Мэгги Стивотер - Воронята

Но она не произнесла последнего слова, потому что из-под ее ноги показалось нечто, подозрительно похожее на кости человеческой руки. Ганси первым наклонился и смахнул с нее листву. Как и следовало ожидать, рядом с одной рукой нашлась и вторая. На лучезапястном суставе сохранились ржавые часы. Все это — скелет в лесу — казалось подделкой.

Такого просто быть не могло.

— О, нет, — почти беззвучно сказала Блю. — Не трогай. Отпечатки пальцев!

Но на скелете никаких отпечатков сохраниться не могло. Кости были чисты, словно перед ребятами лежал музейный экспонат; мягкие ткани давно истлели, а от одежды остались только клочья. Осторожно разгребая листья, Ганси обнажил весь скелет. Он лежал, скрючившись, одна нога подогнута, руки разбросаны по обе стороны черепа — стоп-кадр давней трагедии. Время странным образом пощадило одни части, но уничтожило другие: часы сохранились, а кисти руки не было. Исчезла рубашка, но остался галстук, волнистой полоской лежавший на выступах и впадинах полуразрушенной грудной клетки. Сохранились кожаные туфли и даже носки, висевшие как мешочки на костях ног, закрывая голеностопы.

Скула черепа оказалась глубоко вдавлена внутрь. Блю подумала, что, наверное, это и явилось причиной смерти.

— Ганси, — неживым голосом сказал Блю, — это был мальчик. Это был мальчик из Эглайонби.

Она указала на грудную клетку. Между двумя ребрами застряла эмблема Эглайонби, клочок синтетической ткани, оказавшейся неподвластной стихиям.

Они смотрели друг на друга через останки. Вспышка молнии осветила их лица сбоку. Блю с точностью представила себе череп под кожей Ганси, его скулы, лежащие так близко к поверхности, высокие и угловатые, как у карты Смерти.

— Мы должны сообщить об этом, — сказала она.

— Подожди, — ответил он. Ему потребовались считаные секунды, чтобы отыскать под тазобедренным суставом бумажник. Он был сделан из хорошей кожи и, хотя отсырел и потемнел, оказался почти нетронутым плесенью. Ганси распахнул его, посмотрел на многоцветные края кредитных карточек, торчавших с одной стороны. Потом обнаружил среди них водительские права и вытащил карточку.

Блю услышала, как Ганси ахнул от потрясения.

С карточки на него смотрело лицо Ноа.

В девять вечера Ганси позвонил Адаму на завод автоприцепов.

— Я заеду за тобой, — сказал он и повесил трубку.

Он не стал говорить, что это важно, но, поскольку он впервые за все время попросил Адама уйти с работы, значит, это нужно было сделать.

На стоянке тарахтел на холостом ходу «Камаро», неровные взревывания его мотора эхом разносились в темноте. Адам сел в машину.

— Объясню, когда приедем, — сказал Ганси.

Он дернул ручку коробки передач и нажал на газ с такой силой, что задние шины громко взвизгнули на асфальте. Глядя на выражение его лица, Адам решил, что что-то случилось с Ронаном. Может быть, с Ронаном в конце концов случился Ронан. Но они ехали не в больницу. «Камаро» прямиком влетел на стоянку перед «Заводом Монмут». Они вдвоем взбежали по темной скрипучей лестнице на второй этаж. Ганси привычно толкнул дверь, она распахнулась и стукнулась о стену.

— Ноа! — крикнул он.

Комната, в которую они вошли, во мраке казалась бескрайней. Около застекленной стены, образуя фальшивый горизонт, возвышалась миниатюрная Генриетта. Напоминанием о давно прошедшем времени назойливо попискивал будильник Ганси.

Пальцы Адама безуспешно пытались нащупать выключатель.

— Ноа! — снова крикнул Ганси. — Нужно поговорить!

Дверь в комнату Ронана открылась, выбросив прямоугольник света. В дверном проеме вырисовался силуэт Ронана; одну руку он прижимал к груди, из пальцев выглядывала голова найденыша-вороненка. Свободной рукой он сбросил с головы бешено дорогие наушники; дужка повисла у него на шее.

— Что-то ты поздно, Парриш! Я думал, ты на работе.

Значит, Ронану известно не больше, чем Адаму. От этого Адам почувствовал какое-то холодное облегчение, но, впрочем, тут же подавил его.

— Я там был. — Адам наконец-то нашел выключатель. Комната превратилась в сумеречную планету; в углах зашевелились острозубые тени.

— Где Ноа? — резко спросил Ганси и, выдернув из розетки шнур, заставил будильник замолчать.

Ронан заметил возбужденное состояние Ганси. Его брови удивленно вскинулись.

— Нет его.

— Нет! — с силой воскликнул Ганси. — Ничего подобного. Ноа!

Он вышел на середину комнаты и стоял там, вглядываясь в углы, вскинул голову к проходившим под потолком балкам, он смотрел туда, где никому даже не пришло бы в голову искать соседа по комнате. Адам в растерянности застыл у двери. Он никак не мог сообразить, каким образом этот переполох может быть связан с Ноа, с Ноа, который мог часами оставаться незамеченным, в комнате которого царил неизменный порядок, который никогда не повышал голоса. Ганси прекратил свои поиски и повернулся к Адаму.

— Адам, — так же резко произнес он, — как фамилия Ноа?

До того, как Ганси задал свой вопрос, Адаму казалось, что он должен бы знать ее. Но ответ ускользнул, выпал из мыслей, не успев сорваться с языка, так что Адам замер с приоткрытым ртом. Ощущение было таким, словно он забыл, где находится его класс, забыл дорогу домой, забыл телефон «Завода Монмут».

— Не знаю… — признался он.

Ганси прицелился пальцем в грудь Адама, словно стрелял из пистолета или очень хотел что-то доказать.

— Так вот, его фамилия Черни. Черни. Вполне произносимо. Ноа Черни. — Запрокинув голову, он громко прокричал в пространство: — Ноа, я знаю, что ты здесь.

— Что за чушь? — бросил Ронан. — Ты часом не свихнулся?

— Открой его дверь, — потребовал Ганси. — И скажи, что там.

Демонстративно пожав плечами, Ронан шагнул из своей комнаты и повернул ручку двери Ноа. Дверь распахнулась, явив взглядам край аккуратно, как всегда, застеленной кровати.

— Как обычно — женский монастырь, — констатировал Ронан. — Не больше индивидуальности, чем в палате сумасшедшего дома. Что я должен искать? Наркотики? Женщин? Оружие?

— Лучше скажи, — прервал его Ганси, — на каких предметах ты бываешь вместе с Ноа.

Ронан фыркнул.

— Ни на каких.

— Я тоже, — отозвался Ганси. Он посмотрел на Адама; тот покачал головой. — И Адам тоже. Как такое возможно? — Впрочем, он не стал дожидаться ответа. — Когда он ест? Вы когда-нибудь видели, чтобы он ел?

— Как-то не обращал внимания, — ответил Ронан. Он осторожно, одним пальцем погладил Лесопилку по голове, и птенец поднял клюв. Это был странный эпизод странного вечера, и еще накануне Адам сразу подумал бы, что никак не мог бы ожидать от Ронана такого спонтанного проявления нежности.

Ганси же продолжал закидывать их вопросами.