него. Сейчас Адам должен был сказать, что не нужно принимать сказанное им на свой счет. Но как иначе он мог это принять?

— Я лишь пытаюсь помочь.

— Я знаю, — сказал Адам. — Но я так не могу. Просто не сумею оставаться самим собой.

Ганси не понимал его, но все же кивнул. Он хотел, чтобы это закончилось, он хотел перенестись во вчера, когда с Ронаном и Адамом слушал диктофон и на лице Адама еще не было побоев. За спиной Адама он разглядел фигуру миссис Парриш, глядевшую на них с крыльца.

Адам на минуту закрыл глаза. Ганси видел, как под тонкой кожей век шевелились глазные яблоки, словно при пробуждении от сновидения.

А потом он одним изящным движением скользнул на сиденье. Ганси открыл было рот, чтобы задать вопрос, но промолчал.

— Поехали, — сказал Адам, не глядя на Ганси. Его мать продолжала смотреть на них с крыльца, но он и на нее не смотрел. — У нас запланированы ясновидящие, да? Будем выполнять план.

— Да. Но…

— Мне нужно вернуться к десяти.

Теперь Адам посмотрел на Ганси. В его глазах сверкало нечто свирепое и пугающее, нечто неименуемое, которое могло, как всегда боялся Ганси, рано или поздно полностью завладеть им. Он знал, что это компромисс, опасный дар, от которого он предпочел бы отказаться.

Поколебавшись секунду, Ганси стукнулся с Адамом костяшками стиснутых кулаков над рукоятью коробки передач. Адам опустил окно и схватился за крышу, словно ему нужно было держаться.

«Камаро» медленно пополз по одноколейной грунтовой дороге через поле, но почти сразу же ему преградил путь синий пикап «Тойота», направлявшийся навстречу. Адам вдруг перестал дышать. Сквозь два ветровых стекла Ганси встретился взглядом с отцом Адама. Роберт Парриш был здоровенным громилой, бесцветным, как август, выросший из пыли, окружавшей трейлеры. Глаза у него были темные и маленькие, и Ганси не сумел прочесть в них ничего, что относилось бы к Адаму.

Роберт Парриш сплюнул в окно. Он не стал сворачивать, чтобы уступить дорогу. Адам, повернувшись, разглядывал кукурузное поле, но Ганси не отвел глаз.

— Ты не обязан никуда ехать, — сказал Ганси, потому что должен был это сказать.

Голос Адама донесся будто издалека.

— Я поеду.

Ганси вывернул рулевое колесо и наддал газу. Взметнув пыль из-под шин, Свин соскочил с дороги и перевалился через неглубокий кювет. Сердце Ганси зашлось от нехорошего предчувствия, опасности и желания крикнуть в лицо отцу Адама все, что он о нем думал.

Когда они снова выскочили на дорогу позади «Тойоты», Ганси ощущал спиной сопровождавший их взгляд Роберта Парриша.