Мэгги Стивотер - Воронята

Ганси снова посмотрел на них, и по его лицу Блю поняла, что это место ему нравится. В его открытом выражении она увидела нечто новое: не только радость от того, что удалось найти силовую линию, и не мелкое удовольствие от подшучивания над Блю. Она распознала странное счастье, которое рождается, когда любишь что-то, неизвестно за что, странное счастье, которое оказывается порой настолько большим, что ощущается как печаль. Что-то в этом роде она ощущала, когда смотрела на звезды.

Таким он был немного ближе к тому Ганси, которого Блю видела в церковном дворе, и сейчас оказалось, что она не в силах смотреть на него.

Поэтому она высвободила пальцы из ладони Адама и направилась к буку, возле которого стоял Ганси. Она осторожно переступила через вылезшие на поверхность узловатые корни и прикоснулась ладонью к его гладкой серой коре. Как и у того дерева, что росло во дворе ее дома, кора бука казалась холодной, как зима, а прикосновение к ней чудесным образом успокаивало.

— Адам. — Это был голос Ронана, и Блю услышала, как шаги Адама осторожно и неторопливо удалились вдоль края воды в ту сторону. Хруст упавших веток под его ногами постепенно делался все тише.

— Сомневаюсь, что эти рыбки настоящие, — негромко сказал Ганси.

Это прозвучало настолько несуразно, что Блю все же снова повернулась к нему. А он, помахивая рукой, смотрел на воду.

— Я думаю, что они здесь потому, что я решил, что они должны здесь быть, — сказал Ганси.

— Ну, конечно, Господь! — ехидно отозвалась Блю.

Он еще раз пошевелил рукой; она увидела, как в воде снова сверкнули контуры рыбок. А Ганси нерешительно продолжал:

— Что сказала во время гадания та женщина? Та, что с такими волосами… Она сказала, что все дело в восприятии… Нет, в намерении.

— Это Персефона. И намерение относится к картам, — сказала Блю. — Это относится к гаданию: когда позволяешь кому-нибудь проникнуть в твои мысли, чтобы увидеть, как складываются будущее и прошлое. Но не к рыбе. Как могут намерения воздействовать на рыбу? Жизнь нельзя переделать переговорами и сделками.

— Какого цвета были рыбы, когда мы пришли сюда? — спросил он.

Они были черными и серебряными, или, по крайней мере, казались такими в свете, падавшем сквозь поверхность воды. Ганси — Блю нисколько не сомневалась — искал признаки непостижимой магии, но она не собиралась позволить так легко сбить себя с толку. Голубое и коричневое при определенном освещении вполне может показаться черным или серебряным. Тем не менее она шагнула в размокшую грязь на самом берегу озерца, туда, где находился Ганси, и присела на корточки рядом с ним. Все рыбки, прикрытые тенью его руки, казались одинаково темными и неразличимыми.

— Я смотрел на них и пытался сообразить, как они все-таки сюда попали, а потом вспомнил, что существует один вид форели, который часто живет в маленьких речках, — сказал Ганси. — Он вроде бы называется гольцом. Американским гольцом. Тогда получается, что хоть какой-то смысл во всем этом есть. Возможно, люди заселили рыбу в это озеро или в озеро где-нибудь выше по течению. Вот что я подумал. У гольца верх серебристый, а брюшко красное.

— Допустим, — сказала она.

Вытянутая рука Ганси неподвижно висела над водой.

— Скажите, когда мы только что пришли сюда, в пруду были красные рыбы?

Блю промолчала, и он посмотрел на нее. Она покачала головой. Красных определенно не было.

Ганси резко отдернул руку.

Стайка мальков кинулась врассыпную искать новое убежище, но Блю успела разглядеть, что все они были серебристыми с красным.

И не красноватым, а ярко-красным, красным, как закат, красным, как мечта. Как будто они никогда не были окрашены в какие-нибудь другие цвета.

— Ничего не понимаю, — сказала Блю. Правда, в глубине ее души гнездилось ощущение, что она все понимает, но не может облечь свое понимание в мысли и подобрать для него слова. Она чувствовала себя так, будто является частью сновидения этого места или оно, это место, является частью ее сновидения.

— Я тоже.

Тут слева от них раздался чей-то голос, и они дружно повернули туда головы.

— Это Адам? — спросила Блю. И вроде бы неправильно было задавать такой вопрос, но сейчас она ни в чем не была уверена.

Они снова услышали голос Адама, на этот раз более отчетливо. Они с Ронаном стояли на противоположном берегу озера. За их спинами возвышался большой дуб, в стволе которого зияло дупло высотой в рост человека. А под ногами, в воде, лежало отражение Адама и дерева, которое выглядело более далеким и холодным, чем то, что существовало в реальности.

Адам с силой растирал руки, как будто замерз. Ронан стоял рядом с ним и рассматривал, полуобернувшись, что-то такое, чего Блю не видела отсюда.

— Идите сюда! — крикнул Адам. — И станьте на это место. А потом скажете мне, спятил я или нет. — Его акцент слышался очень отчетливо, а это значило, как начала понимать Блю, что он слишком взволнован для того, чтобы скрывать его.

Блю присмотрелась к дуплу. Как и все дыры в деревьях, оно имело грубо неправильную форму и выглядело сырым и черным; разнообразные грибки, внедрившиеся в кору и древесину, продолжали свой труд и непрерывно углубляли выемку. Неровные края отверстия были настолько тонкими, что вряд ли можно было предсказать дереву сколько-нибудь долгую жизнь.

— Что-то случилось? — спросил Ганси.

— Закрой глаза, — посоветовал Адам. Он стоял, скрестив руки на груди, и крепко сжимал пальцами бицепсы. Дышал он при этом так, что Блю сразу вспомнила, как просыпалась после ночного кошмара — сердце отчаянно бьется, воздуха не хватает, мышцы ног болят после бегства от погони, которой на самом деле не было. — В смысле: сначала встань сюда, а потом закрой глаза.

— А ты заходил туда? — спросил Ганси у Ронана. Тот покачал головой.

— Он его нашел, — сообщил Адам.

— Я туда не пойду, — плоским, как доска, голосом сказал Ронан. В его устах это звучало не признанием в трусости, а принципиальной позицией, как и отказ взять карту во время гадания.

— А мне плевать, — сказала Блю. — Я пойду.

Ей было очень трудно представить себе, что после того, как она войдет внутрь трухлявого дерева, что-то сможет напугать ее — каким бы странным ни был лес, в котором они находились. Шагнув в проем, она повернулась и оказалась лицом к оставшемуся снаружи миру. Воздух в дупле был сырым и затхлым. Здесь также было тепло, и, хотя Блю отлично понимала, что дело тут в процессах гниения, ей показалось, что дерево такое же теплокровное, как и она сама.

Перед нею стоял Адам, все так же обхватывая себя руками. Что, по его мнению, должно здесь произойти?

Она закрыла глаза. И почти сразу же ощутила запах дождя — не слабый аромат тихой мороси, а мощный, то нарастающий, то слабеющий запах бури, всеобъемлющий запах ветра, примчавшегося с необъятных водных просторов. А потом она поняла, что что-то прикасается к ее лицу.