Джена Шоуолтер - Темная страсть

Любовь. Питает ли она это чувство по отношению к Аэрону?

— Нет. Да. Возможно. — Она и сама не знает. — Я все время о нем думаю. Хочу быть с ним, полностью отдаться ему. Физически, я имею в виду, — покраснев, добавила она на случай, если он не понял, что она имела в виду. «Не забывай об уверенности в себе». — Но он сказал, что не хочет заниматься со мной любовью.

— Умный засранец, наш Аэрон. — На губах Гидеона медленно расцвела улыбка, показавшаяся очень озорной и распутной. — Слушай, дам тебе небольшой бесполезный совет. Даже не думай о том, чтобы пробраться нынче ночью к нему в спальню — и шум поднимать не стоит, чтобы Аэрон не прибил тебя, приняв за врага. Ах да, и вот еще: не раздевайся.

— Отличная идея, спасибо, — с улыбкой ответила Оливия, забрасывая ноги на кровать. На ней по-прежнему были черные кожаные сапоги, которые засияли на свету. — Как я заметила, собственная нагота мужчинам нравится. Но Аэрону не пришлась по вкусу мысль о том, что кто-то увидит мою… грудь, — добавила она, понимая, что, даже став новой, улучшенной версией себя, не утратила привычки смущаться.

— Как ты ошибаешься. Да, Олив, знаешь что? Ты сидишь в такой позе, что мне не видно твоих трусиков, — сообщил Гидеон, явно забавляясь.

«Уверенная в себе, ты уверенная в себе женщина».

— Они тебе нравятся?

Он удивленно заморгал, так как ожидал, что она тут же поменяет позу.

— Я их ненавижу.

— Правда? — Оливия решила, что стесняться нечего, наоборот, ощутила прилив сил. — Хочешь, подарю их тебе на память? Я решила последовать твоему совету и заползти голой к Аэрону в постель, так что трусики мне больше не понадобятся.

Гидеон расхохотался:

— Не-а. Не хочу. Самая мысль о подобном сувенире мне ненавистна. И не только потому, что Аэрон придет в восторг, узнав, что у меня трусики его подружки.

Подружка Аэрона. С точки зрения Гидеона, это ложь, но Оливия все равно едва не растеклась лужицей по полу.

— Тогда они твои. Отдам, когда отправлюсь осуществлять план.

Последовал новый взрыв смеха.

— Ты мне совсем не нравишься, парень. Вот ни капельки.

Оливия просияла:

— Взаимно. Ну а теперь, когда я поведала все о себе, расскажи-ка мне о нем. Об Аэроне. В смысле, я знаю, кто он такой, но ничего не знаю о его прошлом. Я хочу понять его. Найти с ним общий язык. Помочь ему перестать беспокоиться из-за моей возможной смерти. — И смириться с его собственной.

— Ни за что. — То есть «конечно».

Гидеон подвинулся на кровати, потянув зацепившуюся за изголовье прядь своих синих волос, и поморщился. Попытался поправить волосы перевязанными руками, но не смог, и раздраженно зарычал. Оливия поспешила помочь ему.

Спустив ноги на пол, она нагнулась и осторожно высвободила его волосы.

— Так лучше?

— Нет, — ворчливо пробормотал он.

— Хорошо. Кстати, мне нравится синий цвет. Может, и свои волосы перекрашу в такой же.

Оливия затолкала эту мысль в дальний уголок сознания, собираясь обдумать ее позже. Вместе с идеей о проколотом пупке. Прямо сейчас ей хотелось узнать все об Аэроне. Кем он был, что повлияло на формирование его характера.

— Если забыть об Аэроне… с чего ты не хочешь, чтобы я начал?

— Мне известно, что вас вышвырнули с небес на землю Древней Греции. Я слышала рассказы о ваших злодеяниях, о том, как вы убивали невинных людей, пытали, нападали, грабили, уничтожали все на своем пути, и так далее, и тому подобное.

Гидеон пожал плечами:

— Неправду ты слышала. Мы полностью контролировали наших демонов и не поддавались жажде крови. А когда, наконец, утратили контроль, почти не испытывали чувства вины за содеянное.

Вина. Ужасный груз. Исходя из того, что Оливия знает о Владыках, они несут на своих плечах больше, чем кто-либо вообще способен осилить. Она решила, что они заслуживают покоя, раз и навсегда.

— Аэрон не был воином, — продолжил Гидеон. — И поступки, что он не совершал, пусть даже неосознанно, не мучили его. Хотя я всегда был уверен, что он слишком ненавидит то, что делает, и любит себя за это. Даже теперь Аэрон не утруждает себя работой, перекладывая все заботы по защите царя богов на остальных.

Оливия быстро перевела сказанное Гидеоном. Выходит, что Аэрон временами чересчур увлекается работой и ненавидит себя за это. При этом его любовь к друзьям-воинам так велика, что он выполняет и их работу тоже, разделяя с ними тяжесть их ноши. Должно быть, это доставляет ему мучения.

«Чувство вины», — снова подумала Оливия. Даже в прошлом он принимал на себя основной груз. Ему нравилось карать тех, кто причинял боль другим. При этом он, скорее всего, считал себя таким же злобным, как и его жертвы.

Оливия решила, что нужно убедить его в обратном. Прежде, чем он умрет. Прежде, чем она сама умрет. Он не зло. Он защитник. Неудивительно, что его так тревожит мысль о ее смерти. С его точки зрения, это означает, что он не сумел ее защитить. Милый, любимый мужчина.

— Пожалуйста, продолжай, — попросила Оливия.

Гидеон кивнул:

— Все эти смерти никоим образом на него не влияли, заставляя за каждым углом видеть злой рок. А потом, когда нашему заклятому врагу Бадену не отрубили голову, Аэрон осознал, что бессмертные могут жить вечно. Это не свело его с ума.

Итак, убийства, совершенные Аэроном по долгу службы, дали ему ясное представление о смертности, особенно после того, как горячо любимый друг был обезглавлен. Так Оливия подтвердила свою догадку: Аэрон понимает, что любой из его близких может умереть, а сам он абсолютно бессилен что-либо сделать и не способен защитить их.

Для мужчины, ценящего силу и могущество, такая беспомощность, наверное, стала настоящим наказанием. Видимо, поэтому он и отдалился ото всех, кроме Легион. Чем меньше тех, кто дорог его сердцу, тем меньше тревоги о спасении их жизней.

Как же Легион удалось обойти его защиту?

Более того, как ей удалось избежать потребности Ярости карать всех подряд? Вряд ли маленькая демонесса ведет безгрешную жизнь. Вспомнить хотя бы, что она сделала с невинной Оливией.

— Что касается Легион, — снова заговорил Гидеон, будто прочтя ее мысли. — Думаю, Аэрон никогда втайне не мечтал о собственной семье, и демонесса не дала ему этого ощущения.

Значит, Аэрон тайком мечтает создать семью, как и сама Оливия, а Легион каким-то образом обеспечила воину иллюзию такой семьи. «Я тоже могла бы стать его семьей», — подумала Оливия. Не то чтобы ей хотелось становиться мачехой Легион, но ради того, чтобы остаться с Аэроном, она готова смириться даже с таким отвратительным статусом.

— Не вижу рвения в твоих глазах, ангел, и очень этому рад. Тебе следует знать, что, даже живя на небесах, Аэрон предпочитал неистовых женщин. Сердцем я чувствую, что ты настолько неистова, насколько вообще возможно, — и не важно, что ты не убедила себя в обратном. Хоть Аэрон и думает, что это то, чего он хочет, уверяю тебя, это не то, что ему действительно нужно.