Яна Левская - Раминар.

Через четверть часа на пороге ратуши потрескивал костер, на камнях в его центре стоял котелок. Собранная Ташей вода уже закипала. Одор резал солонину и бросал в котел.

- Так зачем вам понадобилось проверять мои способности?

Девушка лежала на теплом плаще, подперев голову рукой, и смотрела в огонь.

- О чем ты?

- Я могла просто подать вам руку.

- Ах, это, - Одор завернул и убрал в сумку оставшееся мясо, помешал варево ложкой. - Здесь странное место. Я сначала подумал, что это обычная "мертвая земля.

- Область, где нет свободной силы?

- Где нет циркуляции и обмена ладой. Да. Я не смог добыть ни капли с того момента, как мы вошли в лес. Пришлось использовать внутренний резерв.

- Поэтому вы так быстро обессилили, - кивнула понимающе Таша.

- Не быстро, а слишком быстро. В этом-то и заключается неприятность. У меня такое ощущение, что ладу выкачивают из меня.

Гоблинка помолчала. В котелке что-то булькнуло, и брызнувшие капли зашипели на камнях. Одор смотрел над костром на Раштан, а в воздух медленно всплывали кусочки солонины, смешно кувыркаясь над водой. На несколько мгновений они сложились в рожицу: глаза и изогнутая линия улыбки - а потом плюхнулись обратно в кипяток.

- Ничего не чувствую, - девушка повела плечом и перевернулась на спину, уложив руки под голову.

- То-то и оно. А должна была бы.

- Это плохо?

- Не уверен. Звучит, наоборот, хорошо.

- Тогда давайте будем считать, что так и есть.

Одор хмыкнул и попробовал бульон.

- Давай пшенку.

Таша села, притягивая к себе сумку.

- Таш.

- Что?

- Ты сказала тогда... "когда тебя резко тянут, это очень больно". Откуда ты?..

- Я испытала тягу на своей шкуре.

- Как так?

Гоблинка вздохнула и, отставив сумку, подняла глаза на Одора.

- Моя сестра однажды не рассчитала силы и слишком грубо рванула меня... Было больше, чем просто больно. Казалось, меня в две секунды подняли за грудки с речного дна, а потом треснули с размаху о стену.

- Сестра? - мужчина подался вперед. - Она тоже владеет... таким даром?

- Нет. Больше не владеет, - голос Раштан стал резким. Она выудила из сумки мешочек с крупой и молча передала Одору.

- Не надо расспрашивать, - добавила она, отворачиваясь.

Одор не стал. Покусывая щеку изнутри, он насыпал в котелок пшенки из мешочка и принялся медленно помешивать воду. Гоблинка молчала. У дальней стены шуршали невидимые в темноте крысы.

- Что это у тебя там?

Раздался приглушенный хрюк, Таша ткнулась лицом в рукав, а потом посмотрела на Одора. Глаза блестели.

- Где?

- Из сумки торчит.

Девушка бросила взгляд на вещи в своих руках и неохотно достала короткую деревянную палочку с украшенным металлом набалдашником.

- Это трофей.

- Взглянуть можно?

Палочку протянули без лишних пререканий.

Бегло осмотрев ее, Одор с силой тряхнул рукой - и непонятная вещица превратилась в трость - выскользнули подогнанные особым образом сегменты.

- Где-то я ее видел.

- Извращенец бросил, когда улепетывал.

- Ага. Понятно. На что она тебе сдалась? Будешь расхаживать по болотам, вальяжно тыча тростью в кочки?

- Обязательно. Еще и попой вилять перед хеммами.

Таша потянулась за тростью, но Одор не торопился ее возвращать. Он рассматривал около минуты длинный кованый наконечник, проводя пальцами по месту стыка с деревом.

- Что вы делаете? - девушка подсела ближе.

Мужчина, не отвечая, взялся покрепче одной рукой за наконечник, другой за древко трости и повернул. Детали сдвинулись. Таша вопросительно замычала. Одор быстрыми движениями отвинтил наконечник и отвел его в сторону. Следом на свет появилось тонкое лезвие стилета.

- Хм. А штучка не такая уж бестолковая.

- Я лишь бы что с собой не таскаю, - рассеянно пробормотала гоблинка, так словно давным-давно разгадала секрет трости. - Можно мне?

Заполучив стилет, она повертела его в руке, перехватывая так и эдак, подкинула вверх, поймала за рукоятку, а затем с замахом вонзила лезвие в щель на стыке каменных плит. Оно вошло на половину своей длинны, примерно на две маэны.

- Ух ты! Вещь. Напоминает шило из игольницы Серой мамочки.

- Это стилет, Таша. Таким бьют в спину соперников в темных дворцовых коридорах.

- Отвратительно. У нас в клане за удар в спину, сажают на кол.

- А кое-где за такой удар платят деньги, - тихо заметил Одор и вернулся к помешиванию каши.

Девушка презрительно обнажила клыки и завинтила стилет обратно в трость.

- И все-таки зря я того гада не попинала, как следует.

- Ни к чему устраивать самосуд на каждом шагу.

- Ага, пусть подстерегает других девочек и волочет их в черные кареты.

- Речь сейчас идет не о других девочках и не об этом негодяе, а о тебе. И только.

- И что во мне такого?

Одор постучал ложкой о котелок, стряхивая кашу. Вздохнув, заговорил, разделяя каждое предложение паузами:

- Ты чувствуешь силу и превосходство... И с каждым разом позволяешь себе переступать все новые границы. Одну. Другую. Третью... Сначала украсть, чтобы не умереть от голода. Потом убить, чтобы выжить... Дальше - убить, чтобы наказать.

- Я убивала не просто так, а за дело.

- Уверена?

- Конечно!.. - Таша осеклась и притихла. - Ну, еще за еду, когда меня изгнали.

- И за деньги. И за свою жизнь. И за подвеску с рубином, которую таскаешь в ладанке под рубашкой.

Девушка вскинула руку к груди, но тут же опустила.

- Откуда вы про подвеску узнали? И я не за побрякушку убила ту ходячую жердь! Она была редкостной сволочью! Она, знаете, что делала? Ножиком для чинки перьев резала руки служанкам за не вытертую на косяках дверей пыль!

- А еще она просто встала у тебя на пути.

Раштан не мигая смотрела на Одора, ноздри ее раздувались, пальцы сжимали ткань штанов. Она выпятила нижнюю челюсть, и даже слышно было, как скрипнули пару раз зубы. Молчание затянулось. Ресницы разъяренной гоблинки дрогнули, губы скривились.

- А и слава горному королю, что встала! Одной тварью меньше!

Таша резко поднялась и сбежала вниз по ступеням. Дойдя до эшафота, она ловко, как ящерица, вскарабкалась наверх и уселась, опершись спиной о позорный столб. Дискуссия зашла в тупик.

Одор хмуро глядел в огонь. Таша в бешенстве закусила губу и размышляла над тем, а не свернуть ли шею этому занудному нравоучителю. Мелькнувшие в воображении сцены расправы привели ее в замешательство и растерянность. Ярость откатывалась назад, как волна прибоя. На ее месте росла тревога. Как часто она, поддавшись раздражению, применяла грубую силу? Насколько она была справедлива, насколько честна с собою в такие моменты? "...позволяешь себе переступать все новые границы".

"Он прав. Как всегда. Но я буду не я, если попрусь извиняться! - Таша нахохлилась, как мокрый воробей на ветру. - Я сделаю это завтра. Не раньше".