Джена Шоуолтер - Темная страсть

Она схватилась за прутья решетки, выжидая. Лицо ее было совершенно непроницаемым.

— Ты пришел. — Ее голос выражал не удивление, а лишь покорность.

— Нет. — Словно в трансе, он преодолел разделяющее их расстояние. Ноздри его наполнил аромат ночных цветов. Гидеон глубоко вздохнул. Ложь тоже.

Скарлет тщательно осмотрела его с головы до ног, отмечая каждый изъян.

— Наверное, не стоило.

И снова его поразило, насколько знакомой она казалась: и голос, и лицо… но по-прежнему никак не мог понять, где же они могли встретиться.

— Не говори мне почему.

Скарлет прищурила темные глаза.

— Скажи, что я красива.

Тщеславна, значит? Ну, так ей не получить от него желаемого.

— Ты уродлива.

В глубине души Гидеон ожидал, что она в ужасе ахнет. Ничего подобного. Тем же покорным голосом она попросила:

— Скажи, что я умна.

— Ты глупа.

Ее губы медленно растянулись в улыбке.

— Так-так-так. Ложь, это и правда ты. Наконец-то мы снова вместе.

Холодная капля воды упала на губы Аэрона. Мгновение она, дрожа и переливаясь на свету, оставалась на месте, а потом скользнула в приоткрытый рот воина и отправилась в желудок, где кровь вобрала в себя ее силу и разнесла по всем органам. В ту же секунду сердце Аэрона забилось равномерно, легкие наполнились бо́льшим количеством кислорода, чем когда-либо в жизни, а температура тела пришла в норму — не слишком высокая и не слишком низкая.

Внезапно он смог услышать, как за окном щебечут птицы и как ветер танцует в ветвях окружающих крепость деревьев. Сумел даже различить голоса друзей в комнатах над и под ним: все обсуждали, что делать со Скарлет и с охотниками, и горевали из-за его болезни.

А его нос… Аэрон сделал глубокий вдох и уловил запах коры деревьев, покрытых росой листьев, пота, лимонного мыла, которым пользовался Сабин, лосьона Париса и свой любимый аромат… штормового неба. Так пахнет Оливия.

Оливия здесь, рядом с ним.

Может, поэтому Ярость и мурлычет, как довольный котенок.

Аэрон открыл глаза… и тут же пожалел об этом. Как много света. Он льется отовсюду — от лампочек на потолке, из ванной. Растрескавшиеся каменные стены его комнаты, которые он некогда считал бледно-серебристыми, сияют так, будто сумели захватить в плен радугу.

— Ты жив! — с явным облегчением воскликнула Оливия.

Ища Оливию взглядом, Аэрон подумал о том, что ее голос стал каким-то другим. Он по-прежнему оставался прекрасным, особенно теперь, когда воин различал тончайшие нюансы: чуть хрипловатый, низкий тембр, скрытую чувственность, но все же звучал иначе. Оливия примостилась на краешке его кровати, не сводя с него небесно-синих глаз. Ее темные волосы в беспорядке разметались по плечам, обрамляя изящные черты лица. Платье, которое он собственнолично заставил ее снова надеть… кажется, вечность назад, по-прежнему обнимало ее стан, белоснежное и без единой складочки.

Ее кожа… У Аэрона перехватило дыхание. Изумительная — вот единственное слово, которым можно описать ее кожу. Изумительная. Нет, не единственное. Еще безупречная. Аэрон мог любоваться ею часами и даже сутками. Вечно. Настоящие белые сливки.

Ему захотелось коснуться Оливии. Ощутить мягкость и тепло ее кожи. Удостовериться, что она цела и невредима и выпуталась из переделки без малейшего вреда.

Выпуталась. Это слово обрекло его на муки. Он помнил, что они находились в склепе, его подстрелили, но он все же вынес Ночные Кошмары на кладбище, упал на колени, ждал друзей… На этом воспоминания обрывались. Он сжал кулаками простыни. Сперва нужно получить ответы на вопросы и лишь потом можно позволить себе одно-единственное прикосновение.

Только одно?

«Сосредоточься».

— Что произошло?

Странно. Не только у Оливии голос изменился. Его собственный никогда не звучал так мягко и уверенно.

Она слабо улыбнулась:

— Мы боялись, что это конец. Тебя ранили пулей с ядом бессмертных, который медленно убивал тебя.

Да, теперь понятно. От обычной пули ему не было бы так паршиво, а эта едва не свела его в могилу.

— Как я здесь оказался?

— За нами приехали Парис и Уильям.

— Проблем не возникло?

— С охотниками? — Она покачала головой, отчего ее волосы облаком взметнулись над плечами. — Нет. На обратном пути мы даже заехали за Джилли, но охотников больше не встретили.

Ну, это лишь вопрос времени. Враг находится достаточно близко, да еще и преуспел во внедрении демона в тело нового хозяина. Иными словами, вероятность нападения в самом ближайшем времени достаточно высока.

— Как Парис?

— В порядке, полон сил и сам о себе заботится.

Или заставляет всех думать, что так и есть. Парис преуспел в искусстве скрывать свои действия — или без действие — за шутками и улыбками. Скорее всего, опять пьет амброзию и пренебрегает потребностями своего тела.

— Не буду я этого говорить! — вдруг выкрикнула Оливия.

Аэрон нахмурился.

— Не будешь говорить чего?

— Прости. — Ее плечи поникли. — Голос снова вернулся и нашептывает мне, что нужно сделать с твоим телом. Я назвала его Искушением и совершенно уверена, что он демон.

Демон? Аэрон таких не знал, а это означает, кто-то еще из упомянутых в свитках одержимых скрывается сейчас в городе. Но зачем ему мучить Оливию? Да еще и сексуальными мыслями?

Как бы то ни было, Аэрон такого не потерпит.

«Накажи», — потребовал Ярость.

Хорошо, что демон тоже оправился. И да, Аэрону хотелось покарать тех, кто причинил им вред. Ему надо лишь…

— О нет! — Оливия покачала прекрасной головой. — По глазам вижу, о чем ты думаешь. С демоном разберемся позднее. Он просто раздражает меня, и все. Твое самочувствие беспокоит меня гораздо сильнее.

Милая, дорогая Оливия. Его защитница, хотя он никогда бы не подумал, что будет нуждаться в защите. Никогда не ожидал, что захочет, чтобы его оберегали. Зато теперь хочет, и весьма отчаянно. Нуждается в этом. И все же ему придется убедить Оливию вернуться на небеса. Через… сколько?

Посмотрев в окно, Аэрон увидел серп убывающей луны за неплотно задернутыми шторами.

— Сколько я проспал?

— Большую часть дня и ночи. Обрати внимание на то, что ты все еще раздет. — На ее щеках появился румянец. — Хотя сейчас это не имеет значения.

Большую часть дня и ночи. Значит, скоро, слишком скоро, наступит утро. А это, в свою очередь, означает, что у него осталось всего восемь дней, чтобы убедить Оливию вернуться домой. Восемь дней, чтобы спастись самому и выручить Легион.

Восемь дней сопротивления притягательности Оливии.

Ему столько не продержаться. Он отдавал себе отчет, что одного касания будет совершенно недостаточно. Ему захочется большего. Он возьмет еще.