Мэгги Стивотер - Воронята

— Он платит за жилье? Когда он здесь поселился? Вы когда-нибудь задумывались об этом?

Ронан покачал головой.

— Чувак, ты что, из резервации сбежал? В чем дело?

— Я полдня провел в полиции, — сказал Ганси. — Мы с Блю поехали в церковь…

Адам испытал резкий и неожиданный приступ ревности, похожий на глубокую рану, которая была не менее болезненной оттого, что он не знал точно, чем она нанесена.

Ганси же продолжал:

— Ну, что вы на меня так уставились? Там мы нашли труп. Уже полностью сгнивший, одни кости. Знаете, чей?

Ронан твердо смотрел в глаза Ганси.

У Адама возникло ощущение, будто ответ на этот вопрос ему когда-то пригрезился.

За их спинами вдруг шумно захлопнулась дверь квартиры. Они обернулись на звук, но никого не увидели, только на стене трепыхались уголки карты.

Прислушиваясь к гулявшему по просторному помещению эху, мальчики уставились на шевелящуюся бумагу.

Воздух был неподвижен. По коже Адама побежали мурашки.

— Мой, — сказал Ноа.

Все трое дружно повернулись обратно.

Ноа стоял в дверях своей комнаты.

Кожа его была белой, как бумага, а глаза, прятавшиеся в тенях впалых глазниц, было трудно рассмотреть, как с ним всегда бывало, когда он выходил из темноты. На его лице, как всегда, виднелось грязное пятно, только теперь оно больше походило на грязь, или кровь, или, может быть, вмятину в сломанной под кожей кости.

Ронан напрягся так, будто ему сделалось больно.

— Твоя комната была пуста. Я только что туда заглядывал.

— Я говорил тебе, — сказал Ноа. — Я всем говорил.

Адам закрыл глаза и некоторое время так и стоял.

Ганси же, наоборот, сумел овладеть собой. Во всяком случае внешне. От жизни Ганси требовались факты, такие вещи, которые он мог бы записать в свой ежедневник, вещи, которые он мог бы дважды сформулировать и подчеркнуть, и неважно, насколько невероятными эти вещи могли казаться. Адам понял, что Ганси сам не знал толком, что рассчитывал найти, когда привез его сюда. И откуда бы ему знать? Разве возможно поверить?..

— Он мертв, — сказал Ганси. Он стоял, крепко обхватив свой торс обеими руками. — Ты ведь на самом деле мертв, да?

— Я говорил тебе, — прозвучал жалобный голос Ноа.

Все уставились на него, а он стоял в каком-то футе от Ронана. И правда, он настолько нереален рядом с Ронаном, подумал Адам. Как можно было этого не заметить? Просто смешно, что мы этого не заметили. Смешно, что они ни разу не задумались о его фамилии, о том, откуда он здесь взялся, об уроках, которые он посещал или не посещал. Его холодные влажные ладони, его идеально аккуратная комната, его неподвижное грязноватое лицо. Все время, сколько они знакомы, он был мертв.

Реальность, как мост, проваливалась под ногами Адама.

— Что за черт, старина? — сказал в конце концов Ронан. И добавил с видимым неудовольствием: — Меня все это время мучила совесть, что я не даю тебе спать, а тебе, оказывается, спать вовсе и не нужно!

Адам чуть слышно спросил:

— Как ты умер?

Ноа повернул голову от него.

— Нет, — вмешался Ганси, вложив в это короткое слово немало энергии. — Этот вопрос не годится, так ведь? Вопрос должен быть другой: кто тебя убил?

На лице Ноа появилось выражение подавленности, как бывало всегда, когда он вдруг чувствовал себя не в своей тарелке. Подбородок отвис, глаза полузакрылись, в них проступила отчужденность. Адам вдруг всем своим существом почувствовал, что Ноа мертв, а он — нет.

— Если ты скажешь мне, — добавил Ганси, — я смогу найти способ, как навести полицию на след.

Подбородок Ноа отвис еще сильнее, лицо словно почернело, глазницы впали, его лицо сделалось еще сильнее похожим на череп. На кого они смотрели? На такого же, как они, юношу? Или на что-то, имевшее облик юноши?

Адаму хотелось сказать: Ганси, не дави на него.

Лесопилка в руках Ронана вдруг раскричалась. Звонкое неистовое карканье прорезало тишину. Словно в мире не было ничего, кроме отчаянных воплей вороненка. Трудно было поверить, что такое маленькое тельце может издавать столь громкие звуки.

Ноа вскинул голову; его глаза широко раскрылись и стали обычными. У него был испуганный вид.

Ронан накрыл голову Лесопилки ладонью, и птенец вскоре утих.

— Я не хочу говорить об этом, — сказал Ноа.

Он вздернул плечи чуть ли не до ушей и стал похож на того Ноа, к какому они привыкли. Тем самым Ноа, которого никто не спрашивал, как он стал одним из них.

Одним из живых.

— Ладно, — сказал Ганси. И повторил: — Ладно. А что бы ты хотел?

— Я хотел бы… — начал Ноа и, как обычно, не договорив, юркнул в комнату. Так ли вел себя Ноа, когда был жив, думал Адам, или так бывает, потому что он, уже мертвый, пытается поддержать обычный разговор?

Ронан и Адам снова взглянули на Ганси. Похоже, ни сделать, ни сказать больше было нечего. Даже Ронан выглядел подавленным и словно спрятал все колючки, которыми обычно щетинился навстречу миру. Он тоже, вероятно, решил не выяснять, насколько сверхъестественным может оказаться поведение Ноа, если его спровоцировать, пока они не выяснят, по каким же правилам дальше вести игру.

— Ноа! — позвал Ганси, отвернувшись от товарищей.

В дверном проеме комнаты Ноа никого не было. Остановившись у порога, Ронан с силой толкнул створку, распахнув дверь во всю ширь. Комната за нею была опрятной, словно в ней никто и не жил, а на кровати определенно никто не спал.

Мир, бурливший вокруг Адама, внезапно исполнился множеством возможностей, далеко не все из которых казались приятными. Ему казалось, будто он, как лунатик, ходит во сне. Он ничего не мог признать правдой до тех пор, пока не подержит в руках.

Ронан начал ругаться, он без передышки сыпал грязными, затейливыми, продолжительными словосочетаниями.

Ганси задумчиво водил пальцем по нижней губе.

— Так что же у нас происходит? — спросил он у Адама.

— У нас завелось привидение, — ответил Адам.

Узнав о том, что Ноа мертв, Блю расстроилась гораздо сильнее, чем могла бы ожидать. Из разговоров в полиции выяснилось, что он и не был живым, по крайней мере на тот момент, когда она с ним познакомилась, и все равно ее не оставляло какое-то странное сожаление. Прежде всего после того, как они нашли скелет, Ноа стал вести себя в «Монмуте» совсем не так, как прежде. Его обитатели перестали видеть Ноа целиком: Ганси мог слышать голос Ноа на стоянке, Блю — видеть его тень на тротуаре, по которому шла в «Монмут», Ронан мог почувствовать, как что-то царапает его.

Он всегда был призраком, но теперь стал вести себя соответственно.

— Возможно, — предположил Адам, — дело в том, что его тело убрали с силовой линии?

Ну а у Блю никак не выходил из головы череп с пробитой лицевой костью и то, как Ноа рыгал, когда увидел «мустанг». Именно рыгал — его не рвало. Он просто изображал этот процесс, а осуществить его в действительности не мог, потому что был мертв.