Мэгги Стивотер - Воронята

— Теперь видите, в чем наша проблема, — сказала Мора. — Как вас зовут?

— А-а, — бросил он, дергая непокорную лампу, — нельзя ли провести все это анонимно?

— Мы предсказательницы, а не стриптизерши, — отозвалась Мора.

Блю рассмеялась, а мужчина — нет. Она подумала, что он поступает нечестно; возможно, острота была не самого высшего сорта, но все равно смешная.

Новая лампочка заняла свое место, и кухня ярко осветилась. Не говоря ни слова, посетитель переступил на стул и с него — на пол.

— Мы будем тактичными, — пообещала Мора и жестом пригласила его за собой.

Оказавшись в приемной, посетитель с видом заинтересованного клинициста посмотрел по сторонам. Его взгляд скользнул по свечам, цветам в горшках, курильницам для благовоний, роскошному канделябру для столовой, простому столу, доминировавшему в обстановке комнаты, тюлевым занавескам и в конце концов остановился на оправленной в рамку фотографии Стива Мартина.

— С автографом, — не без гордости сообщила Мора, заметив его интерес. И тут же воскликнула: — А вот и Калла.

Калла ворвалась в комнату, грозно нахмурив брови, явно взбешенная тем, что ее потревожили. Она накрасила губы помадой вызывающего сливового оттенка, отчего ее рот стал похож на маленький наморщенный бубновый туз под остреньким носиком. Калла окинула мужчину пронизывающим взором, достающим до самой глубины души, и нашла эту душу достойной внимания. Затем она схватила с полки над головой Моры свою колоду карт и плюхнулась в кресло, стоявшее в торце стола. Стоя в двери за ее спиной, Персефона медленно потирала руки. Блю поспешно скользнула в кресло, стоявшее у дальнего торца стола. Комната казалась заметно меньше, чем несколько минут назад. В основном по вине Каллы.

— Присаживайтесь, — ласковым голосом предложила Персефона, и тут же Калла совсем неласково спросила:

— Что именно вы хотите узнать?

Мужчина опустился в кресло. Мора заняла место у стола напротив него, а Калла и Персефона (и шевелюра Персефоны) по сторонам от нее. Блю, как всегда, сидела немного поодаль.

— Я предпочел бы не говорить, — сказал мужчина. — Может быть, вы сами мне скажете.

— Может быть, — отозвалась Калла, угрожающе улыбаясь лилово-синими губами.

Мора подвинула свою колоду через стол к посетителю и приказала ему перетасовать карты. Он проделал это вполне уверенно и даже с некоторым самодовольством. Одновременно с ним Персефона и Калла тасовали свои карты.

— Вы уже прибегали к гаданию, — заметила Мора.

Он лишь хмыкнул в ответ, что, вероятно, должно было означать подтверждение. Блю ясно понимала его страхи: что любая информация, которую он выдаст, поможет этим женщинам сфальсифицировать гадание. При этом он вовсе не казался ей скептиком. Он был настроен скептически лишь по отношению к ним.

Мора забрала карты у мужчины. Она пользовалась одной колодой, сколько Блю помнила себя, и края карт заметно обтрепались. Это была стандартная колода Таро, и примечательного в ней было ровно столько, сколько в нее вкладывала хозяйка. Она выбрала десять карт и выложила перед собой. Калла сделала то же самое; ее колода была заметно новее — она заменила свои карты несколько лет назад после неприятного случая, в результате которого предыдущая колода ей разонравилась. В комнате стояла такая тишина, что было отчетливо слышно, как карты шуршат по видавшей виды щербатой столешнице.

Персефона держала карты в руках с длинными кистями и пальцами и смотрела на мужчину, выжидая подходящего мгновения. В конце концов она выложила на стол только две карты, одну из самого начала стопки, а другую из конца. Блю любила смотреть, как Персефона выкладывает карты: прозрачность тыльных сторон ее ладоней и шуршание карт всегда наводили ее на мысль о ловкости рук или балетных движениях. Даже карты сами по себе казались более неземными. Карты Персефоны были чуть больше, чем у Моры и Каллы, и отличались необычной работой. Картинки на всех картах были окружены облаком тонких линий и неясным фоном; Блю никогда не видела другой подобной колоды. Мора когда-то сказала Блю, что Персефоне не стоит задавать вопросов, если нет настоящей необходимости получить ответы, поэтому Блю никогда не пыталась выяснить, откуда взялась эта колода.

Выложив карты, Мора, Калла и Персефона принялись изучать расклад. Блю старалась разглядеть карты, которые загораживали склоненные головы гадальщиц. Она старалась не обращать внимания на резкий химический запах геля для душа, исходивший от сидевшего поблизости от нее мужчины. Такие вещи обычно продаются в черных бутылочках и носят громкие названия, наподобие «Шок», или «Возбуждение», или «Тупая травма».

Калле предстояло говорить первой. Она открыла карту для посетителя. Тройка мечей. На карте мечи были воткнуты в кровоточащее темное сердце почти точно такого же цвета, как ее губы.

— Вы потеряли близкого человека.

Мужчина уставился на свои ладони.

— Я потерял… — начал было он, но тут же спохватился и коротко закончил: — …много чего.

Мора поджала губы. Калла высоко вздернула одну бровь. Они коротко переглянулись. Блю достаточно хорошо знала обеих, чтобы понять значения этого обмена безмолвными репликами. Мора спрашивала: «Что ты думаешь?». Калла ответила: «На этом все». Персефона промолчала.

Мора прикоснулась к краю пятерки пентаклей.

— Проблема с деньгами, — заметила она. На карте хромой мужчина ковылял на костыле по снегу под витражным окном, а шедшая рядом с ним женщина зябко придерживала шаль под подбородком.

— Из-за женщины, — добавила Мора.

Взгляд посетителя не дрогнул.

— Мои родители обладали неплохим состоянием. Отец оказался замешан в финансовый скандал. Они развелись, а денег не осталось. Во всяком случае для меня.

В манере говорить посетителя было нечто неприятное. Слишком сухая фактографичность.

Мора вытерла ладони о брюки. Ткнула пальцем в следующую карту.

— Сейчас у вас неприятная работа. Вы хорошо владеете специальностью, но эта работа вам ужасно надоела.

Он не издал ни звука, лишь поджал губы, признавая справедливость замечания.

Персефона дотронулась до первой из выложенных ею карт. Рыцарь пентаклей. Воин в стальных доспехах с холодными глазами, держащий в руке монету, сидя на коне, осматривает поле. Блю подумала, что, если бы присмотрелась к монете, могла бы разглядеть узор на ней. Три искривленных линии, вытянутый треугольник с неправильными углами. Контур из церковного двора, бездумный набросок Моры, рисунок из тетради.

Но нет, действительно присмотревшись, она разглядела еле заметную пятиконечную звезду. Тот самый пентакль, который дал название карточной масти.

Персефона наконец заговорила. Своим слабеньким высоким голоском она сообщила мужчине: